И был ещё один вариант…

— Абрахам, ты когда-нибудь думал о том, чтобы завести ребёнка? Наверное, сказала я это слегка не вовремя. Под руку, так сказать. Потому как Абрахам подозрительно резко закашлялся и стукнул бокалом о столешницу. Снова как-то не так: следом раздался звон битого стекла и шипение Абрахама.

— Умеешь ты, Кэт, огорошить собеседника…

Та да. Есть такое немножко.

— Ты не увиливай.

— Боюсь, что увиливаешь сейчас ты. Но хорошо, раз разговор зашёл такой, буду откровенен, — я открыла один глаз. Не знаю, как насчёт откровенности, но серьёзен он был — мне прям не по себе стало. — Никогда не думал о том, чтобы завести ребёнка. Вообще! Понимаю, что мой род слишком знатен, чтобы позволить ему прерваться. Но…

— Абрахам замялся и, поморщившись, добавил: — Я не имею совершенно никакого опыта общения с детьми, особенно маленькими. Потому я их побаиваюсь.

Ого! Да ладно?! Магистр, который голыми руками лича задавить готов, боится детей.

А вообще, то, что он мне об этом сказал — действительно важно. Для меня так точно. Это ж такая тайна, которая репутации страшного и ужасного вообще не соответствует. Это как донага раздеться и сплясать джигу перед кем-то. На такое теперь не соврёшь в ответ.

Вот… тьма.

Ладненько…

— Я был единственным ребёнком, Кэт. Родители погибли, когда мне было немногим больше трёх лет. А деда ты видела, правда? В четыре года я играл с поднятой крыской, а нянчился со мной трёхсотлетний вампир. Гордость нашего семейства, передаваемая ещё от первого некроманта в нашей семье. То есть от моего прадеда. Видимо, ему тоже не очень хотелось нянчиться с детьми. Но, как ты понимаешь, опыт общения с мертвяками, упырями, нечистью… ну и тому подобным… у меня гораздо богаче, чем с детьми.

Не врёт. Нюхом чую, что действительно правду говорит.

— Слышь, Абрахам, а с мамой-папой твоими что случилось?

Вообще, этот вопрос волновал меня давненько.

Ещё с тех пор, как узнала, что их у магистра нет. Но в лоб спросить не решилась тогда. Приличные девушки дядькам в душу не лезут. После не подвернулось случая. А вот Стейл мне не так давно напомнил об этом упущении. И опять же спросить просто так… вот я бы послала, если бы кто-то пришёл и сказал: «Кэ-э-эт, а ну-ка поделись со мной, как тебя угораздило…»

Ну ладно. Это я, может, подзагнула. У меня нервное… тут не разнервничаешься.

— Авелир Волен был артефактором с весьма скромными способностями к магии стихий. Не самый завидный потенциал, правда? И, в принципе, от острого железа и боевой маг за Грань отправится, что говорить о… ты понимаешь.

Ну это да. Как говорил заказчик — от арбалетного болта в лоб не пострадает только нежить. Да и то, смотря какой болт и какая нежить. Или он как-то не так говорил? Впрочем, какая к чертям собачьим разница.

Другое дело, что теперь понятна особая тяга Абрахама к артефакторике… Кстати, мои ни отец, ни мать, ну той меня, о которой я ни черта не помню, кроме того единственного воспоминания из подворотни, были вполне себе нормальными магами. Мать — стихийница, а отец — ведьмак. Приличные и уважаемые люди, так сказать. И в кого мы с Рикаром пошли? Ладно. Это был риторический вопрос.

— Он погиб по глупости, — между тем продолжал Абрахам. — Хотел купить у контрабандистов глаз тритона. Это такой голубой камень с чёрной серединой. В него защитные заклинания как родные ложатся. Ну а получил нож в сердце.

Это как раз тоже понятно. Бывает и такое. Когда предлагают то, чего на самом деле и в глаза не видели. Потом по башке треснут и карманы почистят. Иногда могут тихо-мирно удрать с деньгами. А иногда — вот так, как с отцом Абрахама вышло. Нехорошо. Оно, может, из-за того, что тот был маг. А живого мага в недругах никто иметь не желает. Хотя это они просто не знают, что порой мёртвого мага ещё страшней во враги заиметь.

— А мать что? — решила я, что о том ещё подумать успею.

— Элиана… — протянул Абрахам и замолчал. Словно собирался вытащить из самого тайного тайника самое ценное сокровище. — Говорят, она была удивительной красоты женщина. С редким даром целителя. Она лечила любые недуги. Даже те, за которые не брался ни один целитель.

От этих слов мне стало как-то не по себе. Неожиданная догадка высунулась из вороха той информации, которой я насобирала за последнее время. И тут же была затолкана обратно и присыпана сверху-для надёжности.

Оно ж в нашей жизни всякое бывает. Всяческих совпадений столько за жизнь насобирается, что иногда и не веришь, что такое бывает. Просто мы не замечаем их. Ну или не всегда замечаем.

Но не так же явно. Или так?

Ладно. Запомнили…

— А что с матерью случилось-то? — решила я бессовестно уточнить.

— Никто не знает, — пожал плечами Абрахам, отложив на столик кусок всё ещё зажатой в руке ножки от бокала. И как не порезался? — После смерти отца она была сама не своя. И в один момент просто ушла. Никто не видел, не знал и не слышал, куда она подевалась. Какое-то время Элиану искали, но спустя два года признали мёртвой. А деда моим официальным опекуном.

М-да. Печальненько. Но что-то мне это напоминает…

Ладно. Потом как-нибудь обмозгую полученную информацию. Ещё бы книжку полистать разок — ту самую, с легендами. Так, чтобы на глаза не попадаться никому…

— Ладно, дорогой мой. Идём спать. Выглядишь ты не очень. Приблизительно так, как и я сейчас, наверное.

Магистр кивнул, а после вцепился в меня испытующим взглядом и покачал головой.

— Ну, ты и… Это ты специально, чтобы ничего не рассказывать о том, где тебя носило?

Ага. Кажется, Его Змейшеству не доложили о покушении на единственную и неотразимую меня. Вот и прекрасненько. Слава Единому, ума хватило язык держать за зубами.

— Да. На всё согласна. Только завтра. Хорошо? Идём спать. У тебя в ванной, кстати, найдётся лишнее полотенце, чтобы я до своей комнаты не плелась?

— Кэт!

— Всё завтра. Хочешь сидеть? Сиди. Только учти, если я усну первой поперёк кровати, меня уже не сдвинет даже второе падение Эсселинского метеорита. И ты будешь спать на полу. Или в моей кровати. А она, между прочим, не такая удобная, как твоя.

— Кэт!

— Уже сплю… прям на ходу, — сообщила я. Поднимаясь по лестнице и сворачивая в сторону комнаты магистра Волена.

Кстати, помыться и задремать я таки успела, пока хозяин бессовестно занятой мной кровати тоже решил, что сон — неотъемлемая часть человеческой жизни. И всё же не настолько крепко я уснула, чтобы не услышать, как под тяжестью его тела скрипнула кровать, как тёплое дыхание с запахом красного вина коснулось затылка, как меня обняли…

И всё. В этот момент я окончательно вырубилась. Спокойная и уверенная в том, что всё будет хорошо.

***

А вот проснулась я злая, как ограбленный дракон.

В первую очередь потому, что было уже далеко за полдень, и день скатывался неотвратимо и стремительно к вечеру. Меня не разбудили не то что к завтраку, а даже к обеду. Потому была я голодна настолько, что готова была сожрать герра вместе с клыками и его вечной невозмутимостью. И зла настолько, что сделала бы это только из вредности. Они рисковали меня потерять, между прочим. Я была в шаге от того, чтобы помереть во сне с голоду.

К тому же мне снова снились пауки с цветочками синего гибискуса. Потому сон мой был, мягко говоря, неспокойный, и чувствовала я себя так, как если бы они меня за ноги таскали. Вообще, с этой жизнью нескучной психические болезни вполне закономерны. Не только странные сны заработать можно, а и галлюцинации. А оно мне надо? Я же юная, красивая, и рановато мне в лечебницу при Храме.

Ну и последним гвоздём в гроб с моим хорошим настроением стало то, что Абрахама уже — или ещё — не было дома. Хотя не знаю на самом деле, что бы я ему сочиняла о причинах моего странного поведения. Потому — радоваться бы. А я расстроилась.

В столовую я сбежала грозная, как боевой таракан на подпольных боях в Семи Висельниках. Кстати, у меня нюх на победителей. Помню, когда-то в страшно неудачный день, когда заработать удалось всего шесть медяков, именно тараканьи бои помогли мне превратить их в шесть серебренников и не получить плетью от Трёхглазого.