— Почти? — с явным подозрением перебил Бежан.

— Почти, — с нажимом повторил Гурский. — Там вообще-то все было чисто, этот тип педантом был жутким, но, правда, ставя на место что-то вымытое и вытертое, своих пальчиков уже не стирал. А вот на этой двустволке — ни единого отпечатка, просто отполирована. Кроме отпечатков убитого и этой Михалины в доме нашли только три сомнительных отпечатка, смазанных.

Может, и они принадлежат хозяину, но в лаборатории говорят, что голову на отсечение не дадут. Отпечатки довольно старые. Что же касается убийцы, то, он, похоже, был в перчатках...

— Стой, опять погнал, — скривился Бежан. — Они говорят, что эти три отпечатка могут принадлежать не убитому?

— Могут, но не обязательно. Говорят, если бы у них были все десять пальцев владельца, возможно, они и подогнали бы, но за одни эти ручаться не станут.

Бежан помолчал.

— Это могло бы значить, что все-таки...

А какая двустволка?

— Укороченная. Обрез.

— Он что — браконьер?

— Что вы. Был членом охотничьего общества, имел разрешение...

— Ас жаканами экспертизу провели?

— Я так тороплюсь, потому что страшно хочется добраться до сути, — с раскаянием ответил Роберт. — Разумеется, провели немедленно, как только определили, что двустволка вытерта. К пяти утра патроны и оружие уже были в лаборатории, и вывод однозначный — стреляли из двустволки. А жаканы, пара коробок с разным калибром, лежали в ящике стола, и отпечатки на коробках — только убитого.

— Значит, сам вынул, сам зарядил и с поклоном вручил убийце, чтобы тот малость пострелял...

— Да, похоже на то. Но подождите, по порядку. Все это время мы искали ключ. Без толку. Все свидетельствует, что гость не был чужаком, напротив, кто-то из хорошо знакомых людей, может даже из близких, убитый его сам и впустил...

— Минуточку. Перчатки.

— В том-то и дело. Искал отпечатки на бумагах. Письменный стол, полки, папки... Там был Мальчик, он страшно старается после того, как прокуратура его ни за что обругала, так он всем назло решил, что больше к нему никто не прицепится. Времени у него было кот наплакал, так как Вильчинский его тут же прогнал, но парочку следов он все же нашел. Перчатки, тонкая кожа. Гладкие. На папках и на письменном столе.

— Значит, убийца что-то искал в макулатуре. Так почему решили, что он принимал близкого человека?

— Они пили кофе в салоне, — напомнил Роберт.

— Ну и что? — удивился Бежан. — И откуда это известно?

— От Михалины Колек. Во-первых, гости к покойному приходили редко. Никаких друзей вообще в доме не бывало. Ну, может, раз в два года. Остальные посетители — их тоже очень мало — приходили по делам: принимал он их официально, в библиотеке, разве что рюмочку предлагал, но никакого кофе, никакого чая, никаких бутербродов — никогда...

Бежан снова перебил его:

— Подожди. Он ведь фотограф, и у него должна быть темная комната и разное там оборудование. И где все это?

— За библиотекой, которая служила и гостиной. Вообще у него в библиотеке и компьютер стоит, и все остальное, а рядом чудо какая фотолаборатория: темная комната, оборудование самого высокого класса. Все вместе, можно сказать, — официальное место работы. Именно там, а не в жилых комнатах...

— Хорошо, это понятно. Так почему все же — близкий человек?

— Так вот, эта Колек настаивает, что он пил кофе и спиртное с каким-то необычным гостем, за столом в салоне, где на столике остались следы от стаканов. А на кухне она нашла чашки и все остальное, по две штуки. Все это она, разумеется, вытерла, убрала, столик этот чертов так не сиял, даже когда новым был, какие уж там следы, но я ей верю. Если Колек все это выдумала, то стала бы закладывать людей по-крупному, а для таких тонкостей она слишком глупа.

Кроме того... Порядок выстрелов определить невозможно, оба были смертельными, и тот, что в глаз, и второй, прямо в загривок... Прошу прощения, жаканы ассоциируются с кабаном.

— И при этом дуло обрезано? — с сомнением произнес Бежан. — И намного?

— Примерно вот настолько, — показал руками Роберт. — У него там вообще были разные вещицы собственной работы или как-то переделанные... Странный тип... Но постойте, это ещё не конец. Тоже сведения от Мальчика. Он говорит, что в этой темной комнате — настоящие сокровища, но какие-то странные — ими не пользуются. Просто напоказ. Или пользуются раз в два года, что само по себе невозможно, ведь он же профессиональный фотограф... Отпечатков пальцев страшно мало, даже снизу на ручках кресла.

Трудно поверить, что он каждый раз, вставая со стула, вытирал под ручками. Я понимаю, это вращающееся кресло, но ведь так не бывает, чтобы, работая на нем, человек ни разу до ручек не дотронулся! А ещё Мальчик уверенно так утверждает, что на столе в кабинете то же самое. Каким бы педантом убитый ни был — пусть он все протирал и натирал, но ведь не до такой же степени?! А, вот ещё что! Из тех трех смазанных отпечатков один — под ручкой кресла. Странно все это как-то...

Оба помолчали: Роберту нужно было перевести дух, а Бежан переваривал информацию.

— Ну ладно, — заговорил он наконец. — А теперь — что с «той сучкой»?

Роберт все прекрасно помнил, а «та сучка» его и самого заинтриговала, так что ему не пришлось даже в блокнот заглядывать.

— Вот именно. Михалину Колек нужно будет поприжать, потому что, как я уже сказал, пару других баб она точно знает, но молчит о них, как надгробный камень, одну только всю дорогу грязью поливает. В глаза бросается, что ненавидит она её, как чуму. С другой стороны, эта самая Иза Брант — вне всякого сомнения, личная знакомая убитого, никакими делами здесь и не пахнет.

— А чем она занимается? Профессия? Где работает?

— Этого Михалина Колек сказать не могла. Я понял, что Иза Брант — то ли журналистка, то ли учительница, то ли работает в какой-то типографии или издательстве, то ли критик литературный. Но главное, она — подлая курва.

Да, и к тому же графиню корчит из себя.

В общем, мерзкая и коварная гадина.

— Пусть гадина, но по указанному адресу её не нашли?

— Нет.

— А бывшая жена? Как ее...

— Ганна Доминик. Живет в Заверче. До неё мы ещё не добрались.

— Ну, за эти два дня ты и так достаточно накопал. А что касается засекреченных деловых партнеров...

— ..то мне кажется, что мы о них знаем даже больше, чем сама Михалина...

— Ну, ну! — предупреждающе прервал его Бежан. — Михалине Колек может быть известно столько, что наши сведения ничто по сравнению с этим. А какова она из себя?

— Внешне?

— Внешне.

— Мечта целого экипажа корабля, который слишком долго болтался в море, — сказал Роберт без тени сомнения. — Ее бы на всех хватило. Мощная баба. Если бы кто-то должен был меня лягнуть, то я предпочел бы лошадь, а не её.

— Понятно. А внутренне?

— Абсолютный примитив. Лишена всяких идей. Верная, как пес. К самостоятельному мышлению не способна, но из таких, хитреньких. Но глупа беспредельно.

— И похоже на то, что постоянна в своих чувствах, — невесело вздохнул Бежан. — Что вовсе не мешает нам как следует её прижать.

Соседей ещё опрашивают, ты распорядился?

— Конечно. Не из-под земли же этот убийца вылез, ему ведь нужно было туда дойти, хотя скорее — доехать...

— Минутку. А Изу Брант-покойник мог принимать в салоне?

— Колек утверждает, что он и в постели её мог принимать.

— Так при чем тут жена из Заверчи? Черт бы побрал эту бабу...

Намерения австралийской родни выкристаллизовались за завтраком.

Ужасающее невезение продолжало преследовать меня. Если бы не забота о будущем деток, я бы просто сбежала из дома, наплевав на все поганое наследство.

Дядя Игнатий выдумал, что кроме яйца всмятку он охотно съел бы тосты с сыром и мелко нарезанными шампиньонами, его примеру тут же последовали остальные. Все вдруг захотели тостов с сыром и мелко нарезанными шампиньонами, возможно также с добавлением столь же мелко нарезанной ветчины.