Есть одно, но, признаюсь, самое неправдоподобное, хотя как нельзя лучше согласующееся с делом Ярецкого, с его завещанием.

— В нашем случае самая неправдоподобная версия может оказаться правильной.

Итак, предположим, что Ярецкий по тем или иным, только ему ведомым причинам, решил исчезнуть. Исчезнуть не вообще из мира сего, а только из поля зрения семьи и знакомых, может, даже уехать из Польши, с тем чтобы где-то в другом меете начать новую жпзнь. Такое, как известно, случается и не является чем-то необычным.

Случается, и достаточно часто,— добавил майор.— Только в Соединенных Штатах ежегодно такого рода побеги совершают свыше сорока тысяч человек. Там даже существует особое частное агентство, занимающееся розыском беглецов.

В нашем случае оригинальным является способ, каким Ярецкий решил осуществить свое намерение. В завещании он умышленно делает ошибку в отношении личности наследника. Одновременно в нотариальной конторе оставляет письмо для милиции, где сообщает о планируемом самоубийстве с описанием всех подробностей. Потом, в подходящий момент, когда в Варшаве отсутствует жена,

Ярецкий убивает кого-то, может быть, клиента из провинции, размозжив ему голову, надевает на труп свой костюм и, дождавшись ночи, сбрасывает его с моста. Таким образом он осуществляет одну часть своего плана.

Что ж, в вашем предположении есть логика. Но какова цель завещания?

Ярецкий знает, что этот Ковальский никогда не спасал ему жизни и что он обыкновенный мошенник. Но Ярецкому после исчезновения нужны будут деньги, что бы обосноваться на новом месте. Эти деньги ему должен дать Ковальский, после того как получит наследство. Шантаж, о котором вы сами уже упоминали,— шантаж, осуществляемый самим мнимым покойником, позволил бы ему выполнить вторую часть плана.

Узнай Ковальский, что Ярецкий жив, он не дал бы ему ни гроша. Он просто пригрозил бы доносом в милицию. Не забывайте, пожалуйста, что Ярецкий, согласно вашей версии, сделался убийцей. Ковальский быстро бы догадался обо всем. Кроме того, Ярецкий имел на сберегательных книжках свыше двухсот тысяч злотых. Перед своим исчезновением он мог снять с книжек эти деньги.

Ярецкому нет необходимости лично шантажировать Ковальского. У него наверняка имелся сообщник или сообщница. Ведь шантажируемый не обязательно должен знать в лицо шантажиста.

Несколько рискованная версия.

Я еще не кончил. Вторая часть плана Ярецкому не удалась. Не ведая того, из самых добрых побуждений его друг по Варшавскому восстанию этот план провалил. Наследство получила Барбара Ярецкая, а муж оказался на мели. Возможно, Ярецкий остался без гроша, хотя это маловероятно. Допускаю, что, исчезая, Ярецкий по-тихому превратил в наличные все, что мог, и, следовательно, помимо перспективы наследства от самого себя, располагал

кругленькой суммой.

А его смерть?

Это совсем просто объяснить. Ярецкий скрывался среди людей преступного мира. Может, даже прибегал к их помощи. Они-то и убили его из-за денег, которые он имел при себе.

Убийство покойника — что за парадокс! — усмехнулся майор.

А в случае процесса над убийцей — масса интереснейших юридических казусов,— добавил адвокат.

Я уже представляю вас — гордость нашей адвокатуры — в роли защитника убийцы покойника. Перед зданием суда — толпа людей, как перед кинотеатром в день показа боевика.— Майор встал, открыл стоявший у стены сейф и вынул серую папку.— Это документы об убийстве Ярецкого. Дело имеет такое название, потому что заведено было до того, как вы, меценат, вручили нам письмо самоубийцы. Здесь должно быть несколько снимков Ярецкого. С удостоверения личности.— Ыайор нашел голубой конверт и вынул несколько фотоснимков.— Посмотрите, пожалуйста.

Рушинский стал рассматривать снимки. Тот же лысеющий блондин. Довольно крупный нос. Подбородок, однако, более тяжелый. Человек на снимке был похож на того, кто побывал у него в конторе, хотя значительно меньше напоминал беднягу, который лежал сейчас в прозекторской.

— Несомненно, на снимке тот самый человек, который был у меня в конторе и представился Влодзимежем Ярецким,— еще раз засвидетельствовал адвокат.

Действительно, сходство между Ярецким и мужчиной, найденным в мешке на дне Вислы, очень большое,— согласился майор.

Но что же дальше? — спросил адвокат.

Не знаю,— признался майор.— Ни я сам, да и никто у нас в Польше в послевоенные годы еще не имел такого дела. Напишу рапорт начальству. Наверное, возобновят следствие по делу Ярецкого, и тогда проверим вашу версию. А возможно, разработаем другую. Впрочем, дело не в предположениях, а в том, чтобы установить истину.

Безусловно, главное — это истина.

Какими путями пойдет далее следствие, мы еще незнаем. Но в любом случае мы будем, очень благодарны вам " за то, что вы обратили наше "внимание на ряд аспектов этого дела. Мы будем поддерживать с вами постоянный контакт.

Адвокат прекрасно понял значение всех этих комплиментов майора в его адрес. Они означали, попросту говоря, одно — желание майора остаться наедине с собой. Поэтому Рушинский поднялся и, заверив майора в своей неизменной готовности и впредь оказывать посильную помощь органам милиции, покинул кабинет Калино-вича.

После его ухода майор углубился в изучение документов по делу об убийстве Влодзимежа Ярецкого.

Хотя майор Калинович очень внимательно выслушал удивительную историю, рассказанную ему адвокатом. Рушинским, хотя у него не возникало никаких сомнений в искренности адвоката и курьера Медушевского, тем не менее он ни на минуту не поверил в эту версию. И на это у майора были основания. Так, в документах об убийстве Ярецкого имелось заключение судебно-медицинской экспертизы. И там отмечалось, что убитый был оперирован, предположительно в молодости, по поводу левосторонней паховой грыжи. Об этой операции свидетельствовал едва заметный шрам. Никаких других особых примет обнаружено не было. Ярецкий имел искусственную верхнюю челюсть. И это действительно было подтверждено при идентификации трупа.

Все знавшие Ярецкого, в том числе и все работавшие у него, подтвердили этот факт. В то же время никто ни разу не упомянул о шраме на правой руке Ярецкого. А ведь его легко было заметить.

Следовательно, тот, кто лежал сейчас в морге на Очке, не мог быть Влодзимежем Ярецким. Поэтому гипотеза адвоката Рупшнского была несостоятельна с самого начала. Тем не менее майор ни словом, ни жестом не дал понять адвокату, что его версия не имеет оснований, что ей противоречат факты. И все же Калинович решил перепроверить все данные по этому делу.

Врач, производивший вскрытие, закипел от негодования, когда его спросили, не мог ли он забыть о шраме на руке. Милицейская машина, отправленная на Хелмин-скую, доставила в прозекторскую трех работников мастерской. Все они, не один год проработавшие у Ярецкого, заявили, что лежащего в морге мужчину видят впервые.

Вызвали и друга Ярецкого — Анджея Лесняка. Он категорически заявил, что у Ярецкого не было ни шрама на руке, ни явных дефектов зубов. В прозекторской Анджей Лесняк не опознал в убитом своего друга, хотя и не отрицал известного сходства между ними, особенно в том, что касается фигуры, волос, лба и носа.

—Знаю Влодека с детства,— сказал он.— Вместе в школу ходили, вместе боролись в подполье, вместе сражались во время Варшавского восстания и позднее, будучи в армии. Я хорошо знал этого человека. Мы виделись за две недели до его смерти. Мне ли его не опознать? Нет, решительно нет. Этот мужчина не Влодек.

Вызвали дантиста, у которого Влодзимеж Ярецкий лечил зубы и заказывал протез. Он также решительно заявил, что лежащий перед ним человек не Ярецкий.

—Мне не требуется рассматривать лицо, хотя надо признать, у этого человека есть сходство с паном Ярецким. Но зубы?! Нет на свете двух людей с одинаковыми зубами. У этого мужчины рот запущен. Даже впереди нет одного зуба. А Ярецкий очень следил за собой. Известно — молодая жена, не хотелось выглядеть беззубым дедом. У Влодзимежа Ярецкого все зубы были залечены, я сделал ему протез верхней челюсти. Как это можно не узнать собственной работы?!