— Дай бумагу, Генри.

Он посмотрел на нее с прежним странным выражением, затем молча вынул бумагу и снял колпачок с вечного пера. Повернувшись на бок и облокотись на подушку, Алиса поставила свою подпись там, где был сделан крестин карандашом.

— Вот, Генри. Видишь, на что я ради тебя иду? Спокойной ночи, дорогой, и да благословит тебя бог.

Он выключил свет и ушел, она закрыла глаза. Ей было покойно и легко от сознания, что она выполнила свой долг. И она тут же заснула, думая почему-то о старенькой мисс Тэггарт, которая держала кафе «Уголок» по дороге на Норт-Бервик и носила брошь из дымчатого кварца в виде, репейника — национальной эмблемы Шотландии.

Несколько недель спустя, 21 июня утром — дню этому суждено было стать памятным, — Леонард Най в начале одиннадцатого вошел в редакцию «Хроники», расположенную в только что выстроенном Доме просвещения. По утрам Най не отличался разговорчивостью, а потому он даже не ответил на приветствие Питера, молодого человека, сидевшего на коммутаторе. Проходя по коридору, Най слышал, как Смит, узнав его по шагам, крикнул в открытую дверь:

— Это вы, Леонард? — Потом громче: — Зайдите ко мне.

Най не обратил ни малейшего внимания на этот взволнованный призыв. Лучше уж в зародыше пресекать все попытки Смита проявить свою власть, хотя он теперь гораздо реже прибегал к этому. Если Смиту нужен советчик или слушатель, которому он мог бы излить все возрастающий поток своих жалоб, пусть сам к нему придет, решил Най.

Он прошел на свою половину редакции, в уютный просторный кабинет, выходящий на бульвар Виктории, — здесь стояли удобные кожаные кресла, телевизор и кушетка. Заказанная в редкую минуту хорошего настроения, кушетка эта оказалась только зряшной тратой денег.

Хотя держался Най сегодня утром с обычной своей небрежной самоуверенностью, в нем чувствовалось какое-то внутреннее напряжение, с каждой минутой усиливавшееся, словно он ждал чего-то. Войдя в кабинет, он сразу направился к своему письменному столу, на ходу снимая замшевые перчатки, и быстро перебрал корреспонденцию, точно предполагал найти что-то особо важное. Письмо в большом конверте со штампом «Контора городского инспектора» и с городской печатью на обратной стороне, по-видимому, и было предметом его поисков. Он быстро схватил конверт и вскрыл ногтем большого пальца. По мере того как он читал вынутую из конверта бумагу, довольная улыбка все шире расплывалась по его лицу.

«Прекрасно», — сказал он себе. Все было так, как он ожидал, вернее, как предполагал. Прочитав письмо еще раз, более медленно, он старательно спрятал его в бумажник, затем закурил сигарету и, глубоко затягиваясь, остановился в задумчивости у окна. Через несколько минут он кивнул, отошел от окна и, сев в кресло, занялся просмотром остальной почты, которая, как видно, не содержала ничего интересного. Покончив с почтой, он взялся за газеты — сначала за «Северный свет», оставив «Хронику» напоследок: формат ее к этому времени уже более или менее определился, и кто-кто — а Най точно знал, что там напечатано. Он только успел дочитать статью Генри о программе предстоящего музыкального сезона в парке, вызвавшую у него ироническую усмешку, как дверь распахнулась и в комнату стремительно вошел Смит.

— Разве вы не слышали, что я звал вас?

— Когда? — спокойно спросил Най. — Вы в самом деле меня звали?

Смит недоверчиво покосился на своего коллегу, придвинул к себе стул — не мягкое кресло, а жесткий стул — и многозначительно посмотрел на часы-браслет.

— Вы сегодня немножко опоздали, а?

— Вы же знаете, что я не любитель рано вставать. Не тот характер. Что-нибудь новенькое?

— Да, есть кое-что. — Он мрачно помолчал. — Телеграмма от Грили. Он снова приезжает.

— Когда?

— Сегодня. Поезд приходит в Тайнкасл в половине третьего. Придется выслать за ним машину. Конечно, я сам поеду встречать его. Я Зчень беспокоюсь, Леонард: по-моему, дело наше худо.

Приезд Грили, коммерческого директора треста, — Най не мог этого не признать, — никогда не предвещал ничего хорошего: он с поистине собачьим нюхом умел выискивать все промахи в бухгалтерских отчетах и намертво зарезать статьи расходов. Но сейчас его посещение, третье за последние полтора месяца, грозило куда более серьезными последствиями, Най ждал его и знал, что оно повлечет за собой катастрофу.

— И почему только он не летит? — огорчился Смит, сосредоточенно изучая телеграмму, которую держал перед глазами, словно хотел вызубрить наизусть. — До аэродрома куда проще добираться.

— Коммерческий директор никогда в жизни не летал. Он человек осторожный, вроде вас.

— Сейчас не до шуток, Най. Неужели вы не видите, какими серьезными последствиями грозит это нам обоим? Если, конечно, не удастся его переубедить. Мы уже почти исчерпали отпущенные нам средства. Лондон разговаривал со мной вчера очень странно. Когда они отозвали Тингл, я понял, что это плохой признак. А на прошлой неделе в дирекции Соммервил и вовсе поставил все точки над i. Когда он в марте вызывал нас обоих, нам уже сильно досталось. А на этот раз он такого задал мне жару. Мы должны любой ценой повысить тираж, иначе… Я ужасно волнуюсь.

Най посмотрел на своего коллегу с плохо скрытым презрением. За эти несколько месяцев, прошедшие со времени их приезда в Хедлстон, совместная борьба против Пейджа невольно сблизила их. Но они были люди совсем разные, и Смит, с его ограниченностью, пресными методами работы и отсутствием вдохновения, успел глубоко опротиветь Наю. Откровенно говоря, у него уходило немало времени на то, чтобы улаживать разногласия со своим несговорчивым коллегой, его так и подмывало сказать Смиту, что он о нем думает, более того — что он о нем знает. А печальная истина заключалась в том, что карьера Смита была несколько более запятнанной, чем он об этом говорил, и его манера замалчивать некоторые подробности и с напускным смирением похваляться своими достоинствами возмущала такого реалиста, как Най. Он считал Смита олухом, и к тому же невероятно нудным: правда, его убогая честность и тупая самонадеянность подкрепляли обманчивое впечатление, будто перед вами уравновешенный, преуспевающий человек, тогда как на самом деле он покрывался испариной от страха, без конца все путал, твердил, что ничего не получается, и всячески старался приобрести побольше друзей и придать себе больше веса.

— Вас это, кажется, не очень волнует, — проговорил Смит, нарушая молчание.

— Да перестаньте вы, ради бога, ныть, — взорвался Най. — Неужели вы до сих пор не поняли, что я из этого Пейджа дух вышибу! С той минуты, как я увидел этого благородного защитника моральных устоев и британской конституции, я решил разорить его. Точка. Только я не кричу об этом на всех перекрестках — не мой стиль.

Последовала пауза, затем Смит с самым несчастным видом, продолжая по-прежнему думать О Грили, заметил:

— Интересно, останется ли он на этот раз ночевать? Или уедет обратно в спальном вагоне?

— Не останется.

— А то, может, придется развлекать его. Почему вы так уверены, что он уедет?

— Потому что я знаю, — с издевкой заметил Леонард. — Можете не беспокоиться и не водить его на выставку цветов.

Смит с сомнением посмотрел на коллегу, но ничего не сказал, вскоре он встал и направился к двери.

Когда он ушел, Най отодвинул в сторону бумаги и снова погрузился в раздумье. Хотя он приучил себя при всех обстоятельствах держаться небрежно и непринужденно, в случае необходимости он умел с какой-то дьявольской целеустремленностью сосредоточивать свои мысли на чем-то одном. С самого начала он отлично понимал, что вести наступление и быть инициативной силой придется ему: Смит может заниматься финансовой стороной дела, и только. И если оглянуться назад, придуманная Наем реклама была первоклассной. Выход в свет «Хроники» произвел впечатление разорвавшейся бомбы, и Най, усердно трудясь как редактор и фельетонист, сумел, по его собственному выражению, «всколыхнуть этот сонный городишко». Но в последние месяцы появились несомненные признаки того, что надо придумать еще что-то похлеще, если «Хроника» намерена одержать верх над «Светом». И в то время, как Смит упрямо продолжал прежнюю борьбу с Пейджем, надеясь довести противника до полного истощения, Най уже смекнул, что эта война на измор, во всяком случае с их стороны, не может продолжаться вечно. Все сведения, поступавшие из главной редакции, — а они подтверждались теперь и внезапным приездом Грили, — достаточно ясно указывали, что Соммервил не станет или не сможет долго вести такую войну. Най действительно располагал конфиденциальными данными о том, что шеф испытывает финансовые затруднения. Нужно было немедленно придумать что-то сногсшибательное, бесповоротно отказаться от стратегии обычной, повседневной борьбы и нанести сокрушительный удар, который раз и навсегда покончит с Пейджем.