— Разрешите поблагодарить вас за удовольствие, — сказал он и крепко пожал мою руку, — это все. Еще раз спасибо! — повторил он и направился к выходу.

— Простите, кто вы?

— Я Григорий Котовский.

Я онемел. Легендарный герой! Гроза бессарабских помещиков и жандармов! Как и все одесситы, я с юных лет восхищался им. И вдруг он сам пришел ко мне! Я ему понравился!

Мы вышли из театра вместе. С тех пор почти полтора месяца он часто приходил в театр и просиживал у меня в артистической до конца спектакля.

Он смеялся моим шуткам и рассказывал эпизоды из своей поистине романтической жизни.

В нем чувствовалась огромная физическая сила, воля, энергия, и в то же время он казался мне человеком беспредельной доброты. А те суровые и подчас жестокие поступки, которые приходилось ему совершать, были необходимостью, единственным выходом из положения. Даже в рассказах, — представляю, как это было „в деле“, — в нем вскипала ненависть к врагам. Резкий контраст богатства и бедности возмущал его романтическую душу. Чем-то он напоминал мне Дубровского, что-то родственное было у них в сознании и стиле поступков, хотя внешне пушкинский герой представлялся мне совсем иным».

Замечу, что в рассказах о своем дореволюционном прошлом Котовский представал значительно более жестоким, чем это было в действительности.

Владимир Шмерлинг утверждал: «Котовский прибыл на один из участков Румынского фронта, в 136 пехотный полк, и был назначен рядовым в полковую конную (на самом деле — пешую. — Б. С.) разведку. Он отличился в первых же боях с германскими и австрийскими войсками. Его наградили орденом Георгия 4 степени, присвоили первый офицерский чин и назначили начальником конной разведки, в которую он еще так недавно вступил рядовым». Другие биографы писали об унтер-офицерском чине и солдатском «Георгии» 4-й степени. Но ни одна из этих версий не соответствует действительности. В документах 136-го полка сохранились приказы о награждении солдат георгиевскими крестами и георгиевскими медалями вплоть до начала 1918 года. Фамилии Котовского там нет.

А вот как Котовский охарактеризовал свою деятельность на фронте Первой мировой войны в автобиографии: «Начинается работа большевиков по разложению армии. Еще не сознавая и не охватывая умом всей работы большевиков, я, по интуиции, по чутью, присоединяюсь к ним, как к партии, которая мне наиболее близка и к которой я близок по своей психике. Ведь я с первого момента своей сознательной жизни, не имея никакого понятия о большевиках, меньшевиках и вообще о революционерах, был стихийным коммунистом, своей психикой, своей интуицией охватывающим сущность классовой борьбы между трудом и капиталом, между жестоко, беспощадно эксплуатируемым и жестоко, беспощадно эксплуатирующим. Я был по натуре и психологии человеком реального действия. Я не мог спокойно смотреть на бедствия эксплуатируемого бедняка, рабочего и крестьянина, — отсюда моя активная месть богачам сегодня и моя помощь, моя безграничная любовь и преданность тем, кто тяжелым трудом добывал себе кусок черного хлеба. Я насилием и террором отбирал у богача-эксплуататора ценности, которые ему по праву не принадлежали, и передавал их тем, кто эти богатства и ценности создавал своим трудом, своей кровью и потом».

На самом деле летом и осенью 1917 года на Румынском фронте в комитетах преобладали эсеры, выступавшие за войну до победного конца. Солдаты-молдаване плохо знали русский язык и о политических новостях узнавали от своих офицеров, придерживавшихся преимущественно эсеровской ориентации. Но молдаване в русских армиях Румынского фронта составляли меньшинство, а в этническом отношении преобладали украинцы. Котовский, очевидно, был близок к эсерам, иначе его вряд ли избрали бы членом полкового комитета 136-го Таганрогского пехотного полка. На заседании комитета 25 сентября 1917 года утверждался его доклад «О корпусной конференции культурно-просветительской секции». В протоколе заседания отмечалось: «Культурно-просветительская секция в своем заседании от 22 сентября с. г. нашла, что существующая программа, во-первых, не обнимает всей деятельности таковой и, во-вторых, не дает доступа для работников, каковые не определились с принадлежностью к той или иной социалистической партии. В том составе (четырех-пяти человек), каков сейчас, секция не в состоянии обслуживать полк. Ввиду того в § 1-м вставлено: „поднятие уровня масс в культурном отношении“, в § 2 добавлено: „устройство концертов, спектаклей и прочих культурных развлечений“. В § 6 вставлено: „с культурно-просветительными секциями“. § 7 изменен так: „в ряд деятелей секции входят члены комитета, изъявившие желание работать в ней. Образовавшаяся таким образом секция приглашает работников, список которых утверждает полковой комитет“. § 8 исключается вовсе. Таковое изменение собрание считает приемлемым. Всех лиц, указанных в списке культурно-просветительской секции, собрание утверждает таковым…

§ 3. Прибывший с корпусной конференции культурно-просветительных секций тов. Котовский докладывает следующее. На конференции из докладов с мест выяснилось, что культурно-просветительские секции, за редким исключением, почти не работали. Литература, распространяемая среди солдат, слишком мало дает результатов. Ввиду близости выборов в Учредительное собрание необходимо было принять самые энергичные меры к развитию миросозерцания масс. Сначала решено было учредить лекторско-пропагандистские курсы при корпусе. Но ввиду отсутствия лекторов-учителей, а также слишком короткого времени до Учредительного собрания, решено было собственными силами частей читать лекции. Для этого выработана программа лекций „минимум“. Если в части не имеется литературы по указанным в программе лекциям, обращаться за таковой в „Румчерод“. Для ознакомления частей с техникой по выборам в Учредительное собрание из каждой части необходимо послать по одному человеку на инструкторские курсы в „Румчерод“. Собрание, принимая к сведению изложенное в докладе, выражает тов. Котовскому благодарность. <…> На инструкторские курсы при „Румчероде“ посылается прапорщик Стрыков». Протокол подписали председатель комитета подпоручик Шевяков и секретарь комитета рядовой Удодов. С ним ознакомился командир полка полковник Васильев.

Характерно, что Котовский, будучи значительно образованнее своих товарищей, возглавлял культурно-просветительскую секцию. С ним, очевидно, не могли соперничать и офицеры. Но вряд ли сугубо канцелярская работа по составлению плана культурно-просветительских мероприятий и редактированию принимаемых комитетом резолюций отвечала романтической и энергичной натуре Котовского.

На заседании 27 сентября, согласно протоколу, «тов. Котовский просит слово для внеочередного заявления. Председательствующий просит разрешения у собрания выслушать заявление тов. Котовского, не приступая к выборам президиума. Поступает предложение перенести выборы во все организации комитета и президиум на послеобеденное заседание, а сейчас при старом президиуме выслушать заявление тов. Котовского и другие вопросы, касающиеся объединенного собрания полкового и ротных комитетов. По решению таковых вопросов членов ротных комитетов возможно будет и отпустить. Собрание принимает это предложение. Остаются вопросы, касающиеся объединенного заседания. 1. Заявление тов. Котовского и 2. Резолюция симферопольцев о выступлении на позицию…

§ 12. Тов. Котовский докладывает, что он, несмотря на просьбы команды, отказался быть членом полкового комитета и по следующим причинам. На предыдущем собрании при посещении нас начальником дивизии, последний был забросан такими вопросами со стороны солдат по поводу окончания войны и средств к продолжению ее, что генерал Гаврилов был поставлен в безвыходное положение, а особенно словами товарища Киянова: „До каких же пор будет продолжаться эта бойня“. „Я собственно“, говорит т. Котовский, „высказал свой взгляд на текущий момент, но это как бы послужило ответом на вопрос тов. Киянова, на который, я чувствовал, не в состоянии был ясно и определенно ответить генерал. Это послужило причиной того, что начальник дивизии поблагодарил меня, а солдатская масса по-за углами дала мне кличку буржуя или защитника буржуев“. Но может ли быть Котовский буржуем или защитником таковых? Как бы отвечая на заданный вопрос, оратор излагает свою биографию, говорит о своей борьбе с буржуями, о пятнадцатилетних страданиях по воле тех же буржуев в одиночном заключении и каторжных работах (Котовский отродясь столько не сидел ни в тюрьме, ни на каторге в целом. — Б. С.). Свою биографию Котовский заканчивает словами: „Может ли Котовский, полысевший по милости буржуев, быть их сторонником?“ Далее им высказывается взгляд на войну, причем опасность он видит в германском империализме и не допускает сепаратный мир, возникает надежда на организацию демократии и на воздействие таковой на правительства воюющих держав, малосознательная масса своей дезорганизацией может довести Россию до того, что явится кровавый Вильгельм из Германии или Николай из Тобольска и вновь повиснет над русским народом кулак и нагайка. „А для меня пока существует свобода, существует и Россия; без свободы для меня нет России“, — заканчивает свою речь оратор.