Генри — мой лучший друг. Мы познакомились, когда мне было четырнадцать, почти четыре года назад. До него моя жизнь была сплошным хаосом или дорогой ведущей в пропасть. Я сбежала из приёмной семьи в тринадцать и к четырнадцати годам была самой настоящей бродяжкой и воровкой. История весьма печальна, если вы любите трогательные грустные рассказы. Всё началось в тот день, когда на просёлочной дороге в глухой местности была обнаружена голая девочка примерно шести-семи лет. Семья, выехавшая на пикник, заблудилась и вместо шоссе выбрала ту дорогу. Девочку привезли в местный полицейский участок. Там-то и выяснилось, что малышка совершенно ничего не помнит. А затем начался кромешный ад для детской испуганной психики. Поиски родителей, бесконечные обследования, посещение детского психолога, детский дом. Всё это пугало малышку и поэтому, когда поиски её семьи сошли на нет и начала действовать программа усыновления, не удивительно, что девочка нигде не задерживалась. Сначала это была добропорядочная еврейская семья, давшая малютке первое имя вместо Джейн Доу: Лея. Когда им надоел детский плач, недоверчивость, настороженность и отсутствие устремлений, они вернули её в детский дом. Потом была обычная американская семья: папа, мама, два сына и смешной питбуль по кличке Бульдозер. Они проживали в сельской местности в маленьком городке и назвали девочку Лили. Были хорошими, немного глуповатыми, верующими в Бога, но нередко пропускающие воскресную мессу. Они отказались от девочки после того, как нашли свою собаку в колодце со связанными лапами. Собака утонула и подозрения пали на девочку. Потом была семья юристов, бездетная пара, пытающаяся спасти свой брак. Эти отказались от Кристины после того, как муж застал жену с любовником. Потом были врачи, семья из пригорода столицы штата, семья рабочих, ещё одна семья из пригорода… Николь, Памела, Андреа, Виктория, Джесс. Всё закончилось в Техасе, когда «Поппи» сбежала от чересчур любвеобильного приёмного отца. И началось в Монтане, где девочка превратилась в тринадцатилетнюю бродяжку. Только сила воли и железный характер уберегли её от настоящей «прелести» улицы. А отсутствие документов сделало её мастером скрытности. За весь год до встречи с Генри она была невидима для полицейских. Но всё меняется.

В тот день девочка, оставившая себе первое имя — Лея, попыталась ограбить женщину в автобусе и была задержана полицейским, возвращающимся с ночного дежурства. На этом её история должна была закончиться очередным детским домом, но на её счастье в том же автобусе ехал Генри. Когда полицейский вместе с девочкой сошёл на остановке, он последовал за ними. Ударив мужчину по голове, он схватил Лею за руку и они дали дёру. Тогда ему было семнадцать лет. Так Лея попала в первую семью Генри.

Это были подростки в возрасте от четырнадцати до двадцати лет, путешествующие с места на место, перебивающиеся случайными заработками, не гнушавшиеся воровством и грабежами. Чем же отличалась эта компания от других? Тем, что в ней были запрещены наркотики, запрещена проституция и связи с криминальным миром. Генри, бессменный лидер семьи, защищал и оберегал близких, стараясь обеспечить едой, крышей над головой и горячим душем. У каждого члена семьи за спиной стояла какая-то трагедия, внутренний надлом и боль, но попадая к Генри, постепенно, человек оживал и покидал компанию, ступая в настоящую жизнь. Конечно, были и те, кого принято называть пропащими. Те, кого изгоняли из семьи за нарушение правил. Им не хватало силы воли, чтобы справиться с несправедливостью жизни, и они сгорали дотла, немного оставляя после себя.

Сейчас Генри двадцать один год. И он решил, что Нью-Йорк — это тот город, где мы можем, наконец, остановиться. Кроме меня в семье больше нет тех, у кого нет настоящих документов. Мои, фальшивые, были куплены в прошлом году после особо удачного «дела». Теперь я была Лея Фицпатрик, 1994 года рождения, из Миннесоты. По этим документам в марте мне исполнилось девятнадцать лет. Кто знает, может это и правда так. На самом деле, семья празднует мой день рождения в середине июля, в тот день, когда меня нашли на той дороге. И я считаю себя семнадцатилетней девушкой, потому что в моих настоящих документах был проставлен 1995 год.

В любом случае, неделю назад мы приехали в Большое Яблоко, сегодняшний день — праздник в честь устройства Риччи на работу грузчиком в порту. Не бог весь что, но он был по-настоящему горд тем, что смог первым из нас найти работу и приносить деньги в семью.

По такому случаю, мы вполне легально приобрели в магазине три бутылки дешёвого виски и кока-колу. Чтобы полицейские не остановили нас за распитие спиртных напитков в неположенном месте, Генри придумал способ, как скрыть то, что мы пьём. Он купил шесть пол-литровых бутылок кока-колы, у каждой вылил половину и разбавил виски. Для постороннего человека — мы пьём колу. Вполне милая хитрость, применяемая поколениями подростков до нас. И она позволила нам расслабиться и ввязаться в дело, изменившее мою жизнь.

Если я буду рассказывать о Генри, то первое, что нужно о нём сказать будет — порядочность. А ещё верность, уверенность, острый и изворотливый ум. Он никогда не рассказывал нам, как попал на улицу, откуда ушёл. Одна из девочек, покинувшая нас в прошлом году, до этого состоявшая в семье с момента основания, утверждала, что родители Генри сектанты, отсюда его умение создавать «настоящую семью». Как-то раз я спросила у него напрямую так ли это, на что он рассмеялся и ничего не сказал, лишь головой мотнул, отсекая глупые слухи. В любом случае, Генри хороший человек. Он может быть жёстким, если ты ничего не делаешь для семьи, но чаще он использует пряник, чтобы заинтересовать подростка в устройстве дальнейшей жизни. Иногда я задавалась вопросом, а сколько ему на самом деле лет? Ведь когда мы только встретились, ему было семнадцать, но вёл он себя весьма по-взрослому. И если отбросить весёлое алкогольное опьянение, он всегда ответственно относился к безопасности семьи.

Если говорить о внешности, то я не назвала бы его красавчиком. Волосы цвета спелой пшеницы, мягкие, вьющиеся и во влажную погоду кудрявые. Высокие надбровные дуги, волевой подбородок с ямочкой, полные губы, широкие крылья носа, пристальный глубокий взгляд тёмно-синих глаз, россыпь летних веснушек на впалых щеках. Форма лица широкая и вытянутая, как и его фигура. Когда мы встретились, Генри был высоким, под два метра ростом, сутулым, с широкой грудной клеткой. Кожа обтягивала худощавое тело, превращая парня в нескладного угрюмого прыщавого подростка. Насколько знаю, это связано с тем, что тело слишком быстро развивалось, а питание всегда было скудным. В прошлом году всё начало меняться. Возможно, это связано с тем, что вот уже пару лет нам стало проще находить работу — огромное количество знакомых и знакомых-знакомых, а также возраст, позволило нормально питаться, чаще отдыхать и больше уделять внимание здоровью. И Генри это помогло. Частый физический труд закалил тело, сделав жилистым, сухим, поджарым. Теперь фигура напоминает перевёрнутый треугольник, что так сильно привлекает молодых девушек. И вслед за появлением красоток, пропали прыщи, кожа стала чистой и свежей. Он перестал сутулиться, обрёл настоящую силу лидера, а в глазах появилась целеустремлённость, приведшая нас в Нью-Йорк. Если бы я не знала, что Генри предан семье на сто процентов — решила бы, что он собирается нас покинуть.

— Лея, о чём ты хотела поговорить? — с тёплой хрипотцой в голосе спросил Генри, когда мы добрались до открытой дверцы туалетной комнаты.

Здесь было довольно мило. Ядовито-розовые стены, белый кафель и стройный ряд туалетных кабинок поросячьего цвета.

Облокотившись о стену, осторожно перевела дух. С каждой минутой всё сложнее оставаться спокойной. Алкогольный дурман, приведший меня в этот клуб, постепенно выветривался, оставляя после себя тупую боль в затылке. Холод стены немного успокаивал, я устало думала о том, чтобы забраться в прохладную постель.

— Генри, нам пора сваливать отсюда, — прикрыв глаза и тяжело вздохнув, сказала я. В ответ послышалось раздражённо сопение. Чуть приоткрыв правый глаз, увидела недовольное выражение лица Генри.