Земля в поселке, казалось, была перепахана. И если мы сегодня посмотрим на карту или проедем к поселку Голая Долина, то на месте, где когда-то стояло цветущее село, найдем лишь поле. Поселок Голая Долина со времени тех боев перестал существовать. Вырос поблизости новый поселок, отстроенный заново, и называется он теперь Долина.

Ожесточенные бои шли и за вторую позицию противника. Эта линия проходила через Сухую Каменку, Тихоцкое, Голую Долину, балку Вислу, Сидорово. Сюда были брошены резервы пехотных дивизий 333-й и 387-й, а также танковые части. 20 июля наша разведка отметила появление на этом участке подразделений танковой дивизии СС «Мертвая голова».

Фашистское командование явно спешило усилить те участки фронта, где наше наступление создавало угрозу прорыва на всю тактическую глубину и выхода наших подвижных резервов на оперативный простор.

И 20 июля, и 21 июля Голая Долина оставалась полем ожесточенного сражения.

В садах поселка и в зарослях ручья Голая Долина засели и окопались наши бронебойщики и стрелки 220-го гвардейского полка. Они отбивали одну танковую атаку за другой, отсекая от вражеских танков пехоту.

Вспоминается мне история с сержантом Александром Ивановичем Чижиковым, одним из тех героев, о которых не написано громких реляций, но благодаря которым враг был изгнан с нашей земли.

Сержант Чижиков командовал расчетом противотанкового орудия. Его расчет подбил три танка противника. Орудие было отлично замаскировано, но гитлеровцы открыли по нему прицельный огонь из минометов. Это насторожило сержанта. В минуту короткой паузы между атаками противника он внимательно осмотрел окрестности и вдруг заметил на крыше сарая странно торчащую проволоку, которая никак не могла быть связана ни с кровлей, ни со строением. Чижиков доложил об этом своему командиру старшему лейтенанту С. Титову. Они вдвоем кустарником и высокой травой подползли к сараю. Конец проволоки оказался антенной полевой рации.

Что бы это могло быть? Неужели радист-лазутчик? Осторожно открыли дверь в сарай, держа наготове автоматы. В сарае груда прошлогодней соломы, в беспорядке разбросана всякая рухлядь. Ни души. Они осмотрели завал и в рассохшейся бочке нашли немецкую рацию, соединенную с антенной.

Можно было предположить, что здесь размещалась рация, когда немцы владели поселком, и, отступая, не успели прихватить ее с собой. Но могло быть и иначе… Старший лейтенант Титов оставил Чижикова в засаде. Чижиков, изготовившись к бою, с двумя ручными гранатами и автоматом затаился в темном углу.

В населенном пункте и на его окраинах шел, не умолкая, ожесточенный бой. Стены сарая содрогались от взрывов. Чижиков терпеливо ждал, придет ли к рации радист. Не отсюда ли корректируется огонь и по его батарее? Такой разведчик в иных случаях опаснее танковой роты противника. Прошло около двух часов…

И вдруг солома зашевелилась. Кто-то внутри соломенной кучи завозился, высунулась рука, и перед Чижиковым возникла человеческая фигура. Чижиков замер. Человек лет тридцати, в красноармейской форме с кавалерийскими петлицами, в синих шароварах. Поблизости, это Чижиков точно знал, не было наших кавалерийских частей. Незнакомец, оглядевшись, направился к бочке с рацией. Чижиков скомандовал:

— Руки вверх!

Незнакомец резко обернулся и, выхватив из-за голенища нож, кинулся на Чижикова. Чижиков отступил в сторону и ударил незнакомца автоматом по голове. Тот сунулся головой в солому. Чижиков обезоружил незнакомца, связал ему руки и ноги, вызвал Титова и двух солдат-артиллеристов на подмогу. Допросили «кавалериста». Сначала он попытался отмолчаться, потом начал сочинять истории, что отстал от кавалерийской части. Пришлось, наконец, ему сознаться, что был заслан в расположение наших войск с задачей вести наблюдение за передвижением наших частей и корректировать огонь немецкой артиллерии.

Изменник оказался жителем этих мест, той самой Голой Долины, за которую шли бои.

В сорок первом году он сдался в плен. Трусость, растерянность, паника? Нет, этот изменник не был трусом! Он сдался в плен, вступил в армию изменника Власова и с оружием в руках пошел против своей Родины. Это не трус. Трус не забрался бы в расположение наших войск, чтобы передавать агентурные сведения немецким хозяевам.

Этот предатель действительно был опаснее целой танковой роты противника.

Впервые пришлось мне столкнуться с власовцами именно здесь, на Северном Донце. Сопротивлялись они упорно, отчаянно. Я не назвал бы это мужеством, это была вынужденная ожесточенность висельников. Они обязаны были отработать хлеб у немцев, и им, в случае если бы они дрогнули и отступили, грозила расправа от рук гестаповцев. Нам они в плен сдаваться не могли, страшась возмездия за измену.

Наступило 21 июля. Это был самый тяжелый день для воинов 79-й гвардейской дивизии и в особенности для 220-го гвардейского стрелкового полка. Противник с раннего утра стремился во что бы то ни стало вернуть поселок Голая Долина.

Ничего нового в организации контратаки противник не применил. Короткий артиллерийский налет, за ним налет авиации и танковый клин. Под прикрытием танков наступала пехота.

Первая контратака со стороны села Долгенькое была погашена артиллерийским огнем. Как факелы вспыхнули четыре танка противника. С укрытых позиций пулеметный огонь гвардейцев заставил немецких стрелков и автоматчиков залечь. Фланкирующим огнем автоматчики расстреливались на земле. Противник отступил.

Затем гитлеровцы предприняли контратаку с другой стороны, пытаясь отыскать в нашей обороне слабое место. На этот раз удар последовал из Хрестищ. На наши позиции в селе Голая Долина устремились танки, поддержанные штурмовой авиацией противника и самоходными штурмовыми орудиями. Атака была жестокой и развивалась в благоприятной для немцев обстановке. Вражеская авиация внесла беспорядок на наших переправах, были порушены понтоны. Саперы под бомбежкой чинили разрушения. Прервался подвоз боеприпасов. Да и от переправы доставить боеприпасы в Голую Долину было не так-то просто. Подъездные пути бомбила авиация противника и простреливалась его артиллерией.

Противник понес тяжелые потери, но из-за недостатка в боеприпасах погибали и наши артиллеристы-бронебойщики. Более половины орудий и орудийных расчетов вышло из строя.

В расчете у противотанкового орудия сержанта Александра Ивановича Чижикова осталось три человека. Сам Чижиков был ранен в руку осколком снаряда. Санинструктор Н. К. Редькина перевязала ему рану, попыталась отправить его в медсанбат, но Чижиков категорически отказался.

Через два часа атака противника повторилась. Опять шли немецкие танки, за ними пехота. Расчет Чижикова сразу подбил два танка. Соседние батареи подбили пять танков. Танки остановились, немецкая пехота залегла.

Стояла июльская жара. Противник же не унимался. Все новые и новые подразделения кидал он в пекло. Раскалились орудийные стволы, раскалились стволы пулеметов и автоматов. Гвардейцы навязывали танкистам противника ближний бой. В ход шли противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью. Догорали последние строения в поселке, горели сады, горела степь за околицей. Черным дымом и смрадом заволокло поле боя так, что к концу дня в Голой Долине ни мы, ни противник не могли применить авиации.

Мы видели немецких солдат в наступлении, когда они, упоенные надеждой на победу, надеждой разгромить Красную Армию и овладеть жизненным пространством, рвались к Сталинграду. Это было время их уверенности в своем превосходстве, время головокружения от временных успехов, когда еще мало кто в немецкой армии осознавал, что успехи у них действительно временные. Я видел агонию трехсоттридцатитысячной армии в Сталинграде, немецких солдат, которые были преданы гитлеровским командованием и генералитетом, преданы и обмануты. Они сражались в окружении, как затравленные звери. Кое-кто из немецких мемуаристов и историков пытается сегодня изобразить их как сражавшихся мужественно до последнего патрона.