— Видите ли, молодые люди, я очень рад вашим рыцарским чувствам, но в данном случае, они совершенно неуместны. Мы идем в бой, и от того, насколько быстро вы сможете двигаться зависит не только ваша жизнь. Так что пусть девушки несут ценный груз, а вы будите обеспечивать прикрытие.

— Вы, кажется, забыли, что я стреляю ничуть не хуже Василия, — попыталась возразить Катерина.

— И деретесь вы так же мастерски… — поддел ее Григорий Арсеньевич. — Берите груз и в путь. Промедление смерти подобно. Вход в Убежище оставим открытым. Наши вампиры сами вылезут наружу. Они сейчас голодны, а скоро проголодаются еще сильнее и сами выползут на свет божий. И к тому времени нам уже нужно быть у «зеркала»…

— А Убежище. Неужели вам не страшно отдать его в руки фашистов. Ведь они тоже могут вызвать демонов? — спросил Кашев.

Григорий Арсеньевич смерил его уничтожительным взглядом.

— Как? Я сильно сомневаюсь, что кто-то из них знает древний язык Старцев.

— Но вы-то знаете.

— Я… — тут Григорий Арсеньевич сделал многозначительную паузу, словно подбирая нужные слова. — Скажем так: я читаю и говорю на любых языках, и тот, кто меня этому выучил, немцев учить не будет.

— Но ведь наверняка кто-то еще знает…

— Это пустой разговор, — перебил барон разведчика. — Лучше делайте, как я говорю, и, поверьте мне на слово, я свое дело знаю…

А вот теперь переполненный сомнения Григорий Арсеньевич в последний раз оглядел свой маленький отряд. Правильно ли он делал покидая надежное убежище. Быть может нужно было поступить проще: вытолкать вампиров наружу, подождать с месяц, благо пища у них была, а потом выйти и посмотреть, кто победил. Но такая тактика могла привести к поражению: немцы и ми-го могли бежать из Белого города, плюнув на проклятие Ктулху, а тогда… Тогда ничего хорошего не ждало растерзанную войной Землю…

— Итак, напоминаю. Василий вперед к ближайшим руинам. Павел Александрович вы у входа. За вами наши тылы. Как только мы в девочками укроемся в руинах, отходите в нашу сторону.

После этого он рванул рычаг вниз, открывая выход, а потом навалился на него всем телом и буквально выломал из гнезда.

— Пшли!

Василий, наполовину ослепленный ярким солнечным светом, рванул через открывшуюся ему площадь. Он побежал не прямо и зигзагами и был совершенно прав, так как стоило ему сделать десяток шагов и вокруг него в камни мостовой ударили пули. Но Василий не останавливался. Остановка означала смерть. Он лишь мысленно попытался определить местоположение стрелка или стрелков. Выходило, что они располагались как раз там, куда собирались бежать Григорий Арсеньевич и девушки, поэтому Василию ничего не оставалось, как со всего маха плюхнуться на живот и выпалить в черные фигурка на белом фоне руин.

При падении он вышиб воздух из легких, поэтому первый раз промазал и один из фашистов успел спрятаться, так что и второй выстрел оказался промахом, а вот третья пуля попала в цель. Автоматчик качнулся назад и забрызгав белоснежные камни «алой краской» исчез среди руин.

Василий вскочил на ноги, но не рассчитал и взмыл высоко над «землей» превратившись в отличную мишень. Тот немец, которого он спугнул первым выстрелом, попытался высунуться, но Василий загнал его назад, правда снова не попал. Краем глаза он видел, что Григорий Арсеньевич и девушки достигли безопасной позиции. Чем занимался Кашев, он не видел, но, судя по всему, он тоже уже должен был бы находиться в безопасности.

«Скорей бы коснуться ногами плит!» — думал Василий, проклиная себя за излишнюю беспечность. Не смотря на то, что он отлично освоился с движениями при уменьшенной силы тяжести, в самый неподходящий момент он все же совершил неосторожный промах.

С верху он видел как несколько черных точек мелькая между руин движутся в его сторону. Единственное, что он смог сделать, так это вывернув голову заорать во все горло:

— Батька! Уходите, я завис, не ждите меня!

Но он не знал, последовал ли батька Григорий его советам или нет.

Василию еще дважды пришлось стрелять, в немца, не давая тому высунуться, прежде чем ноги его вновь коснулись каменных плит. Словно конькобежец он заскользил к ближайшему укрытию. Автоматная очередь ударила совсем рядом, обдав его брызгами крошки. Один из камешков до крови оцарапал щеку, но Василий, казалось, этого не замечал.

Он нырнул за огромную каменную плиту и замер. Потом сунул разряженный револьвер за пояс, поменяв его на «вальтер». Василий едва успел это сделать, как из-за обломка колонны, прямо на него выскочил фашист в длинном кожаном плаще, в каске, с огромной металлической бляхой на груди. В руках у него был автомат, и замешкайся Василий хоть на мгновение, это было бы последнее мгновение в его жизни. Выпалил он не целясь, и так вышло, что этот выстрел стал по истине спасительным. Из-за низкой силы тяжести удар пули буквально сбил немца с ног, тот выгнулся, заваливаясь за спину, и очередь прошла много выше головы Василия. Оперуполномоченный метнулся вперед и опрокинув немца выхватил у него автомат, и распрямляясь после прыжка скосил очередь еще двоих врагов, выскочивших из-за плит.

А потом страшный удар обрушился на его голову сзади. Василий попытался развернуться, продолжая стрелять, но то ли патроны в рожке автомата закончились, то ли один из них заклинил, только автомат стал бесполезной игрушкой, а второй удар погрузил Василия в тьму небытия…

— Где товарищ Кузьмин? — выпалил Кашев, выскользнув из-за поваленной колонны.

Григорий Арсеньевич ничего не ответил, лишь провел по лбу рукой, сметая назад непокорные волосы.

— Похоже, он принял огонь на себя и отвлек гадов.

— Да жив, он жив! Я видела как фашисты потащили его…

— Попал в плен, — хладнокровно констатировал Кашев. — Это — равносильно предательству. Так говорил товарищ Сталин. Если ты позволишь взять себя в плен…

— Да заткнись ты со своим Сталиным! — рявкнул на Кашева Григорий Арсеньевич. — Я думаю как… — но договорить он не успел.

В один миг лицо разведчика побагровело, глаза налились кровью, округлились, готовые вылезти из орбит.

— Что ты сказал, контра, про товарища Сталина? — и он потянулся за пистолетом.

— Еще одно слово, коммунист е…, и раскинешь мозгами по каменным плитам, — в голосе Катерины было столько неприкрытой злобы, что Кашев застыл, словно озорной мальчишка, пойманный мамашей на месте преступления. Он медленно повернулся и уставился в дуло пистолета, который нацелила на него девушка.

— Все хватит! — рявкнул на обоих Григорий Арсеньевич. — Сейчас идем к «зеркалу». Там нигде фашистов быть не должно. С помощью «зеркала» узнаем, где Василий и что с ним, а там уже решать будем, как ему помочь и что делать дальше, так что пока план останется прежним. И прекратить всяческие политические споры. Полка цель у нас одна: остановить фашистов и ми-го. Сделаем, тогда решим кто из нас прав, и кто более политически продвинут. А теперь руки в ноги и пошли… Тут не так далеко. Если на немецкий патруль не нарвемся, то часа через полтора будем на месте. Я впереди, потом девушки, ты, Павел Александрович тылы прикрываешь. И помните, всем смотреть в оба… Да, ты Катерина, на всякий случай присматривай за своей «подруге» и Григорий Арсеньевич кивнул в сторону Эльзы, а потом повернувшись к цыганке, сказал ей несколько фраз. Ну, что? С богом! — и поднявшись он странной, скользящей походкой направился в лабиринт каменных плит. Девушки решительно последовали за ним, таща за спиной, в импровизированных вещевых мешках, запасы продовольствия.

Кашев шел последним. Не по себе ему было в этих руинах. Казалось, что вот-вот из-за какой-нибудь белой глыбы выскочит чудовище и набросится на него. И еще он постоянно ощущал на себе чей-то взгляд, словно кто-то крался за ними среди руин, только это были не немцы.

Он даже пару раз останавливался, прятался, а потом сидел в засаде выжидая, но так никого и не поймал. Немцы, даже если организовали погоню, то неудачно, а таинственный преследователь с ловкостью профессионального следопыта обходил все ловушки. К тому же Кашев боялся остаться один, заблудиться среди белого безмолвия давным-давно умершего города.