— А она там бывает? Я думал, она все время сидит в Мельбурне, обучается машинописи и стенографии.

— Не болтайте чепуху. Конечно же, она дома.

Физик оживился:

— Я могу сегодня же все отвезти Тауэрсу на «феррари».

— Вы скоро останетесь без горючего, если станете его тратить на такие прогулочки. Можно прекрасно доехать поездом.

— Я поеду по службе, по делам флота, — возразил Джон Осборн. — Имею право получить горючее из флотских запасов. — Он наклонился к Питеру, понизил голос. — Известен вам авианосец «Сидней»? В одной из его цистерн имеется примерно три тысячи галлонов эфиро-спиртовой смеси. Там пытаются с нею поднять в воздух самолет на поршневой тяге, только пока ничего не получается.

— Но это горючее не про вас! — возмутился Питер.

— Разве? Я поеду по делам флота, а может быть, и поважней, чем только для флота.

— Ладно, расскажите и мне про эту смесь. Годится она для малолитражного «морриса»?

— Придется помудрить с карбюратором и повысить сжатие двигателя. Выньте прокладку, замените ее тоненькой медной пластиной и закрепите. Попытка не пытка.

— А не опасно гонять в вашей машине по дорогам?

— Ничуть, — сказал Осборн. — На дорогах сейчас и наскочить не на что, разве только на трамвай. И на прохожих, конечно. Я всякий раз беру с собой запасные свечи, а то при трех тысячах оборотов в минуту их забрасывает маслом.

— А какая у нее скорость при трех тысячах?

— Ну, на самой большой скорости гонять не стоит. А так она делает миль сто в час или немного больше. Начинает с сорока пяти миль, потом, конечно, разгоняется; надо, чтоб впереди дорога хоть ярдов на двести была свободна. Я обычно выталкиваю ее из гаража на Элизабет-стрит вручную и потом дожидаюсь перерыва между трамваями.

Так он и поступил в этот день после обеда, и Питер Холмс помог ему толкать машину. Осборн втиснул папку с черновиком доклада сбоку сиденья, на глазах собравшихся восхищенных зрителей влез в машину, застегнул ремень безопасности и надел шлем.

— Ради бога никого не угробьте, — негромко сказал ему Питер.

— Все равно месяца через два все перемрут, и мы с вами тоже, — заметил физик. — Вот я и хочу прежде получить от своей тачки толику удовольствия.

Мимо прошел трамвай, и Осборн попробовал запустить остывший мотор стартером, но неудачно. Мимо прошел еще трамвай, и тотчас десяток добровольцев принялись подталкивать «феррари», но вот мотор заработал, и с оглушительным треском выхлопа, заверещав шинами, обдав запахом жженой резины и облаком дыма, гоночная машина ракетой вырвалась из рук Осборновых помощников. У «феррари» не было гудка, да ему и незачем сигналить — его слышно за добрых две мили; Джона Осборна больше заботило, что у него и фар никаких нет, а к пяти часам уже темно. Чтобы доехать до Харкауэя, показать капитану доклад и обернуться засветло, надо шпарить вовсю.

На скорости пятьдесят миль в час он обогнал трамвай, круто свернул на Лонгсдейл-стрит и, усевшись поудобнее, промчался по городу на скорости семьдесят миль. Автомобили теперь стали редкостью, и, если б не трамваи, на улицах не встретишь никаких помех; пешеходов немало, но они расступаются перед ним; не то в предместьях: на пустынных дорогах привыкла играть детвора, понятия не имеющая, что автомобиль надо пропустить; Осборну не раз пришлось изо всей силы жать на тормоза, а если нога соскальзывала с педали и машина с ревом проносилась дальше, у него сердце сжималось от страха перед возможным несчастьем, и он утешался только мыслью, что тормоза-то особые, для гонок.

Он домчался до Харкауэя за двадцать три минуты при скорости в среднем семьдесят две мили в час и ни разу не переключил скорость на высшую. Срыву обогнул клумбы, подкатил к дому, заглушил мотор; из дверей торопливо вышли фермер с женой и дочерью и смотрели, как он снимает шлем и неуклюже — все суставы одеревенели — вылезает из машины.

— Я к Дуайту Тауэрсу, — объяснил он. — Мне сказали, что он здесь.

— Он как раз пытается уснуть, — отрезала Мойра. — До чего мерзкая машина, Джон. Какая у нее скорость?

— Что-то около двухсот в час. Мне нужно видеть Тауэрса по делу. У меня тут бумаги, он должен их посмотреть перед тем, как я отдам в перепечатку. А перепечатать надо не позднее завтрашнего дня.

— Ну ладно. Не думаю, чтобы он сейчас спал.

И она повела Осборна в запасную спальню. — Дуайт не спал, сидел в постели.

— Так и думал, что это вы, — сказал он. — Уже кого-нибудь угробили?

— Пока нет, — ответил физик. — Надеюсь, первой жертвой буду я сам. Не желаю провести последние дни своей жизни в тюрьме. Хватит с меня двух месяцев в «Скорпионе».

Он открыл папку и объяснил, зачем приехал.

Дуайт взял доклад и стал читать, изредка задавая вопросы. В какую-то минуту он сказал:

— Жаль, что мы отключили ту радиостанцию. Может быть, нам еще разок дал бы знать о себе старшина Суэйн.

— Станция от него далеко.

— У него ведь моторная лодка. Может, однажды надоела рыбалка и он причалил бы там, подал весточку.

— Не думаю, чтоб он мог протянуть так долго, сэр. По-моему, ему оставалось никак не больше трех дней.

Капитан кивнул.

— Да, пожалуй, он не стал бы тратить на это время. Я бы не стал, будь это мой последний день, да еще если рыба хорошо клюет.

И продолжал читать, изредка задавая вопросы. Под конец сказал:

— Все хорошо. Только лучше выкиньте последний пункт, насчет меня и лодки.

— Я предпочел бы это оставить, сэр.

— А я предпочитаю, чтобы вы это вычеркнули. Мне не нравятся такие слова, когда человек просто-напросто исполняет ивой долг.

— Как вам угодно. — И физик вычеркнул последний абзац.

— Ваш «феррари» здесь?

— Я на нем приехал.

— Да, верно. Я же слышал. Смогу я увидеть его отсюда, из окна?

— Да, он тут, рядом.

Тауэрс поднялся и в пижаме подошел к окну.

— Черт подери, вот это машина! Что вы будете с ней делать?

— Участвовать в гонках. Времени осталось мало, так что гоночный сезон откроют раньше обычного. Обычно начинают не раньше октября, когда дороги просохнут. Хотя и зимой понемножку состязались. Я тоже до нашего рейса два раза гонял.

— Да, вы говорили. — Дуайт снова лег. — А я никогда не участвовал в гонках. Никогда не водил такую машину. Какое при этом у гонщика чувство?

— Душа в пятках. А как только все позади, хочется начать сызнова.

— Вы и прежде этим занимались?

Физик покачал головой.

— Не было ни денег, ни времени. Но я всю жизнь об этом мечтал.

— И таким способом вы хотите со всем покончить?

Короткое молчание.

— Да, хотелось бы так. Чем издыхать в грязи и рвоте или глотать те таблетки. Только неохота мне разбивать машину. Это ведь настоящее произведение искусства. У меня не хватит духа умышленно ее уничтожить.

— Пожалуй, вам и не придется сделать это умышленно, если вы будете гонять по непросохшим дорогам на скорости двести миль в час, — усмехнулся Дуайт.

— Ну, об этом я тоже думал. Пускай теперь это, случится в любой день, я не против.

Тауэрс кивнул. Потом спросил:

— Не может случиться, что то движение замедлится и даст нам передышку, такой надежды нет?

Джон Осборн покачал головой.

— Ни малейшей. Никаких признаков, пожалуй, наоборот — процесс немного ускоряется. Вероятно потому, что чем дальше от экватора, тем меньше пространство, поверхность планеты; от широты к широте радиация продвигается быстрее. Видимо, последний срок — конец августа.

Тауэрс опять кивнул.

— Что ж, приятно знать. По мне пускай бы и раньше.

— Вы собираетесь опять выйти в море на «Скорпионе»?

— Такого приказа у меня нет. К началу июля лодка будет в полной готовности. Я намерен до последнего оставить ее в распоряжении австралийских властей. Наберется ли у меня достаточно команды, чтобы выйти в плаванье, — другой вопрос. Большинство обзавелось тут в Мельбурне подружками, примерно четверть женились. Может быть, им и думать противно о новом рейсе, кто их знает. Думаю, не пойдут.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: