Внезапно она заметила полицейский мундир.

— Эй! А полиции какое дело до Михалины? Может, её обокрали, грабеж какой?

И куда по девалась сама Михалина? Я вчера только приехала, ничего не знаю, чего случилось-то?

Сержант поколебался: сказать ей правду или нет? Баба явно не из молчуний, вот только о какой Михалине она станет больше рассказывать — о живой или о мертвой? Недоверие из гостьи так и перло — как квашня из кастрюли.

Нет, решил сержант, лучше придерживаться фактов: от потрясения бабища может расслабиться, а подозрения, не дай бог, замкнут ей рот наглухо.

Он закрыл дверь на засов — на всякий случай.

— Так вы подруга пани Колек?

— Ну, подруга. Лучшая. А что, нельзя?

Где она, я вас спрашиваю, откуда мне знать, а может, вы какой липовый полицейский?

— Да вот, извольте, мое удостоверение. Но и вас тоже попрошу, ваш паспорт...

Одной рукой вырывая у сержанта его удостоверение, другой блондинка великолепная нашарила в сумке паспорт. Они почти одновременно проверили персональные данные друг друга, однако сержант оказался проворнее: привычно найдя необходимые сведения, он, словно клещами, ухватился за уголок своего удостоверения — не доверял он этой гарпии.

— Анастасия Рыкса, — прочел он. — Замужем, девичья фамилия Веньчик, проживает в Варшаве, Селецкая, три...

— Где я живу, я и сама знаю, — гневно оборвала его пани Рыкса. — А вот где Михалина, никак не могу от вас добиться. Вижу, что вы не липовый, так, наконец, скажете или нет?!

— Скажу, почему не сказать. В морге.

— Где?

— В морге.

— Что вы мне тут глупые шуточки шутите?

— Я не из шутников. Пани Колек мертва, похорон ещё не было, так что, насколько я знаю, она обретается в морге.

У Анастасии Рыксы на какое-то время перехватило дыхание. Она сделала два шага вперед и тяжело шлепнулась на стул.

— Вы.., вы мне голову не морочите?..

— Честное слово, нет.

— Поклянитесь!

Сержант быстро прикинул, чем бы он мог поклясться, чтобы она ему поверила. Чем-то по-человечески понятным.., а!

— Да чтоб мне до пенсии не дожить, вот те крест!

— О Господи Иисусе Христе и все святые...

— Да вы сами подумайте, что бы я тут иначе делал?

Анастасия Рыкса некоторое время молча посопела, после чего пухлым пальцем ткнула в напольные часы, стоявшие в углу комнаты.

— Там, — выговорила она сдавленно, — там, внизу, Михалина коньяк держит.., держала то есть. Достаньте...

Сержант послушно залез в часы, нашел бутылку с рюмками, тем самым удостоверившись, что гостью с Михалиной и вправду связывала дружба, налил, не обойдя и самого себя, а затем украдкой включил диктофон у себя в кармане.

— Вы сказали, что только вчера вернулись, — с сочувствием напомнил он. — А откуда? Где вы были?

— В Дрездене, у дочки, — автоматически ответила Анастасия. — За немца вышла. А тут такое несчастье! Что с ней случилось, святая Дева Мария, она же всегда такая здоровая была!

Несчастный случай какой, а?

— Можно и так назвать. Ее убили.

У Анастасии чуть рюмка из рук не выпала.

— А я говорила! — заголосила она оглушительным шепотом. — Я же ей говорила, чего она за этих сволочей держится. «Каждый у неё в руках был», видите ли! Сто раз говорила: сиди тихо! А этот её, он-то что? Тоже мне опекун, лишь о себе заботился... У той-то курвы хватило ума его бросить, а Михалина уперлась: все нет да нет! И где он теперь? Где он был, когда её убивали? Я вас спрашиваю, где?!

— Кто? — заинтересовался сержант.

— Как — кто, этот её Доминик! Я говорила — высоки пороги на её ноги. Эти сволочи все в рост идут, одна ведь мафия. Они её боялись, а уж Доминик у них вообще сидит как заноза в заднице! Его ещё больше боятся. Я говорила, куда ей до их миллионов, шиншилл и бриллиантов, но она упрямая была. А Доминик над этими сволочами словно Господь Бог! Налейте еще!

Сержант выполнил поручение с такой поспешностью, что чуть было не выронил бутылку.

Себя он на сей раз обошел.

— И что Доминик? — вопросила пани Рыкса сурово.

— Ничего.

— Как это ничего?

— Ну так. Он, в общем-то, и не мог отреагировать.

— А это ещё почему?

— Потому что уже был мертв.

— ЧТО-О-О?!!

— Мертв. Его ещё раньше убили.

— Налейте, — слабым голосом попросила пани Рыкса.

Не зная, что ему делать — поощрить истерику или сидеть тихо, сержант выждал целых пять секунд. Пани Рыкса под влиянием потрясения и коньяка явно наливалась чем-то твердым, словно её заполнял не воздух, а жидкий бетон.

— Когда это случилось? — деловито поинтересовалась она. — Их что — вместе замочили?

— Нет. По отдельности.

— Ну-ка рассказывайте толком, не то ведь я могу и рассердиться. Кого, когда и где. И налейте мне. Себе — тоже.

Сержант решил рискнуть, вполне отдавая себе отчет в том, что, будучи официальным лицом при исполнении, идет на дикие нарушения и вот-вот переступит черту, которая отделяет его от служебного преступления. И все же исполнил пожелание кариатиды, вкратце изложив обстоятельства смерти романтической пары.

Анастасия, слушая, уронила слезу. Всего одну. Больше не успела, так как сержант был краток.

— Она его любила, — глухо проговорила пани Рыкса. — А он её нет. Если он кого и любил, так это свою прежнюю сучку, а может, и её не любил. А ведь я говорила! Выходит, она, значит, первая его нашла и сообщила.., ну, не через кого попало, а через одного из тех прежних, которые все могли... Закона для них не существовало, да и для нынешних тоже нету. Доминика убрали, осталась у них одна Михалина, а ведь человеку память из головы не выбьешь... Так что эту голову нужно было... Налейте.

— Вы её знакомых знали? — робко начал сержант.

— Э, какие там знакомые... Я замуж вышла по-своему, потому как все уже начало сыпаться. И Михалине советовала, да она все свое гнула. Ну, я-то постарше... Лет двадцать тому назад это было, ей семнадцать исполнилось, а мне уже двадцать один, пять лет я им служила, так что всю их вонь успела почуять.

Мой муж человек простой, автомастерская у него была, так он легко отбрехался... А она все в этой шайке сидела. Нет, ничего не скажу, мужики к ней липли, Михася на должности была — доверенная секретарша, ну а потом и Доминик появился.

— И что?

— «Что, что». Все. А ведь у неё почти получилось — наконец-то она его заловила. Уже пять лет как вроде бы все спокойно шло, разве что старые знакомые вокруг неё изредка крутились или детки их. Или ещё какие родственники.

Налейте.

— А нынешние знакомые?

— Ага, сейчас, знакомые. Уж так подлизывались, чтобы про Доминика узнать. Михася-то как скала была... А больше всех настырничал один такой.., да какой один, их вроде бы трое было... Из тех, что возле сенаторов трутся, в сейме сидят, тут — президент, там — вице-министр, заместитель премьера, кто их разберет... Кабы вышли на свет божий все папашкины мухлевательства...

— А их как-то звали?

— Что вы мне глупые вопросы задаете!

Один за последнее время раза два тут был, Михася говорила, что благодаря ему Доминик больше всего заработает. Пустылка.., нет, Пустынник какой-то... Ну, что-то вроде. А этого Бешеного я и сама в молодости знала, клеился ко мне.

И все равно я вам скажу, что я в этого Доминика не верила.

— В каком смысле?

— Ну, великий бизнесмен, по всему миру дела ведет, фотограф известный, а вонь-то от него чувствовалась. Каждый раз какой-то Мартинек... нет, Мариушек позарез ему требовался, а Михалина как-то проговорилась, что все эти снимки делает именно этот Мариушек. И всякие разные штуки, замки не замки, пистолеты не пистолеты, револьверы.., изобретения, в общем, — тоже Мариушек. Парень — воспитанник Доминика, это она мне сказала, уж очень любит опекуна своего, но в последнее время капризничать вдруг начал... А ещё баба какая-то была, Кая звали, то ли Пруш, то ли Прыщ... А-а... Налейте.

Дальнейшую беседу сержант потихоньку записывал в блокнот, спрятав его под столом, — боялся, что диктофон выкинет какой-нибудь глупый фортель.