— Куда это ты разогнался? — осведомился я. — Неужели на свиданку торопишься?

Я, понятное дело, шутил, но Тайсон и не думал смеяться.

— Вообще-то, так оно и есть.

Кажется, впереди замигала надпись «Сумеречная зона», вот только я не мог понять, откуда пришёл этот сигнал тревоги. «Можешь-можешь, — отрезвляюще зашептал мне внутренний голос, — ещё как можешь понять! Потому что Тайсон — это Тайсон. Земля, должно быть, сошла с орбиты, если Тайсон вдруг подстригся, и обзавёлся приятелями, и нашёл себе подружку, и...»

— И кто эта счастливица?

— Джоди Латтимер.

— Да ладно!

— Угу, мы идём в «Королеву сливок» поесть мороженого, ну и вообще потрепаться, то-сё, сам понимаешь...

— Тогда это не свидание! — проинформировал я его, хотя отлично понимал, что, фактически, это оно и есть.

Он передёрнул плечами.

— Да называй как хочешь.

И тут я заметил ещё кое-что. На нём была одна из моих рубашек.

— Эй, тебе кто разрешил?! — На этот раз я не разыгрывал из себя МТВ, я и вправду разозлился.

— А что? Ты же больше не носишь свои старые рубашки.

— Она тебе не подходит! Висит, как на вешалке, потому что у тебя грудь впалая!

Тайсон посчитал мои слова оскорблением, чем они, собственно, и являлись.

— И ничего не впалая! — Он выпятил рёбра. — Я тренировался! У меня теперь мышц до фига и больше!

Блин! Он прав, моя рубашка действительно сидела на нём как влитая, но ведь дело не в этом, дело в том, что... в том, что... Я не мог определить, в чём, но одно было ясно — меня это бесило.

И тут меня как молнией ударило. Тайсон предстал передо мной в совсем ином свете.

— И давно ты ходишь в моих рубашках?

Он пожал плечами.

— Ну, примерил одну вче...

И тут его лицо внезапно изменилось, когда он понял, почему я спросил. Он на мгновение задумался, черты его затвердели, как каменные, губы сжались в тонкую полоску.

— А, ну да, ещё было дело — на прошлой неделе я натянул твою рубашку и потерял пуговицу во дворе Алекса Смартца. Никто ничего не заподозрил. Знали только мы со скунсом.

Временами — не часто, лишь иногда — мои мозги превращаются в слипшуюся лапшу. В такие моменты я способен только разевать и захлопывать рот, пытаясь выдавить из себя хоть какую-нибудь разумную мысль — наподобие того, как тесто продавливается сквозь лапшерезку.

— Тьфу ты... Ты что, серьёзно? Нет, ты скажи — ты серьёзно? Сознаёшься, что ли?.. Да нет, ты шутишь или как?..

Тайсон покачал головой.

— Если ты задаёшь такой вопрос, то ты не стоишь того, чтобы я на него отвечал.

Он ушёл, оставив меня на пороге мучиться с лапшерезкой.

На следующее утро я пришёл к неизбежному выводу, что Тайсон в своём сарказме всё-таки остался верен себе и к пуговице он не имеет никакого отношения. Сначала я ломал голову, откуда он про неё узнал, но потом вспомнил, что теперь вся школа знает. И всё же отголосок подозрения продолжал жить во мне, словно неистребимый запах пестицида в летнем саду. Я то сомневался в Тайсоне, то ругал самого себя за эти сомнения.

На переменке Джоди возилась в своём шкафчике. Я приблизился к ней с беспечным видом, словно хотел лишь поболтать, но на самом деле у меня была серьёзная причина завести с ней разговор. Даже две причины.

— Привет, Джоди!

— Привет, Джаред.

— Э-э... Я слышал, вы с Тайсоном ходили в «Королеву сливок»...

— Ага, — сказала она, как будто в этом не было ничего такого. — А на следующей неделе пойдём в кино.

— Здорово! — отозвался я. — Отлично. Значит, он и правда нравится тебе.

— Ну да. В это так трудно поверить?

— Нет, что ты. — Ой, кажется, ситуация становится неловкой. — Просто... просто Тайсону в жизни досталось, понимаешь... Н-ну... и не хочется, чтобы его обидели...

— Да ты, похоже, ревнуешь!

Кто его знает... Может, я и ревновал, а может и нет. Я сам ещё не разобрался, но был убеждён, что ревность — если это она — вторична по отношению к моей искренней обеспокоенности за судьбу Тайсона. Да, я переживал за него — по крайней мере в те моменты, когда не подозревал в нехороших делах. В любом случае, обуреваемому гормонами Тайсону только того и не доставало, чтобы его поматросила и забросила какая-нибудь легкомысленная девица.

— Только не играй с ним, хорошо?

— Что это ты строишь из себя его отца?

— У него нет отца — на случай, если тебе это неизвестно.

— Слышала.

Что-то наш разговор зашёл не туда. Но прежде чем мы скатились к обмену репликами типа «смотри у меня — сам смотри», Джоди разрядила обстановку.

— Знаешь, Джаред... — проговорила она, — Тайсон способен сам о себе позаботиться. И делает он это очень хорошо. — Тут она окинула меня взглядом. — Классный прикид, — сказала она таким тоном, что невозможно было догадаться, нравится ей мой новый стиль или это она так иронизирует.

— Маскарад, — сказал я. — Ладно, я не о Тайсоне собирался с тобой поговорить. Такое дело... Ты мне свою кепку не отдашь?

— Кепку?

— Ну да, — сказал я как можно безразличнее, пытаясь скрыть, насколько мне в действительности хочется её бейсболку. — Она такая клёвая.

— Да пойди сам в теннисный клуб и возьми!

Я вытащил из кармана купюру.

— Даю десятку.

— Идёт.

Она взяла деньги, сдёрнула с головы бейсболку и передала её мне без дальнейших вопросов. Баксы — аргумент весомый. А может, Джоди было всё равно. Как бы там ни было, любой, кто видел на мне эту бейсболку, даже зная, откуда она на самом деле, понимал, какое значение я придаю надписи «ТК». Это послужило завершающим штрихом к моему имиджу скверного парня.

В тот день я не пошёл на ланч к Солерно, остался в школьной столовой. Поправив на голове бейсболку с надписью «ТК» — чтобы всем бросалась в глаза — я выбрал парнишку побезобиднее и нагло влез в очередь впереди него.

— Эй! — возмутился тот.

Повернувшись, я уставился на него каменным взглядом.

— Ты что-то сказал?

Парнишка съёжился и не ответил.

Моё поведение не осталось незамеченным, и я взял на заметку, кто из ребят испугался, кто возмутился, а кого вдруг потянула ко мне гравитация моего нового зловещего имиджа. В течение следующей пары дней я продемонстрировал этим школьникам особое отношение, при встрече кивая им или приятельски похлопывая по плечу, как будто они теперь мои новые лучшие друзья.

Митчел Барток, парень настолько крутой, что, должно быть, даже пелёнки в младенчестве носил не иначе как кожаные, на третий день моего МТВ-эксперимента почтил меня своей компанией, присев в обеденный перерыв за мой стол. Мы вместе перемыли косточки учителям и грубо прошлись на счёт некоторых девочек, сидевших в столовой. Я прикинулся, будто разбираюсь в Харлеях, после чего Митчел выложил мне историю свой жизни. Когда прозвенел первый звонок на урок, я повернулся к нему и произнёс:

— Да, Митчел, а клёво ты Алека уделал! Молодец.

Он озадаченно уставился на меня.

— Я думал, это ты его уделал.

— Ну да... конечно, — сказал я. — Ты ж понимаешь, я просто стебусь.

Когда он ушёл, я открыл блокнот и вычеркнул его имя из списка подозреваемых.

Каждый день, вернувшись домой, я сдирал с себя своё новое обличье, после чего залезал под горячий душ и скрёб, скрёб... Счищал с себя грязь, отлично сознавая, что с помощью мыла и щётки невозможно отмыться от всех мерзостей, которые я делал или говорил, чтобы выстроить свой новый имидж; от подленьких трюков, которые я проворачивал с ребятами типа Митча Бартока, чтобы выудить из них правду. А больше всего мне не давало покоя то, с какой лёгкостью все поверили моему новому негодяйскому образу. Я хочу сказать, актёр из меня тот ещё, но в данном случае стать тем, кем они меня считали, оказалось проще простого. И это пугало меня, потому что какой-то части моего существа это нравилось, как когда-то нравилась моя тайная власть председателя Теневого клуба. Вот почему я каждый день тёр и тёр себя мочалкой, пытаясь извлечь из-под грязи своё настоящее «я» — того Джареда, который нравился мне гораздо больше.