— Они живут на внутренней поверхности Земли, и столица их — древний Гоцлар.
И тут я на мгновение вспомнил свое путешествие по Каракумам. Сколько достойных людей погибло тогда в безумной гонке за несуществующими сокровищами. Я вспомнил орды дикарей-каннибалов идущих под пулеметы императорских солдат, вспомнил Старца, закованного в цепи, и безумного священника, которого я пристрелил в подземном лабиринте.
— Значит Гоцлар расположен…
— На внутренней стороне Земли и там живут Ми-го, питающиеся человеческим мясом… Но ты говоришь…
— Ми-го хотят вернуть себе воздушные корабли и обрушиться на Землю.
— И…
— Европа в руинах, Азия в огне восстаний, самое большое государство — Россия на грани гражданской войны. Там произошла революция и власть захватили проходимцы и уголовники. Кто сможет противостоять вторжению? — и я с надеждой посмотрел на ящера, надеясь, что Ниохта вот-вот опровергнет мои слова, назвав меня «неразумным человеком» или кем-то в этом роде. Но ничего подобного не случилось. Ниогхта молчал, пауза затягивалась.
Похоже, Древний находился в задумчивости, пытался сообразить, что предпринять. Хотя быть может он думал совсем о другом. Пути богов скрыты от смертных.
— Я знаю положение дел, — медленно протянул Ниогхта, вновь облизнувшись. — Я все поправлю…
— А я?
Древний вновь замолчал, уставившись на меня. Какое-то время он внимательно меня изучал, потом продолжил:
— А ты?.. Ты уже нарушил один из величайших запретов, вкусил из источника вечной жизни.
— И теперь. Теперь ты… — тут ящер замялся. — Теперь ты будешь жить много дольше обычных людей.
— Но ведь потом я упал в бассейн мертвой воды.
— И перестал быть неуязвимым.
— То есть если бы я…
— Если бы ты этого не сделал, то стал нечувствителен к мелким ранам. Фактически, чтобы убить тебя, пришлось бы расчленить твое тело на несколько кусков… Поэтому с тяжелым сердцем покидаю я тебя, но сначала мы покинем пирамиду и запечатаем вход, чтобы ни у тебя, ни у кого другого не возникло желание побывать тут.
Я, пошатываясь, встал. Судя по всему, я был слишком слаб для того, чтобы самостоятельно проделать обратный путь, выбравшись из зиккурата. Но Ниогхт не собирался делать мне никаких поблажек, он подталкивая меня мордой погнал назад к лестнице. Я с трудом двигался, а представив, что мне придется подниматься наверх по жуткой лестнице, перебираясь со ступени на ступень я содрогнулся, и тем не менее он это сделал. Для меня же этот подъем превратился в настоящий кошмар, и лишь потом много позже, анализируя то, что тогда произошло, я задался вопросом: зачем вообще Ниогхта притащил меня к Источнику? Ведь не было никаких данных о том, что враги направляются именно сюда, тем более, что в Белом городе, полным полно «достопримечательностей», как я вскоре сам убедился на собственном опыте.
Сколько мы поднимались: час, два… сутки? Время потеряло для меня всякий смысл. Я лишь безвольно переставлял руки и ноги, перебираясь со ступени на ступень. Весь путь назад превратился для меня в долгую пытку. Несколько раз я останавливался и меня буквально выворачивало наизнанку. Видимо организм определенным образом перестраивался, пытался принять новые, пока еще чуждые ему свойства. Но как и все на свете это путешествие подошло к концу.
Я на четвереньках выполз на верхнюю площадку зиккурата. Стояла ночь. В небе горели миллиарды звезд, зрелище поистине удивительное. В дальнейшем я не раз любовался ночным небом Белого города. И если и днем небо было черным и полным звезд, то что говорить про ночь!
Какое-то время я лежал, прижавшись щекою к холодному камню, пытаясь восстановить силы. Мне было плохо, тело ломило так, словно меня долго били, голова кружилась, во рту стоял вкус рвотных масс, а вода, та самая сладкая свежая вода осталась далеко внизу.
Где-то за спиной послышался грохот. Я не видел, что сделал Ниогхта, но когда я нашел в себе силы повернуться и посмотреть, то никакого отверстия, ведущего к источнику, никакой лестницы по стенкам которой я карабкался вниз, а потом наверх на вершине зиккурата не было. А сама площадка была сложена из совершенно одинаковых, прямоугольных плит, сверкающих в звездном свете.
Я страшно хотел пить. У меня так пересохло в глотке, что я даже не мог позвать на помощь. С трудом ползком я добрался до лестницы ведущей с вершины зиккурата и неожиданно наткнулся на две большие бутыли из какого-то округлого экзотического фрукта выдолбленного изнутри и засушенного. Обе бутыли казались полными, но горлышки их были крепко заткнуты деревянными пробками. Я попытался вытащить одну из них, но у меня ничего не получилось. Руки дрожали и соскальзывали. Какое-то время я возился с пробкой, а потом вспомнил про нож — небольшой складной немецкий нож в кармане. Но даже с помощью ножа мне потребовалось более получаса, чтобы открыть одну из бутылей. Вода внутри оказалась теплой, чуть отдававшей какой-то специфической пряностью, а может всему виной был подмешанный вкус фрукта из которого была сделана бутыль. Но в первые моменты, я не замечал всего этого, я пил захлебываясь, наслаждаясь каждым глотком, чувствуя как жизнь начинает постепенно возвращаться ко мне.
Вторую бутыль я открывать не стал. Я уснул прямо там на вершине зиккурата, под бескрайним и бездонным звездным небом.
И в этот раз я не видел никаких снов. Ничто не тревожило меня, дав возможность моему организму спокойно восстанавливать силы.
А утром я, прихватив вторую бутыль, не спеша спустился с вершины пирамиды из черепов. Какое-то время я недоуменно оглядывался пытаясь понять, что мне делать и куда идти, однако ничего путного так и не придумал.
Вначале я пошел к «тарелкам», а портом дальше к обители Ниогхты, в надежде встретить Древнего и поговорить с ним. Но я так и не нашел его. Куда он делся? Отправился в Миро снов, чтобы расправиться с Ми-го, а может просто решил, что ему не о чем со мной говорить и исчез, не желая показываться мне на глаза.
Поняв, что Ниогхты мне не найти, я решил осмотреть весь город, делать мне ведь все равно было нечего. Не стану описывать мои скитания и открытия. Скажу лишь, что я бродил по городу несколько дней и ночей — лунных дней и ночей. Что касается времени, то я никак не мог определить соотношение его с временем на Земле. За время этих блужданий у меня отросла борода значительной длины. Что касается еды, то кушать я совершенно не хотел. Когда в первый раз я поймал себя на том, что не испытываю чувства голода, то подумал, что теперь пища мне вовсе не нужна, однако позже, уже вернувшись на Землю догадался, что виной всему, скорее всего вода в бутылях. Кстати точно такие же бутыли, всякий раз две, я находил повсюду в городе на самых видных местах. Стоило мне только почувствовать жажду, как появлялась очередная пара бутылей. А может, это Ниогхта все же украдкой приглядывая за мной, по мере необходимости раскладывал эти дары.
Бродя по городу, я видел много чудес, которые пощадило время, этакие изюминки в творожной максе белых руин. Не стану описывать все местные чудеса, тем более что тогда я не столько изучал их, сколько наблюдал за ними со стороны. Кладбище артефактов, вот как я назвал бы эти руины, но об этом строит поговорить отдельно.
Возьмем хотя бы…
(Часть страниц рукописи отсутствует.)
Больше всего поразила меня «зеркало», по крайней мере так называл его про себя, увидев в первый раз. Это была огромная пластина зеркально отполированного металла. Высотой с десяток метров и столько же в ширину, оно покоилось в странной каменно оправе в подвале одного из разрушенных дворцов. Над входом в подземелье с «зеркалом» было выбито:
Пусть знает истину любой сюда входящий.
Может быть именно эта надпись и вызвала у меня нездоровый интерес, который заставил меня заглянуть в подвал. В первый момент оказавшись в подвальной полутьме — что удивительно и в зале у Источника внутри зиккурата и в этом, и в других помещениях без окон, куда я заходил не было темно. Всюду царил странный полумрак, хотя нигде не было ни окон, ни источника света.