Я не хотела терпеть допрос. Я думала, что готова к эмоциям отца, но нет. Я не знала, выстою ли хоть когда — то.

Я сжала голову.

— Я не могу быть здесь, — я скривилась, слезы лились по щекам. Я вышла из комнаты.

Голос Киллиана я слышала последним:

— Ты дашь ей уйти, Грегори?

В комнате я упала на кровать, волосы разметались. Эмпатия была проклятием. Она никогда не была для меня даром. Хуже было в конце дня. Я ощущала себя одинокой и холодной, в конце оставалась только я. Каждый день эмоции были не только моими, но они не делали меня общительнее, я не становилась живее с ними, я даже свои чувства удержать не могла, и другие словно дополняли меня. И это одиночество задерживалось, и я не могла одолеть его.

Две вещи держали меня в семье. Обещание Дастину, данное в девять. Мы пообещали, что не оставим друг друга, что бы ни случилось, и я сдержу его, пока могу. И то, что сбежать было просто. Парни помогали остаться в этой жизни без депрессии, хоть я говорила себе, что всегда была слабой и бесполезной. Мне было плохо, я день терпела из — за парней. Я хотела полагаться на себя, но не могла. Я словно не доверяла себе, знала, что на глубине что — то не так, и я не должна делать это.

Глаза снова слезились, горячие слезы полились по щекам. Я хотела быть частью чего — то большого, наследие было единственным шансом. Но меня теперь не выпустят из дома. Из — за дара, что не только сделал жизнь адом, но и темницей, что душила меня. Не только из — за боли, но и из — за последствий, что видели родители. Они заточили меня, но не только из — за силы, а потому, что я была первой дочерью в семье.

Я ощущала, как Дастин ищет еще в голове.

«Вы с Джеком получили, что хотели. Я даже все показала. Доволен?» — я не хотела читать его эмоции. Я не хотела читать ничьи эмоции. Я сжала подушку и прижала к лицу. Я ненавидела это. Ненавидела все, что происходило. Я хотела быть частью семьи, но не могла, и это убивало меня. Я засыпала. Когда моя жизнь стала мыльной оперой? О, да, когда я родилась.

Мы нужны были миру для защиты. Люди не знали, что были в опасности, но для того тут были мы. Винтеры и Челси должны были все спасать, но я ощущала, что никого не смогу спасти.

Глава 3 

— Руки выше, — приказал отец Джеку, что бился с Дастином. На тренировках во дворе нельзя было бить по лицу и призывать пистолеты и ножи. Все остальное было позволено. Я смотрела из окна кухни, пока мыла тарелки. С дерева уже не висела веревка для белья. Во дворе не осталось деревьев. Когда Джек получил силы, он смог призвать деньги, чтобы купить стиральную машину и сушилку. Но внешне мы должны были жить в скромном доме в Нью — Джерси. Тревор стрелял по банкам на железной ограде. Киллиан заставил его надеть на пистолет глушитель, чтобы соседи не вызвали копов.

Дастин ударил рукой по животу Джека. Я ощутила боль Джека от удара. Брат выпрямился и схватил Дастина за руку. Он завел ее за спину, остановив его. Киллиан и Грегори стояли рядом с сыновьями и давали советы, когда это требовалось.

— Дастин, выбирайся, — грубо приказал Киллиан. — Давай, Дастин. Ты умеешь.

Киллиан с отвращением смотрел, как сын проигрывает Джеку. Досчитав до трех, Грегори разнял Джека и Дастина. Бой между ними не был честным. У одного всегда было преимущество. Джек мог призывать оружие, но Дастин мог использовать лишь тело. Если бы Дастин хотел, он мог читать разум Джека и понимать, как он двинется дальше, но порой Джек думал о другом, чтобы запутать Дастина. Потому Джек чаще всего побеждал Дастина. Киллиан не был рад проигрышам сына. Он хотел, чтобы Дастин бился лучше всех. Грегори был лидером семей Челси и Винтер. Джека растили побеждать. Из всех детей он был лучшим, таким и останется, но Киллиан не мог это принять.

— Все хорошо, Дастин, — сказал Грегори. — В другой раз сбрось Джека с себя или вытяни руку. Это сработает.

Дастин серьезно кивнул, глядя на землю. Он читал разум отца, судя по его взгляду. Казалось, он смотрел в пространство, его глаза были печальными, и это разбивало мою душу.

Я посмотрела на Тревора, он идеально сбил пять банок с ограды. Хоть Тревор порой раздражал, он был опасен в бою. Даже Джек не стрелял так, как он. Мы знали. Потому что никто не мог оторвать его от оружия в детстве. Отец и Киллиан ловили его играющим с пистолетами, но они не были так строги с ним, как со всеми. Они знали, наверное, что он будет отличным бойцом.

— Десятый раунд, — заявил Киллиан.

Грегори покачал головой.

— Хватит, Киллиан. Закончим на сегодня.

— Нет, — прорычал Киллиан. — Думаю, надо дать Дастину еще шанс.

Меня обжигало волнение Дастина.

— Пап, хватит.

Джек ухмыльнулся Дастину.

— Боишься боя? — дразнил он. — Наверное, смирился, что я всегда тебя одолею.

Дастин, казалось, развернется и уйдет, но его эмоции охватили его тело, он сорвался. Он яростно замахнулся кулаком в его лицо, ударил по челюсти Джека. Тот опешил, коснулся места, куда ударил Дастин. Все пошло наперекосяк. Джек прыгнул на Дастина и сбил его на землю.

— Джек, — зло сказал Грегори. — Держи себя в руках, — думаю, Грегори всегда боялся того, что придет на ум Джеку. Его мысли и чувства всегда были на грани взрыва. Дастин знал это, и я знала. За годы или дни что — то могло сломать Джека, и он не станет прежним. Его эмоции будут управлять им, и он не будет думать головой. Грегори делал все, чтобы он ушел от этого, но почему — то Джек не выбирал, куда шел. И приходил туда.

Кулак брата ударил Дастина по лицу три раза, кровь полилась из его рта.

— Дастин, давай, — ворчал Киллиан. — Встань и будь мужчиной!

Тревор перестал стрелять по банкам. Он смотрел на брата и Джека. Его смятение хлынуло на меня, мои глаза расширились от боя.

Ярость Дастина не уступала Джеку. Грегори встал за Джеком и схватил его за плечи.

— Слезай с него, Джек, — приказал Грегори. Он потянул сына с Дастина, Тревор глупо пялился на них. Дастин осторожно встал и сплюнул кровь на траву. Тревор подошел к брату и бросил Джеку призванный пистолет.

— Из — за чего бой? — взволнованно спросил Тревор. — Дайте угадаю. Из — за блондинки, с которой зависал Джек, или, нет, это брюнетка, с которой встречался Дастин?

Дастин и Джек посмотрели на Тревора. Они рассмеялись. Они не могли сдержать истерики от неловкости Тревора.

Грегори покачал головой.

— Это лучше боя.

Киллиан с отвращением смотрел на них.

— Нет, — проворчал он. — Лучше бы дрались. Так они хоть получили бы опыт.

Киллиан изменился со смертью Абигейл. Он стал одержим боем с демонами, какими бы они ни были. Отец говорил, что он стал безумнее за годы, и я спросила, сходит ли Киллиан с ума. Грегори рассмеялся и сказал, что Киллиан и не был адекватным. Такого хватало, чтобы пошатнуть его и открыть его настоящего. Я не могла представить, как Дастин и Тревор жили с ним. Мне только от вида Киллиана хотелось выйти из комнаты.

Мама подошла за мной на кухне.

— Ты в порядке, милая? — мягко спросила она. Она начала вытирать тарелку.

Я спокойно кивнула, глядя, как они подходят к дому.

— Просто хочу быть там с ними, — объяснила я ей серьезно.

Ребекка вздохнула.

— Мы просто пытаемся защитить тебя. Девочки не должны биться. Тут мы с твоим отцом согласны.

Я это знала, может, потому ощущала обиду на маму. Дверь открылась, и мы вздрогнули. Дастин и Джек вошли, смеясь, Тревор плелся за ними.

— Я ее ненавидел, — хохотал Джек. — Она была такой назойливой.

Дастин кивнул.

— Всегда донимала тебя при всех. Словно мамочка была рядом с тобой сутками.

Они заметили, что я в комнате. Их эмоции ощущались по — разному. Джек ощущал раздражение, почти гнев, Тревор был рад, что Джек и Дастин смеются, а Дастин переживал за меня. Он ненавидел тот факт, что я ощущала себя жалко.

Отцы вошли в комнату, перебив наши взгляды друг на друга. Ребекка улыбнулась Грегори. Она посмотрела на Дастина и Джека и охнула от их побитых лиц.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: