Знакомясь с общими проблемами физической географии, мы с вами не раз обращались к истории, к отдаленным периодам в развитии нашей планеты, биогеносферы. Но откуда ученые берут сведения о давно минувших временах?..

Достают из-под земли.

Между прочим, это совершенно точно. Из земли или из-под земли, но так или иначе до них приходится докапываться в буквальном смысле слова. Есть у нас на планете такая «закрытая книга» с плотно слежавшимися страницами. Очень неудобно читать ее, потому что нельзя перевернуть страницы, но все-таки кое-что рассмотреть удается.

«Книга» эта лежит у нас под ногами и скрыта ландшафтным природным комплексом. Только уголкам отдельных ее страниц удается высунуться на свет божий. Их и читают в первую очередь.

Но давайте сначала разберемся, что это такое с природной точки зрения.

Мы уже знаем, что почти вся жизнь, почти все солнечное тепло сконцентрированы у поверхности материков до глубины нескольких десятков метров.

А что находится глубже?.. Ниже лежит эта самая «закрытая книга», называемая литосферным комплексом или стратисферой. Мы уже говорили, что она простирается на 5–6 километров вниз, где и кончается биогеносфера. Что же представляет собой эта, еще не описанная нами часть биогеносферы?

Если для океана характерно, что он прежде всего «состоит» из воды, то для литосферного комплекса характерно, что он прежде всего сложен горными породами, к которым присоединяются вода, бактерии, а в крупных полостях воздух (в других местах газы) и даже животные и растения, хотя их значение для литосферного комплекса невелико. Сложен весь литосферный комплекс преимущественно осадочными породами, то есть в первую очередь глинами и глинистыми сланцами, песчаниками, конгломератами, известняками и т. п., но есть также изверженные и метаморфические породы (андезиты, базальты, липариты, кристаллические сланцы, гнейсы, мраморы, кварциты и т. п.).

В количественном отношении по объему среди осадочных пород заметно преобладают глины и глинистые сланцы, затем идут песчаники и известняки. Средний удельный вес горных пород литосферного комплекса 2,5. Давление и температура в пределах его еще таковы, что не вызывают значительных изменений в горных породах, их метаморфизации (метаморфизованные породы поступают в литосферный комплекс из более глубоких слоев земного шара).

Ранее считалось, что только верхние горизонты литосферного комплекса (до глубины 500–700 метров) расчленены густой сетью трещин, по которым проникают воздух и вода. Глубокое бурение заставило в корне пересмотреть эти представления: литосферный комплекс оказался природным явлением гораздо более сложным, чем думали еще 15–20 лет назад. Например, в Австралии при бурении на глубине около 3000 метров было открыто гигантское пресное «море». В Казахстане обнаружены подземные «моря», соразмерные с Аральским морем. Колоссальный водный бассейн находится под Западно-Сибирской низменностью. Даже одна из самых грозных пустынь мира — Сахара — как оштукатуренный сухой штукатуркой потолок висит над грандиозным водным бассейном.

Эти, казалось бы, сугубо практические открытия (воду, как вы понимаете, ищут в пустынях не с научной целью) позволяют нам уже серьезно поставить вопрос о вероятном сложном влиянии литосферного комплекса на ландшафтный и даже на процессы, происходящие в атмосфере.

Когда советский лайнер ИЛ-18 вылетает на Родину из столицы Республики Мали Бамако, он сначала летит на северо-восток, пролетает над древним африканским городом Тимбукту, затем поворачивает на северо-запад и берет курс на соляные копи Таудени, на столицу Марокко город Рабат. Самолет вылезает утром, и пассажирам его предоставляется полная возможность любоваться Сахарой.

С воздуха Сахара кажется безжизненной, хотя там есть своя, не слишком богатая жизнь. В памяти остаются красно-оранжевые полосы песка, разделенные черными ребристыми грядами скал.

…Однажды отряд французской кавалерии шел по малоисследованному району Сахары, которая в то время входила в состав колониальной французской империи. Неторопливо, почти торжественно вышагивали верблюды, на которых восседали утомленные зноем и однообразием кавалеристы; изо дня в день — одно и то же: то каменистая пустыня гаммада, то пески, то снова гаммада. Местность вдруг стала пересеченней и разнообразней, чем раньше: выше скалы, глубже ущелья. И в одном из ущелий французы с удивлением обнаружили многочисленные наскальные рисунки — фрески.

Вторая мировая война задержала их изучение, и лишь сравнительно недавно они были тщательно осмотрены, скопированы и систематизированы.

Теперь эти фрески известны как фрески Тассили — по названию долины, в которой нашли наиболее интересные из них.

Когда французская экспедиция исследовала долину Тассили, ей с трудом удалось найти рабочих: людей почти нет в окрестностях ущелья. Воду приходилось привозить издалека, и ученые экономили на каждой капле.

Экономили на каждой капле, а копировали… многовесельные лодки, плывущие по полноводным сахарским рекам, копировали бегемотов и крокодилов, огромные стада антилоп на пастбищах, колесницы, черных и белых людей в странных нарядах, стройных красивых женщин, — иначе говоря, ученые перечерчивали и копировали следы полнокровной буйной жизни, которой некогда жила Сахара. «Некогда» не означает бог весть когда, а всего 6000 лет назад, но это уже историческая эпоха.

Позднее, когда ученые тщательно изучили фрески Тассили, они обнаружили, что фрески создавались, так сказать, не в один прием, а в два: резкое ухудшение климата заставило племена художников уйти из Тассили. Прошло много веков, прежде чем они — возможно, это были другие племена — вернулись и создали вторую серию рисунков.

Но что «заставило» Сахару дважды зазеленеть на глазах у человека и дважды высохнуть, превратиться в одну из самых страшных пустынь мира?

Много разных гипотез предлагали ученые, но все они сводились к тому, что на земном шаре коренным образом изменялись природные условия. Чаще всего считали, что великое, оледенение, ледники, надвигавшиеся с севера на Европу, сделали климат Сахары прохладнее и влажнее, и тогда Сахара зазеленела… Не будем оспаривать этих предположений. Так вполне могло быть, но ведь нас-то интересует совсем небольшой в геологическом смысле отрезок времени, целиком приходящийся на послеледниковую эпоху.

А в послеледниковую эпоху воздух над Сахарой, например, всегда был сух: экваториальный воздух над Сахарой опускается, нагревается, и дожди не выпадают (механизм этой общей циркуляции объяснен в главе «Если солнце село в тучу…»).

В чем же дело?

Единственное правдоподобное объяснение, которое нахожу я, сводится к влиянию на судьбы Сахары литосферного природного комплекса. Стоит только предположить, что уровень подсахарских водоемов испытывает колебания, пульсацию, как тотчас все становится на свое место. Поднялся уровень подземного бассейна — в Сахаре появились озера, возникли реки, зазеленели леса, приползли с юга крокодилы, пришли бегемоты, наконец, человек устремился на новую обетованную землю.

Мне посчастливилось увидеть весь Нил от устья в городе Александрия до истока из озера Укереве, или Виктория, у городка Джинджа в Уганде. Как всякая гигантская река, Нил необъятен, впечатления от него — грандиозны, но после трех путешествий вдоль Нила я могу определенно назвать самое яркое впечатление. Как ни странно, это обилие желтых сухих русел, «впадающих» в Нил на территории Египта. Между тем ни одного ручья, ни одной речонки в современный Нил на территории Египта не впадает.

Значит, наступило время, когда уровень подземного «моря» понизился. И тогда пересохли реки, символически до сих пор «впадающие» в Нил. И тогда погибли или ушли на берега Нила бесчисленные крокодилы и бегемоты. Древнеегипетские фрески живописуют яростную борьбу между крокодилами и бегемотами, а в нынешнем Египте не осталось ни тех ни других; увидеть это зверье можно лишь в верховьях Нила, в Уганде; там их много, но все-таки не столько, чтобы они бросались друг на друга — и бегемоты, и крокодилы мирно уживаются, что я наблюдал собственными глазами. Значит, древнеегипетские художники запечатлели на своих фресках момент перенаселения Нила животными. Человек тоже ушел из пустыни к Нилу, и тогда постепенно возникло египетское государство. Так, во всяком случае, мы вправе предположить.