— Ты же сказал весь запас? Я доставил весь запас пищи, который был у людей с Большой планеты, — и тень начал снова растворяться, но Григорий Арсеньевич удержал демона, выкрикнув еще одну колдовскую формулу.

— Откуда там люди? — барон ткнул пальцем в сторону палатки.

— Это — пища Ми-го, — ответил демон окончательно растворяясь в воздухе.

Григорий Арсеньевич попытался еще пару раз позвать демона, но тот больше не откликался. Тогда он повернулся в сторону колышущейся палатки.

— Ты слышал… пища для Ми-го?

— Люди?

— Только этого нам не хватало.

— И кто это может быть?

— Ну, уж не члены НСДАП! — Василий поднял руку с револьвером и не спеша подошел к упавшей палатке, замер нацелившись на шевелящуюся ткань. С другой стороны к палатке подошел Григорий Арсеньевич. Не отводя взгляда от палатки, Василий вынул нож, протянул его Кашеву, который ни на шаг не отставал от оперативника. Тот все понял без слов шагнув вперед, он подцепил кончиком ножа край ткани и что есть силы рванул, рассекая толстый брезент. Он разрезал палатку вдоль и замер с ножом в одной руке и пистолетом в другой.

Те, что скрывались в палатке, затихли.

— Ausgehen![1] — приказал Григорий Арсеньевич.

В палатке зашевелились.

— Мы не можем!

— Не стреляйте! — голоса были явно женские.

Григорий Арсеньевич вопросительно посмотрел на Василия.

— Похоже, наши?

— Не спеши, Василек, — пробормотал Григорий Арсеньевич, — после чего знаком приказал Кашеву резать брезент дальше, сам же замер с револьвером наготове.

Кашев рассек ножом еще одну сторону палатки, а потом резко дернул за угол, отгибая часть брезента. Ткань, на мгновение взвившись, отлетела в сторону. На полу палатки стояла стопка ящиков и коробок, а также небольшая клетка, не более метра в высоту, в которой находились… три девушки, замотанные в лохмотья, причем две из них были в весьма непрезентабельном виде. У одной не было ног, а обе культи были замотаны в окровавленные тряпки, у другой — ни рук ни ног. Все три выглядели страшно испуганными, настолько, что не могли даже кричать, только хрипели, сбившись в единый комок живых тел.

— Вот только этого нам не хватало, — в сердцах выругался Григорий Арсеньевич.

— Не понял? — Кашев остолбенело уставился на несчастных, потом сделал шаг вперед и взяв пистолет за ствол уже было приготовился сбить висячий замок на клетке.

— Погоди! — остановил его окриком Григорий Арсеньевич.

— Чего годить-то? Надо их освободить! — Кашев кивнул в сторону пленниц.

Девушки, поняв, что речь идет о них забились в дальней угол клетки, и только та, что без ног, осталась сидеть, крутя головой, словно умоляя подруг, не бросать ее, но те не обращали на несчастную ни малейшего внимания, их взгляды были прикованы к Кашеву.

— Ну, освободишь ты их, и дальше что? — поинтересовался Григорий Арсеньевич. — Пришьешь им руки ноги, или будешь за ними с ложкой и горшком бегать?

— А вы, Григорий Арсеньевич что предлагаете? — вмещался в разговор Василий.

— Подумать я предлагаю.

— И…

— Если мы их освободим, то фактически должны будем взять на себя заботу о них. А как вы себе это представляете? У нас и без того масса проблем.

— Я вижу…

— Не паясничай, и не хами, — отрезал Григорий Арсеньевич. — Нам бы самим живым остаться. В Городе полным-полно немцев и Ми-го. Ниогхта пропал, а теперь еще нам предстоит заботиться об этих сумасшедших.

— Сумасшедших? — удивился Кашев. — С чего вы взяли?

— А вы в глаза им посмотрите. Они же безумные как Шляпник. Или вы думаете можно остаться в трезвом уме и здравой памяти, когда у тебя или у твоей подруге заживо руки и ноги отгрызают.

— Кто отгрызает? — не понял Кашев.

— Ми-го! Или вы думаете, что конечности этим несчастными оборвало во время конной атаки на позиции белополяков? Протрите глаза. Демон утащил у фашистов продовольственную палатку. Продовольственную! Так что девушки эти — продовольствие! Ну что тут непонятного!

— Дикость какая-то, — недоверчиво протянул Кашев, но от замка отступил.

— Вот я и думаю, что с ними делать? — продолжал Григорий Арсеньевич. — Отправить назад, то есть обречь на верную смерть в желудках Ми-го, рука не подымается. Возиться с ними мы тоже не сможем, да и поможем вряд ли.

— Но медицина Слуг Ктулху, — попытался возразить Василий.

— А где ты видишь этих самых Слуг Ктулху? — начал злиться Григорий Арсеньевич. — Где, вы Слуги Ктулху? — он по театральному оглянулся, делая вид, что ищет кого-то, а потом снова повернулся к Василию. — Нет их тут. Они там остались, в далеком Р’льехе. Зато тут есть фашисты и Ми-го.

— И…

— Может пристрелить их, да и дело с концом?

— И кто же их пристрелит.

Ничего не ответив Григорий Арсеньевич понял пистолет, прицелился. В зале повисла мертвая тишина. Даже пленницы, поняв, что сейчас может случиться что-то непоправимое, замолчали, замерли. И вдруг совершенно неожиданно Григорий отшвырнул пистолет в сторону.

— Нет, не могу, — объявил он и отвернулся.

Василий со вздохом, не сводя взгляда с клетки, опустился на груду подушек. Катерина присела рядом с ним. Вновь в зале воцарилась мертвая тишина. Каждый думал о своем.

Первым не выдержал Григорий Арсеньевич.

— Я думаю, надо отдать их демонам, но не как пищу, а как…

— Оставьте все до возвращения Ниогхты, — неожиданно заговорила молчавшая все это время Катерина. — Он — истинный хозяин Белого города, девушки — невольные гостьи города, а по сему пусть Древний сам и решает, как с ними поступить. Единственное… Я бы выпустила их из клетки. Безногие все равно не убегут, а третья девушка сможет ухаживать за ними.

Григорий Арсеньевич кивнул, потом подобрал свой пистолет.

— Хорошо. Пусть так и будет. Устами женщины говорит Бог, — а потом повернулся к Кашеву. — Давай.

Тот со всей силы ударил по замку рукоятью пистолета. Раз… Два… Замок слетел только с шестого удара. После этого Кашев широко распахнул дверцу клетки. Но девушка, та что могла не спешила вылезать. Она по-прежнему жалась в дальний угол клетки, явно не желая вылезать.

Кашев нагнулся, протянул руку, но девушки шарахнулись от него, словно от прокаженного.

— Хорошо, давай по-другому… — начал Кашев, стараясь чтобы голос его звучал как можно мягче. — Скажи, как вас зовет?

Но девушка то ли не поняла вопроса, то ли была так перепугана, что не могла ответить.

— Кто ты, откуда?.. Как попала в клетке? Ты вообще-то по-русски понимаешь?

И вновь никакой реакции.

— Может, вы у них спросите? — повернулся Кашев к Григорию Арсеньевичу, но тот только плечами пожал.

— Если б знать на каком они языке говорят… — задумчиво протянул Григорий Арсеньевич.

— Да оставьте вы ее в покое, — вновь заговорила Катерина. — Она же вас боится! Не видите что ли? Отойдите, она попривыкнет, сама вылезет. Тем более, что из этого зала ей самой не выбраться.

— Уж это точно, — хмыкнул Григорий Арсеньевич, подтверждая слова Катерины. — Тут только один выход. Никуда они не денутся.

Все направились было в «обустроенный» угол зала, но Григорий Арсеньевич остановил Кашева.

— Погодите-ка, Павел Александрович. Собственно мы перенесли сюда фашистскую палатку, не для того чтобы спасать этих красавиц. Давайте-ка берите ту коробку. Судя по надписи в ней тушенка, а я прихвачу абрикосового компота. Не ахти какой обед, но уж лучше, чем ничего.

Кашев взял указанную коробку, Григорий Арсеньевич другую и вскоре они вчетвером обедали, расположившись среди подушек и одеял. Есть пришлось ножами, поскольку ни ложек, ни вилок ни у кого не оказалось, а идти «шарить» в немецкую палатку, пугая бывших пленниц никто не захотел.

Однако в Василия, кусок не шел в горло. Наконец, не выдержав затянувшейся паузы, он вновь поинтересовался у Григория Арсеньевича:

— Так что все-таки тут происходит?

— Ничего хорошего, — ответил он, отложив в сторону банку с тушенкой и нож. — В двух словах. Это, — он сделал неопределенный жест, — Белый город — довольно странное место, находящееся на обратной стороне Луны.