Это было похоже на волшебную сказку. Лора ласкала его великолепное тело, и слезы заполнили ее глаза, когда она подумала о тех страданиях, которые причинила ему. О том, как страдал этот красивый и сильный человек из-за своей гордости и упрямства, о том, как у нее не было сил помочь ему и самой себе тоже.

Но все это было в прошлом. Настоящее же было заполнено любовью и опьяняющей чувственностью. Они снова вместе, и ничто не имело значения теперь, кроме того, что происходило здесь и сейчас между ними. Они были как два огня, слившихся в одно пламя, и любовь уносила ее прочь из этого мира в какой-то иной, высший, который принадлежал только им одним. Любовь и эротика, чувственность тела и увлечение души — все смешалось, и Лора понимала сейчас только одно: Джералд любит ее, Джерри хочет ее, Джерри — это ее жизнь.

Но наступил момент, когда ни один из них уже не мог больше сдерживаться. Джерри простерся над ней, подобно великолепному зверю — мужественному, темному и сильному в своей неутолимой жажде слияния. Лора издала слабый вскрик и вся изогнулась, когда он властным и сильным движением вошел в ее лоно и слил себя с ее существом. Весь его внутренний жар вливался в нее, властвуя над ее сердцем, над ее хрупким телом. Одной рукой он поддерживал ее бедра, двигаясь внутри нее длинными скользящими движениями, которые вызывали такое сладостное чувство, волнами пронизывавшее ее, что она задыхалась.

— Ты снова моя, — прошептал он разъяренно.

На один краткий болезненный миг эти слова кольнули ее — не говорил ли он о каком-то реванше? — но вслед за тем все это улетучилось, и сомнения исчезли до конца. Был только Джерри, страстно любящий ее и любивший ее всегда!..

Лора вскрикнула и впилась пальцами в плечи Джерри, когда у них одновременно наступила разрядка. Огонь пронизал их тела, освобождающиеся от невыносимого напряжения. Одна за другой волны страсти сотрясали их. Они извивались, цеплялись друг за друга, как если бы неслись, увлекаемые бешеным потоком. Потом эти Любовные конвульсии затихли постепенно, и только сладкая ровная нежность связала их воедино. Они одно, Лора и Джерри — и так будет всегда.

Обессилевшие, они лежали в объятиях друг друга, стараясь выровнять свое дыхание и успокоиться хотя бы для того, чтобы быть в состоянии говорить. Но никакие слова уже были не нужны — все было сказано недавними объятиями и поцелуями: они не могли жить друг без друга.

— Я должен идти, — сквозь сон услышала Лора, и слова эти резанули ее по самому сердцу.

Как пружина, она выпрямилась на постели и отбросила свои перепутавшиеся волосы с лица. Еще ослепшая ото сна, чувствуя скованность во всем теле, она сосредоточила свой туманный взгляд на Джералде, и… О Боже, умытый, причесанный и одетый, он уже собирался уходить. Сердце у нее заколотилось.

— Джерри, — хрипло произнесла она, и горло перехватила боль тревоги.

Он посмотрел на нее сверху вниз спокойным непроницаемым взглядом.

— Барселона. Ты помнишь? Я должен лететь в Испанию.

Отчетливая нотка отчуждения слышалась в его низком голосе. Никакого тепла он уже не излучал. Лора ожидала, что проснется в его объятиях, что он вновь будет ласкать и целовать ее. Она надеялась, что он захочет поговорить — и разговор этот будет о любви, об их любви, которая выжила в атмосфере четырех лет враждебности. Но ничего этого не было, было лишь холодное отчуждение в его тоне и недоверие в его темных обвиняющих глазах.

— Ты сердишься? — пробормотала Лора, выпростав ноги из-под одеяла, чтобы встать. Но это оказалось не так-то просто — она была как бы парализована страхом и смятением, и ноги не слушались ее.

— Если и сердит, то лишь на себя самого, — бросил он холодно.

— Джерри!.. — Она почти выкрикнула его имя. Остатки сна мигом улетучились, и она выскочила из постели, не в состоянии понять и принять все это. Что же случилось? Что случилось после этой их ночи… Зубы стучали у нее точно от озноба, и она потянулась к одежде, лежащей в ногах кровати.

Джерри не любил ее. Он наказал ее, использовал, чтобы взять реванш. Он не мог простить и забыть. Образ Мэри-Лу возник перед ней, переполнив ее чувством вины. О Боже, что же случилось с ней?!.

— Джерри, мы… мы должны поговорить, — беспомощно пробормотала она.

Он взглянул на часы, и сердце ее забилось так сильно и болезненно, что она зашаталась. Он не хотел даже просто взглянуть ей в глаза. Гнев заклокотал у нее в груди, а ощущение горечи заполнило рот. Ей хотелось броситься на пол и рыдать, но рыдания будто застряли в ее сведенном горле. Беспомощная и униженная, стояла она около постели, внутренне дрожа и чувствуя, что сама позволила довести себя до такого состояния.

Он мельком посмотрел на нее, и его враждебный взгляд вызвал у нее почти иррациональную надежду: если бы он занимался с ней любовью исключительно ради мести, он выглядел бы сейчас торжествующим, а не враждебным, о нет… Но он не был торжествующим, вовсе не был. Только холодным и, может быть, злым. На кого он злился? На нее или на себя — за то, что позволил своим чувствам зайти слишком далеко? Если так, то был еще шанс, но она не в состоянии была ничего сказать — слова просто не шли с ее побелевших губ.

— Я позвоню из Барселоны, — сказал он, и это были его последние слова.

Он повернулся, сгорбив свои окаменевшие от напряжения плечи, и вышел из комнаты. Дверь захлопнулась за ним, и Лора вздрогнула от боли. Ей казалось, что стены давят на нее, заставляя хватать пересохшим ртом воздух. Джерри ушел… Он ушел, не произнеся ни слова любви. Он ушел из ее жизни вновь.

В голове ее стучало, а кожа покрылась мурашками. Она заставила себя выйти из спальни, точно ища разгадку случившегося в холле. Что произошло с Джерри? Почему из пылкого любовника, каким был ночью, он к утру превратился в дьявольски холодного и враждебного человека?

И вдруг она увидела нечто, на что не обратила внимания вчера вечером, нечто, что ей следовало бы раньше заметить. На спинке стула в углу висела матерчатая сумка, сумка для химчистки, с четко выведенной на ней фамилией «Неррит». Теперь она поняла, что случилось. Джерри видел эту сумку. И заключил, что Эдвин живет здесь, что он расположился у нее как дома. Но увидел ли он сумку еще накануне вечером или же заметил лишь сегодня утром? Быть может, он пришел к такому заключению уже вчера и занимался с ней любовью, только чтобы отомстить? Сердце ее сжалось при этой мысли.

Лора до боли закусила губу. А может, Джерри увидел сумку утром и почувствовал себя уязвленным и обманутым в очередной раз? Да, это было еще хуже, еще тяжелее для Джерри, ведь он имел теперь право думать, что она не стала лучше, чем была четыре года назад.

Она всхлипнула и прокляла в душе Хиллари, не убравшую вещи в шкаф. Потом Эдвина, ставшего несчастьем всей ее жизни. И, наконец, обругала себя за то, что сразу же не рассказала все Джерри. Как могла она совершить ту же ошибку второй раз?

В припадке негодования и смятения Лора побежала в комнату Эдвина и распахнула дверь. Было очевидно, что эту комнату занимал мужчина, и Джерри увидел бы это, даже чуть приоткрыв дверь. А раз так, то он вполне мог подумать, что Эдвин, деля с ней жилье, делил и постель. И все это после их ночи, когда, казалось бы, стало яснее ясного, что именно он, Джералд Костес, был единственной любовью в ее жизни и прежде и теперь.

Ее страдание достигло предела. Все было гораздо ужаснее, чем показалось на первый взгляд: это была катастрофа. Джерри не будет ничего больше слушать, если она попытается объяснять. Четыре года назад ему понадобилось только несколько секунд, чтобы выбросить ее из жизни. На этот раз лишь чуточку больше.

Жалостно всхлипывая, Лора постаралась представить себе, какие способы мщения он изберет. Ведь он не мог оставить все это просто так, она оскорбила его даже больше, чем в первый раз.

И все же она постаралась укрепить себя, прежде чем боль окончательно сломала ее. И когда первоначальное потрясение прошло, Лора решила: так уж ей, видно, на роду написано. Джерри, конечно, не станет слушать объяснений — на это нет никакой надежды. Значит, так тому и быть. Прошлая ночь была лишь зигзагом в ее жизни, а зигзаги, даже самые сладкие, нужно оставлять позади. Ведь жизнь, в конце концов, продолжается.