Как ни огорчен был Рушинский внезапно прерванным отдыхол, он решил все же заглянуть в ресторан и удостовериться, так ли вкусна жареная гусятина, как это рекламировали.

За столиком он встретился еще с одним страстным энтузиастом Наленчова, своим старым приятелем адвокатом Гарошем, который только что приехал из Варшавы.

Ты читал, Метек, сообщение в сегодняшней газете? — спросил Гарош, после того как закончилось пх совещание по поводу меню.— Загадочная история! Следователь рассказывал мне, что они головы ломают над этим происшествием и никак не могут вскрыть причину убийства.

В газете не исключается и возможность самоубийства.

Какое там самоубийство! Тело нашли в четыре часа ночи,— Гарошу были известны подробности дела, о которых в газете не сообщалось,— на мостовой под мостом. При нем не обнаружили даже носового платка. Вскрытие показало, что этот человек перед тем не только выпил изрядную порцию водки, но и заглотнул большую дозу снотворного.

С пьяных глаз он мог свалиться с моста. Немало таких происшествий зафиксировано в истории криминалистики.

А снотворное?

Может, он принимал его постоянно? Каждый вечер в одно и то же время. Возможно, это стало у него уже привычкой. Появился как бы условный рефлекс. Вот он и после водки принял. А будучи нетрезвым, вместо одной таблетки хватапул целую пригоршню. На мосту голова у него закружилась, ну и свалился.

Там высокое ограждение. Самому через него не перевалиться.

Пусть над всем этим ломает голову милиция. Мне и без того придется расхлебывать кашу, которую этот тип заварил. Я должен прервать отдых и вернуться немедля в Варшаву.

Почему?

Это мой клиент. К несчастью, я принял на хранение его завещание и какое-то письмо в милицию.

Что он пишет в письме?

Не знаю. Принес его уже запечатанным. Мне не хотелось принимать на хранение, но он очень просил. В конечном счете вопрос был решен начальником. Он принял, а я теперь буду отдуваться.

Богатый клиент?

Да, производил впечатление человека с тугой мошной. Предлагал пять тысяч, только бы принял на хранение его письмо в милицию.

Недурно.

Удивился, когда я сказал, чтобы деньги он внес в кассу конторы. Чего ради подвергать себя риску, еще отстранят от работы или, того хуже, выставят из адвокатуры.

Любопытная история с этим запечатанным письмом.

Завтра передам его в милицию. Может, оно прояснит дело.

А завещание?

Он хотел лишить наследства жену. Мне с трудом удалось убедить его не делать этого и оставить причитающуюся ей по закону часть.— Говоря это, Метек несколько отклонился от истины, приписывая себе заслуги, которых в действительности не имел.— Все имущество записал какому-то типу, который спас ему жизнь во время Варшавского восстания.

И много?

Ремесленное предприятие — помещепия, стайки и другое оборудование, сырье, автомобиль для производственных нужд и даже наличные за уже реализованный товар.

Думаю, немалое наследство, что-нибудь около миллиона, а то и побольше.

Что он изготовлял?

Предметы религиозного культа.

Ясно! Бедняком, значит, не был. Вероятно, запутался в каких-то темных делах. А может, конкуренты прижали. Почувствовал, что ему грозит опасность, вот и решил подстраховаться. Отсюда и завещание, и это письмо в милицию. Интересное дело тебе подвернулось. Да и как исполнитель завещания неплохо заработаешь. Его жена получает причитающуюся ей по закону супружескую долю?

Трудно сказать. Он завещал ей кооперативную квартиру, легковую машину и вклады на сберегательных книжках. А каковы размеры вкладов, не указывает. Неизвестна еще и общая стоимость всего этого богоугодного бизнеса. Только эксперты смогут определить. Однако завещание опротестовать нельзя. Оно короткое, простое и предельно ясное. Разве что Ковальскому — это фамилия наследника — придется согласиться доплатить вдове, если

завещанием нанесен ущерб ее интересам.

Предчувствую, Метек, наживешь ты немало хлопот с этим делом.

Не каркай, прошу тебя. И все это по милости Францишка, черт бы его побрал!

Этот клиент — знакомый вашего курьера?

Да нет. Он пришел в контору, когда я уже уходил. Наверное, посулил что-то Францишку — уж очень он уговаривал меня принять этого Ярецкого. Ну и влип я с ним.

Ничего не влип. Ты еще на этом деле неплохо заработаешь.

Не будь у меня письма Ярецкого в милицию, я сделал бы вид, что ничего не знаю. У начальника в сейфе лежит завещание, следовательно, он может сделать все, что положено. Но в данной ситуации, сам понимаешь, я должен немедленно выехать в Варшаву. Слишком уж загадочна смерть моего клиента.

— Не горюй, вернешься дня через два-три,— утешал приятеля Гарош.— Хорошая погода постоит еще недельки две.

—Что касается погоды, возможно, ты и прав, а вот вернусь ли я так скоро — весьма сомнительно.

Пессимистический прогноз Метека оказался верным.

Адвокат Рушинский знал едва ли не всех сотрудников городского управления милиции. Часто встречался с ними по делам службы, а с некоторыми поддерживал и товарищеские отношения. Поэтому сразу по возвращении в Варшаву он позвонил полковнику Альбиновскому. От него узнал, что следствие по делу о таинственном происшествии на мосту Понятовского ведет майор Лешек Калиновпч, с которым он также был знаком.

Трудное дело! — этими словами встретил Рушинского следователь в своем кабинете.— При убитом не обнаружено никаких документов. Многое указывает на то, что здесь имело место преступление. А между тем у нас до сих пор нет ничего, что подтвердило бы наше предположение. Единственное, чем мы располагаем,— это показания одного таксиста, который той ночью, приблизитель но в третьем часу, вез пассажира с Саской Кемпы в центр и заметил стоявшую на мосту «сирену». И это все. Больше нет ни одного свидетеля, если, конечно, этого шофера можно считать таковым.

Возможно, я смогу помочь вам прояснить кое-что в этом деле.— И Мечислав Рушинский рассказал о не обычном клиенте и переданных им на хранение двух пакетах.

Это письмо с вами? — с нескрываемым интересом спросил майор.

Да, я принес его. А завещание не взял, не дудгаю, что в данный момент оно потребуется. Впрочем, я прекрасно помню его содержание.

Завещанием займемся позднее.— Майор очень внимательно осмотрел ппсьмо.— Конверт запечатан со знанием дела,— заметил он.— Видимо, автор письма был очень заинтересован в том, чтобы никто не смог преждевременно ознакомиться с его содержанием. Даже своему адвокату не доверился.

Он не был моим постоянным клиентом. Я только раз его и видел, когда имел несчастье принять на хранение эти документы.

Посмотрим, что же там.— Майор взял перочинный ножик, осторожно снял в центре сургучную печать, разогнул скрепку, вытащил ее и, не трогая остальных печатей (а их вместе со снятой было целых пять!), вскрыл конверт; отрезав край, он извлек лист бумаги и углубился в отпечатанный на машинке текст.— Ну и ловкач, я вам скажу! — заключил майор и передал письмо адвокату.— Как хитроумно все подстроил! Вы только почитайте,

что он пишет. Всех нас провел! Однако мотивы его поступка вполне убедительны.

В отделение милиции.

Следователю, который будет вести дело после моей смерти.

Милиция обнаружит мой труп под мостом Понятов-ского. Без документов и каких бы то ни было вещей в карманах. Вскрытие покажет, что перед смертью я принял алкоголь и снотворное.

Все будет свидетельствовать об убийстве. Именно так я и задумал. Ведь владелец ремесленного предприятия, производящего предметы религиозного культа, не может пойти на самоубийство. Это будет конец не только его самого, но и всего его дела. Ни один ксендз после этого не сделает заказ такому предприятию. Поэтому свое самоубийство я маскирую, все делаю для того, чтобы его сочли убийством с целью ограбления. Мой бумажник с деньгами и документами милиция найдет в мастерской за щитком электросчетчика. Там же спрятаны и часы.