Дуайт опять улыбнулся.

— Вы все обдумали. А где мы остановимся?

— Пожалуй, в гостинице. Конечно, она скромная, места ведь — глушь, но, по-моему, это лучший выбор. Можно снять летний домик, но там, наверно, два года никто не жил, и нам придется все время хозяйничать. Лучше я позвоню в гостиницу и закажу номер. Две комнаты.

— Ладно, а мне придется ловить старшину Эдгара, выясню, можно ли мне обойтись без него, только воспользоваться служебной машиной. Не уверен, что я имею право сам ее водить.

— Разве теперь это так важно? Просто возьмите машину и езжайте.

Он покачал головой.

— Вот этого я не хочу.

— Да почему бы и нет, Дуайт? То есть это неважно, мы оба можем поехать на «форде». Но раз вам предоставили машину, уж конечно вы можете ею пользоваться. Через две недели все мы умрем. Тогда она вовсе никому не понадобится.

— Знаю… Просто я до самого конца хочу поступать как должно. Если установлен какой-то порядок, я ему подчиняюсь. Так я воспитан, детка, и меняться поздновато. Если офицеру не положено брать служебную машину, чтобы съездить на субботу и воскресенье с девушкой в горы, я этого не сделаю. На борту «Скорпиона» даже в последние пять минут не будет ни капли спиртного. Вот как обстоят дела, а потому давайте я спрошу для вас еще стаканчик, — докончил он с улыбкой.

— Что ж, видно, поедем на «форде». Трудный вы человек, хорошо, что я не моряк и не служу у вас под началом. Нет, спасибо, Дуайт, пить я не стану. Сегодня у меня первый экзамен.

— Первый экзамен?

Мойра кивнула.

— Надо застенографировать под диктовку пятьдесят слов в минуту. Застенографировать, а потом перепечатать на машинке, и позволяется сделать там и тут не больше чем по три ошибки. Это очень трудно.

— Еще бы. Из вас выйдет отличная машинистка-стенографистка.

Мойра слабо улыбнулась.

— Пятьдесят слов в минуту — это далеко не отличная работа. Более или менее прилично — если умеешь записать сто двадцать слов в минуту. — Она вскинула голову. — Хотела бы я как-нибудь съездить в Америку повидать вас. Я хочу познакомиться с Шейрон, лишь бы она захотела познакомиться со мной.

— Она захочет, — сказал Дуайт. — Думаю, она уже теперь вам благодарна.

Мойра опять слегка улыбнулась.

— Ну, не знаю. Женщины по-всякому ведут себя из-за мужчин. А если мне приехать в Мистик, найдутся там курсы машинописи и стенографии, смогу я доучиться?

Дуайт с минуту подумал.

— Не в самом Мистике. Но в Новом Лондоне сколько угодно учебных заведений по любым специальностям. И это всего миль пятнадцать от нас.

— Я бы приехала только на полдня, — задумчиво сказала девушка. — Хочется посмотреть, как Элен прыгает на «кузнечике». Но потом, наверно, лучше вернуться домой.

— Шейрон очень огорчится, детка. Она наверняка захотела бы, чтобы вы у нас погостили.

— Это вы так считаете. А я сильно сомневаюсь.

— Пожалуй, к тому времени все станет по-другому, — сказал Дуайт.

Мойра медленно наклонила голову.

— Возможно. Хотела бы я так думать. Что ж, скоро мы все узнаем. — Она взглянула на ручные часы. — Мне пора, Дуайт, не то я опоздаю на экзамен. — Она взяла перчатки и сумочку. — Вот что, я попрошу у папы «форд» и галлонов тридцать бензина.

Дуайт колебался.

— Я выясню насчет моей машины. Не хочется мне так надолго забирать машину у вашего отца, да еще столько горючего в придачу.

— А папе она не нужна. Она уже две недели на ходу, а ездил он, по-моему, только два раза. Пока еще есть время, он старается побольше дел переделать на ферме.

— Чем он сейчас занят?

— Огораживает рощу — ту, где сорок акров. Выкапывает старые столбы, ставит новый забор. Длиной метров триста с хвостиком. Значит, надо выкопать почти сотню ям под столбы.

— В Уильямстауне работы поменьше. Если ваш отец не против, я мог бы приехать и помочь.

— Я ему скажу. Позвоню вам сегодня вечером, около восьми, ладно?

— Прекрасно. — Дуайт проводил ее до дверей. — Желаю успешно сдать экзамен.

Никаких обязательств на сегодня у него не было. Проводив Мойру, он в нерешимости постоял у входа в ресторан — куда податься? Безделье непривычно и утомительно. В Уильямстауне делать совершенно нечего, авианосец мертв, по сути, мертва и подводная лодка. Приказа он не получал, но ясно — в плаванье ей уже не выходить; Южная Америка и Южная Африка отпали, а больше идти некуда, разве что в Новую Зеландию. Половину команды он на целую неделю отпускает, следующую неделю свободна другая половина; из дежурной половины заняты на лодке только человек десять — поддерживают чистоту и порядок, остальным разрешается дневная отлучка на берег. Никакие радиограммы, требующие ответа, теперь не приходят; раз в неделю полагается подписать несколько официальных заявок на снабжение, хотя все нужные «Скорпиону» припасы и материалы выдаются с портовых складов безо всяких бумажек. Не хочется это признавать, но ведь ясно: подлинная, деятельная жизнь его лодки кончена, как и его собственная жизнь. И нет ничего взамен.

Мелькнула мысль пойти в клуб «На природе», но Дуайт ее отбросил, ему там делать нечего. И он пошел в квартал городских гаражей и автомастерских, там наверняка застанешь Джона Осборна в трудах над «феррари»; пожалуй, там найдется работа и для него. В Уильямстаун надо вернуться к восьми, когда позвонит Мойра, до тех пор он свободен. А завтра поедем Помогать ее отцу ставить новый забор, необходимо чем-то занять и голову и руки.

По пути в центр Дуайт зашел в магазин спортивных товаров спросить удочки и искусственных мух.

— К сожалению, сэр, у нас ничего не осталось, — сказал ему продавец. — Могу предложить несколько крючков, если все прочее у вас имеется. За последние дни у нас все как есть раскупили, ведь начинается сезон ловли, а других уже не предвидится. Что ж, как я сказал жене, это даже приятно. Что перед концом почти весь товар распродан. Бухгалтеры да контролеры остатков не любят, хотя, пожалуй, теперь уже им это без разницы. Чудно, как все обернулось.

Дуайт пошел дальше. В кварталах, где торговали всякой механикой, еще стояли в витринах автомобили, самоходные косилки и прочее, но магазины на замке, витрины запыленные, и все, что в них выставлено, заросло пылью и грязью. И на улицах теперь грязь, мусор, всюду валяется бумага и гнилые овощи — очевидно, мусорщики не работают уже не первый день. Еще ходят трамваи, но в городе ощутима запущенность и дурно пахнет; все это напоминает не достроенный толком город в какой-нибудь восточной стране. Моросит несильный дождь, небо затянуто тучами; в двух-трех местах уличные водостоки забиты, и поперек дороги разлились огромные лужи.

Вот и гаражи, дверь распахнута, Джон Осборн с двумя помощниками поглощен работой; тут же и Питер Холмс, он без кителя, отмывает какие-то безымянные, непонятные части «феррари» в керосине, а керосин сейчас дороже ртути. Самый воздух гаража насыщен неутомимой бодростью, и у Тауэрса теплеет на сердце.

— Я так и думал, что вы заглянете, — говорит ему физик. — Пришли поработать?

— Ясно, — отозвался Дуайт. — На город мне и смотреть тошно. Дадите мне хоть какое-нибудь дело?

— Дадим. Помогите Биллу Адамсу насадить новые покрышки на все колеса, какие отыщете.

И он показал на стопку новеньких гоночных покрышек; кругом везде валялись металлические ободья.

Дуайт с благодарностью снял пиджак.

— У вас много колес.

— Кажется, одиннадцать. Снятые с «мазерати» в точности такие, как наши. И на каждое колесо, сколько есть, я хочу поставить новую покрышку. Билл работает на заводе и знает, как это делается, но ему нужна подмога.

Американец засучил рукава. Спросил Питера:

— Он и вас впряг в работу?

Холмс кивнул.

— Но мне скоро придется уехать. У Дженнифер режутся зубы, и она два дня плачет в голос, просто невыносимо. Я сказал Мэри, извини, мол, мне сегодня надо на службу, но обещал к пяти вернуться.

Дуайт улыбнулся.

— Предоставили ей сносить детский плач?