Финское правительство, отклонив советский протест по поводу инцидента в Майниле, указало, что «в непосредственной близости к границе с финляндской стороны расположены главным образом пограничные войска; орудий такой дальнобойности, чтобы их снаряды ложились по ту сторону границы, в этой зоне не было вовсе». Финны выразили готовность начать переговоры «по вопросу об обоюдном отводе войск на известное расстояние от границы». Однако правительство СССР в резкой форме отвергло финские объяснения и предложения и 28 ноября расторгло советско — финляндский пакт о ненападении. На следующий день из Финляндии были отозваны советские дипломатические представители.

В последний момент в Хельсинки попытались предотвратить войну. 29 ноября, в ответе на советскую ноту о денонсации пакта о ненападении, финское правительство выразило готовность договориться об отводе своих войск на такое расстояние от Ленинграда, при котором не могло быть и речи, что они угрожают безопасности этого города. Но Ирие — Коскинен, получивший текст финской ноты и не успевший передать ее Молотову, вечером 29–го был приглашен в НКИД и уведомлен о разрыве дипломатических отношений. Финский посланник все же вручил заместителю наркома В. П. Потемкину ноту своего правительства, но было уже поздно.

Столь малая и неопределенная уступка, никак не похожая на капитуляцию, Сталина устроить не могла. В ночь на 30 ноября войска Ленинградского военного округа, получив приказ о переходе в этот же день, в 8.30 утра, государственной границы, атаковали противника по всему фронту. Началось советское вторжение в Финляндию.

После войны много было написано — перенаписано о неготовности Красной Армии к столкновению с финнами, о низком уровне подготовки бойцов и командиров. Но вот что особенно интересно: в самый канун нападения на Финляндию некоторые советские руководители вполне сознавали эту неготовность войск к эффективному ведению войны. 29 ноября 1939 года нарком внутренних дел Берия направил весьма тревожное письмо наркому обороны маршалу Ворошилову. Пока опубликован лишь фрагмент этого письма, посвященный Краснознаменному Балтийскому флоту, который стоит процитировать полностью:

«В деле боевой подготовки КБФ имеется ряд недочетов. В работе штаба наблюдается неорганизованность и излишняя суета, нет должного оперативного взаимодействия между отделами штаба флота. Оперативным отделом штаба флота при разработке десантной операции было выработано большое количество вариантов, и ни один из них глубоко продуман не был. Поставленная перед стрелковой бригадой особого назначения задача по десантной операции менялась три раза. Первый отдел штаба (оперативный. — Б. С.) самостоятельно с разработкой необходимых операций не справился, поэтому в помощь для выполнения этой работы было привлечено большое количество командного состава флота, преподаватели академии и даже коменданты транспортов. Вокруг операции ведется много телефонных и устных переговоров. Комнату, где сконцентрированы все оперативные документы и разработки, посещают много посторонних лиц.

Командование Кронштадтского укрепленного района посвятило уже командиров и комиссаров дивизионов в планы их дислокации на островах в Финском заливе.

Все это привело к тому, что о предстоящей операции знает не только почти весь командный состав флота, но слухи о них (операциях. — Б. С.) проникли даже в среду гражданского населения. Разведывательный отдел штаба флота работает плохо.

Подготовка транспортов для десантной операции проходит без достаточного руководства со стороны штаба флота и без наблюдения опытных специалистов. Транспорты оборудуются крайне медленно и к тому же с большими переделками. Изготовленные трапы для спуска транспортируемой тяжеловесной материальной части оказались негодными, и их пришлось переделывать.

Неорганизованность в работе наблюдается и в некоторых штабах соединений флота. Начальник штаба эскадры, капитан 1–го ранга Челпанов, докладывая командующему флотом о готовности артиллерии, не знал даже точных данных о количестве и марках снарядов, необходимых для новых миноносцев.

Артиллерийская подготовка флота находится не на должной высоте. Крейсер «Киров» ни одну из зачетных стрельб из главного калибра не выполнил. Новые миноносцы и лидеры зачетных стрельб не выполнили, а старые эсминцы, которые в предстоящей операции будут осуществлять десантные задачи, — огневой подготовки в течение всей летней кампании не проходили и использовались только лишь как обеспечивающие корабли.

Новую материальную часть артиллерии личный состав, в том числе командиры боевых частей, знают плохо. Установленные на новых кораблях пушки К-34 76 мм и крупнокалиберные пулеметы ДК еще не опробованы.

На «Якобинце» при проверке знаний материальной части оказалось, что личный состав не может даже самостоятельно зарядить пушку К-21. На некоторых кораблях и береговых частях нет таблиц стрельб. Форт Краснофлотский, на который возложены весьма ответственные задачи, таблицы сверхдальних стрельб для 12–дюймового калибра получил только лишь 16 ноября.

Не все корабли имеют пристрелянные пулеметы. Сторожевой корабль «Вйхрь», получив ответственное задание, вышел с непристрелянными пулеметами и всего лишь на 30 % обеспеченный спасательными поясами. На сторожевом корабле «Пурга» вышел из строя компрессор, а в связи с этим вышли из строя и торпедные аппараты, что на 50 % снизило боеспособность корабля».

Положение в войсках Ленинградского военного округа было ничуть не лучше, чем на Балтийском флоте. Например, умение летчиков округа, равно как и авиаторов Балтфлота, поражать цель при бомбометании оценивалось как находящееся «в зачаточном состоянии».

На совещании высшего комсостава по итогам финской войны, состоявшемся в ЦК партии в апреле 1940 года, командующий 8–й армией Г. М. Штерн заявил: «…Нужно сказать прямо, товарищ Мерецков, тебя наградили крепко, по заслугам, все мы тебя целуем и поздравляем, но, товарищ Мерецков, подготовил ты (правда, не один ты виноват, многие были виноваты) эту войну плохо».

Сталин тогда Штерна поддержал: «Он хочет сказать, округ то ваш, Ленинградский, а подготовили войну плохо».

Берия же еще в ноябре 39–го понимал, что войска к вторжению в Финляндию не готовы. Лаврентий Павлович, однако, не нес никакой ответственности за подготовку армии и флота к войне. Поэтому он мог позволить себе очень откровенную критику. Вместе с тем он прекрасно понимал, что эти и другие многочисленные недостатки за сутки до начала боевых действий никак не исправишь. Если штабы не умеют толком спланировать операцию, а артиллеристы — зарядить орудия, если отсутствуют таблицы для стрельбы и не пристреляны пулеметы, если разведка работает плохо, а приготовления к наступлению не удается сохранить в тайне, — значит, войска, которым предстоит завтра перейти финскую границу, потерпят серьезные неудачи и не смогут добиться быстрой победы.

Похоже, глава НКВД писал письмо Ворошилову с прицелом на будущее, чтобы потом, когда будут искать виновных за неизбежные военные неудачи, продемонстрировать Сталину свою прозорливость: смотрите, я же предупреждал, что мы к войне не готовы. Но многомудрый Лаврентий Павлович также отлично понимал, что Сталин не будет пересматривать уже принятое решение о нападении на Финляндию. И заканчивает письмо Ворошилову на фальшивой оптимистической ноте: «Настроение личного состава Балтийского флота в связи с предстоящей операцией боевое. Краснофлотцы и начсостав выражают свою готовность в любую минуту выполнить приказ правительства и встать на защиту Советского Союза».

Клим Ефремович, может, и понял, куда Берия клонит: страхуется на случай поражения. Но понадеялся на русские «авось» и «шапками закидаем». И ходатайствовать перед Сталиным об отсрочке нападения на Финляндию не стал.

А Иосиф Виссарионович уже после отнюдь не блестящего завершения «незнаменитой войны», 17 апреля 1940 года, на совещании высшего комсостава РККА, так оправдывал задним числом необходимость советского нападения на маленькую, но непокорную Финляндию: