Слишком частое вмешательство в первые месяцы войны было также в большой степени следствием характера и личных качеств человека, который в день объявления войны вернулся в Адмиралтейство на пост Первого Лорда. Назначение Черчилля было исключительно доброжелательно встречено всем флотом. Но достаточно быстро в Адмиралтействе ощутили то, о чем знал весь мир — магнетизм его характера, несгибаемый патриотизм, клокочущую энергию. Возражать ему было очень трудно, а временами просто опасно. Несомненно, что появление этого урагана в стенах департамента, пребывавшего ранее в сонной летаргии, послужило его оздоровлению. Однако за все надо платить. Сильнее всего пострадал Оперативный Разведывательный Центр. В его увешенных картами стенах не нашлось человека, который смог бы утихомирить желание Черчилля покомандовать. Но нельзя всю вину за это возлагать на самого Черчилля. В мае 1940 он покинул Адмиралтейство, чтобы стать премьер-министром, но его вмешательство в дела флота не прекратилось. Возможно, отчасти в этом виноват и сам Первый Морской Лорд адмирал флота сэр Дадли Паунд, который спровоцировал Черчилля, тогда еще Первого Лорда Адмиралтейства. И Паунд, несомненно, виноват в том, что такая практика сохранилась. Тем не менее, мы должны помнить, что весь груз ответственности и стрессов первых, самых тяжелых, лет войны, вынес именно он. Флот, которым он командовал, выполнил все возложенные на него задачи. Паунд заслужил и сохранил полное доверие Черчилля, хотя и сумел сорвать выполнение некоторые наиболее безумных прожектов премьера. Работать с таким начальником, как Черчилль, исключительно сложно. Он не только интересовался повседневной деятельностью флота, но и постоянно выдвигал все новые идеи относительно будущих операций. В Адмиралтействе его присутствие ощущалось буквально повсюду — в области стратегии, тактики, техники. Хотя иногда морской штаб не мог ужиться с Черчиллем, тот вдохновлял всех своим пламенным патриотизмом и энергией. И разрешать все разногласия между премьером и адмиралами приходилось, разумеется, Паунду.

Возможно, самым замечательным достижением Адмиралтейства в первые тревожные месяцы войны было то, что оно сумело решить внешне незаметную, но жизненно важную проблему сохранения контроля над разветвленной системой нашего судоходства на всем земном шаре. На морской штаб и отделы снабжения из кабинета Первого Лорда Адмиралтейства обрушился водопад директив, требований, приказов, протестов и ругани. Но все-таки была организована система конвоев и налажено их сопровождение в порты Англии и из них. Наши флоты регулярно выходили в море, контролируя свои зоны ответственности. Морская авиация совершала разведывательные полеты, пытаясь раскрыть намерения врага. Тральщики старательно прочесывали мелководные районы. Теперь нам следует кратко рассмотреть военные и политические планы нашего командования.

Военные планы британского флота основывались на предположении, что война будет вестись в союзе с Францией против европейских держав оси. Соответственно, Атлантика и Северное море считались зоной ответственности Королевского Флота, которому французы должны были оказывать помощь в проводке конвоев на южных маршрутах и в охоте за рейдерами. Средиземноморский театр делился пополам между Британией и Францией. Первая отвечала за западный, вторая — за восточный бассейн. Но группа старых французских линкоров и новых крейсеров должна была перейти в Александрию для действий под командованием адмирала Каннингхэма. Итальянский флот оставался неизвестной величиной — мы никогда не сражались против него. Однако нас беспокоили многочисленные бомбардировщики Реджиа Аэронаутика и 105 подводных лодок, числившихся в составе Реджиа Марина. Поэтому было принято решение остановить судоходство в Средиземном море и направить корабли на Средний Восток по длинному пути вокруг мыса Доброй Надежды (11000 миль). Это сразу делало необходимым создание промежуточных баз для заправки на африканском берегу, где портовые сооружения до того находились в зачаточном состоянии. Фритаун в Сьерра-Леоне сразу приобрел огромное значение. Торговым портам Кейптаун, Дурбан и Момбаса предстояло иметь дело с гораздо большим количеством судов, чем обычно. Кроме того, они должны были обслуживать и корабли эскорта.

Пока Средиземноморский флот опирался на взаимодействие и поддержку французского союзника, были все основания полагать, что он легко справится с корабельным составом итальянского флота. Но возможность сражения с этим противником один на один никакими довоенными планами не рассматривалась. Они учитывали растущую неприязнь со стороны Японии, но считалось, что мы сумеем обеспечить выделение сбалансированного флота для нужд Дальнего Востока только, если оставим все Средиземное море на попечение французов. Мы надеялись, что такой флот сумеет прибыть в Сингапур через 90 дней после получения соответствующего приказа. Мы абсолютно не предполагали, что такая необходимость действительно возникнет, но у нас больше не будет в качестве союзника Франции, которая облегчила бы наше бремя в Атлантике и на Средиземном море. Более того, когда возникла необходимость отправить флот на восток, мы уже понесли ощутимые потери.

Германский флот по численности значительно уступал Флоту Метрополии, но смотрели мы на него с некоторыми опасениями, так как состоял он только из новых кораблей. От старых мы сами неосмотрительно избавили Германию в 1918. Мы знали, что так называемые карманные линкоры с их мощным вооружением и колоссальной дальностью плавания построены специально для действий против судоходства. Хотя мы знали, что самыми мощными немецкими кораблями являются линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау», в то время мы не подозревали, что водоизмещение всех германских кораблей, построенных после карманных линкоров, значительно превышает официальные данные. Мы предполагали, что немцы соблюдают договорные ограничения. Мы осознали, что с карманным линкором может сражаться только эскадра наших тяжелых крейсеров, и то лишь с некоторыми шансами на успех. К тяжелому крейсеру «Хиппер» вскоре должны были присоединиться 4 однотипных корабля, что создавало дополнительные проблемы, так как они значительно превосходили наши собственные крейсера. Хотя германские линейные крейсера были вооружены значительно слабее наших линкоров, они не уступали им по бронированию и имели значительно более высокую скорость, что делало их исключительно грозными противниками.

Адмиралтейство считало самой серьезной угрозой нашему судоходству именно германские корабли. «Ничто не может парализовать нашу систему снабжения и морскую торговлю так успешно, как атака надводных рейдеров», — писал Первый Морской Лорд незадолго до войны. Таким образом, в отечественных водах все наши планы определяла необходимость обнаружить выход в море таких рейдеров и навязать им бой как можно быстрее, Поэтому самый высокий приоритет отдавался воздушным патрулям в Северном море. Крейсера Флота Метрополии должны были патрулировать между Шетландскими островами и Норвегией с той же целью.

В свете того, что мы знаем сегодня, кажется поразительным, что подводная лодка считалась гораздо менее опасной, чем надводный рейдер. Точно так же значительно недооценивался эффект воздушных атак против торговых судов и минных постановок в наших прибрежных водах. Мы знали численность германского подводного флота (56 лодок, из которых только половина океанских) практически точно. Мы знали, что Люфтваффе являются грозной силой. Но несколько факторов привели к неправильной оценке потенциала подводной лодки. Прежде всего, мы не верили, что немцы решатся на ведение неограниченной подводной войны, хотя и сомневались в их уважении к международным договорам. Слишком велик был риск осложнений с нейтральными странами, в первую очередь с Соединенными Штатами. Во-вторых, мы слишком полагались на Асдик, который мог обнаруживать подводные лодки. Конечно, это был колоссальный шаг вперед по сравнению со всем, что мы имели ранее, но Асдик не был панацеей. Так получилось, что перед войной разгорелись жаркие споры относительно необходимости введения системы конвоев. КВВС резко возражали, полагая, что такое сосредоточение судов будет легкой мишенью для воздушных атак. Вытаскивались на свет замшелые аргументы относительно задержек судоходства и забитых портов, которые уже полностью дискредитировали себя в прошлой войне. К счастью, в конце 1937 Адмиралтейство и министерство авиации пришли к соглашению. Это была победа сторонников конвоев, и флот сумел заранее подготовить все необходимые меры, чтобы быстро ввести их на множестве маршрутов сразу после начала военных действий. К 1939 во всех важных торговых портах за рубежом были созданы специальные штабы. Требовалась огромная всемирная сеть, чтобы организовать формирование конвоев, и такая организация была создана Адмиралтейством и министерством судоходства. 26 августа 1939, когда над Европой уже сгустились военные тучи, Адмиралтейство взяло в свои руки контроль над всеми торговыми судами. В течение следующего месяца вдоль нашего восточного побережья, между Темзой и Ферт оф Фортом, начали следовать охраняемые конвои. Конвои были организованы на маршруте между Британией и Гибралтаром, конвои пошли через Северную Атлантику из Галифакса и из Западной Африки, из Сьерра-Леоне. Быстрота, с которой были приняты эти меры, была обеспечена тщательной довоенной проработкой планов. Очень быстро еще раз подтвердился древний стратегический принцип, гласящий, что организация конвоев является не только наилучшим способом защиты судоходства, но и самой эффективной мерой борьбы с рейдерами. Обнаружив себя нападением на конвой, рейдер подвергается быстрому и действенному возмездию. К несчастью, организация передвижения более чем 3000 британских судов, рассеянных по всему миру, была исключительно сложной задачей, а нехватка эскортных судов была такой острой, что мы просто не могли ввести всеобъемлющую систему конвоев, даже на последних участках пути домой через Атлантику. Поэтому быстроходные суда (более 15 узлов), а также те, которые не могли держаться в составе 9-узловых конвоев, обычно следовали самостоятельно. Именно среди них подводные лодки нашли большинство жертв. Но самое скверное, что эффективность системы конвоев вскоре поставили под сомнение несколько высших морских офицеров. Они считали, что патрулирование морских подходов к Британским островам и охота за противником в открытом океане будут более эффективной контрмерой, чем организация конвоев и эскортирования. Мы еще вернемся к данному вопросу.