Когда на плоту нечем было заняться, то ради развлечения мы совали свой нос в сеть с планктоном. Не ради аромата, конечно, - запах планктона был просто ужасный, - и тем более не ради возбуждающего аппетит вида - в сетке было на редкость отвратительное месиво, - просто для нас было забавой раскладывать содержимое сети с планктоном на доске и рассматривать каждый из микроорганизмов в отдельности. Перед нами раскрывалось невероятное разнообразие фантастических форм и красок.
Большей частью это были крошечные, напоминающие креветок, ракообразные или икринки рыб, но среди них попадались мальки различных рыб и моллюски, необычайно миниатюрные крабы всех цветов радуги, медузы и бесконечное множество каких-то маленьких существ, которые, казалось, явились прямо из сказки. Одни были похожи на бархатные трепещущие призраки, вырезанные из целлофана, другие походили на крохотных красноклювых птиц с панцирем вместо перьев. Безудержную творческую расточительность проявила природа, создавая планктон. Ни один художник-сюрреалист не смог бы выдумать более фантастические существа, чем те, которые мы встречали в мире планктона.
После того как холодное течение Гумбольдта повернуло на запад южнее экватора, мы начали вынимать из сети через каждые несколько часов по два килограмма планктона. Он лежал в ней спрессованный и напоминал слоеный пирог, в котором были коричневый, красный, серый или зеленый слои, соответственно тем полям планктона, через которые мы проходили. Ночью, когда кругом все фосфоресцировало, казалось, что мы вытягиваем на борт мешок со сверкающими драгоценными камнями. Но как только это сокровище оказывалось на борту, оно превращалось в миллионы мельчайших живых искрящихся креветок и сверкающих мальков, светившихся в темноте, как груда раскаленных угольков. Мы выливали их в ведро, и чудилось, что из сетки льется волшебная каша из сверкающих светлячков. Но насколько был красив наш улов на расстоянии, настолько отвратительно пахнул он вблизи. Если кто-нибудь набирался смелости и отправлял ложку этой сверкающей массы себе в рот, он убеждался, что насколько ужасен был этот запах, настолько замечателен был вкус. Планктон напоминал паштет из креветок, омаров и крабов, если смесь состояла преимущественно из мельчайших креветок; если же она в основном состояла из мельчайших икринок, то вкус ее напоминал зернистую икру, а иногда даже и устриц. Растительный планктон был либо настолько мал, что просачивался вместе с водой через сеть, либо настолько велик, что мы могли выбирать его руками. Основную его массу составляли желеобразные организмы длиной около одного сантиметра, похожие на стеклянные шарики или медуз. Они были горьки на вкус, и мы их выбрасывали. Все же остальное годилось для еды либо в сыром виде, либо в виде сваренных в воде каши или супа. На вкус и цвет товарищей нет. Двое из наших парней на плоту считали, что планктон лакомое блюдо; двое других думали, что он съедобен; а остальным даже смотреть на него было противно. По своей питательности планктон не уступает крупным омарам, крабам, ракам. Если его умело приготовить и хорошо приправить, то все любители продуктов моря сочтут его превосходным блюдом.
Уже одно то, что самое крупное животное на земле - синий кит - питается исключительно планктоном, доказывает высокую калорийность входящих в него микроорганизмов. Наш способ ловли планктона небольшой сеткой, которая зачастую оказывалась изжеванной голодными рыбами, показался нам крайне примитивным, когда мы однажды, сидя на плоту, увидели, как проплывающий мимо кит выбрасывал фонтаны воды и отцеживал через решетки роговых пластинок планктон.
- Почему бы вам, пожирателям планктона, не последовать его примеру? - ехидно спросили нас однажды Турстейн и Бенгт, когда мы потеряли в волнах нашу сеть. - Сделайте хороший глоток, а затем процедите воду через усы.
Мне случалось видеть китов на далеком расстоянии с пароходов и вблизи - в музеях, но они казались мне ненастоящими, и я никогда не относился к этим великанам так же, как к другим подобным им теплокровным животным - например, к лошади или слону. С биологической точки зрения, я был вынужден признать, что кит настоящее млекопитающее, но всем своим существом он все-таки напоминал мне огромную, холодную рыбу. Но мое отношение к китам в корне изменилось, когда они появились около нашего плота. Однажды мы завтракали, устроившись, как обычно, на краю плота, поближе к воде, так, что достаточно было лишь слегка наклониться, чтобы ополоснуть кружку, и вдруг все мы вздрогнули от неожиданности, услышав позади себя тяжелый храп плывущей лошади. Огромный кит вынырнул из воды и смотрел на нас. Он находился так близко, что было видно, как кожа внутри его дыхала блестит, словно лакированный ботинок. Мы отвыкли здесь в море от настоящих вздохов - ведь все живые существа бесшумно скользили вокруг, они не имели легких и лишь слегка раздували жабры. Мы тотчас прониклись чувством теплой симпатии к своему старому троюродному брату-киту, который, подобно нам, забрел так далеко в море. Вместо холодной, похожей на жабу акулы, которой незачем даже нос высовывать, чтобы подышать свежим воздухом, к нам в гости явилось существо, отдаленно напоминавшее веселого, откормленного бегемота из зоопарка. Кит подплыл к самому борту плота, еще раз вздохнул, что произвело на меня самое благоприятное впечатление, и скрылся в глубинах океана. Киты навещали нас много раз. Чаще всего это были небольшие морские свиньи и касатки, резвившиеся вокруг нас на поверхности воды большими стаями, но иногда к нам наведывались кашалоты и другие гигантские киты, которые подплывали в одиночку или небольшими группами. Иногда они плыли мимо на очень далеком расстоянии, проходя, как далекие корабли, у самого горизонта и выбрасывая время от времени в воздух фонтаны воды, но бывало, что они шли прямо на нас. В первый раз, когда огромный кит изменил свой курс и стремительно направился прямо к нам, мы решили, что столкновение неизбежно.
Он все приближался и приближался, и мы все отчетливее слышали его тяжелое пыхтенье и глубокое дыхание. Когда он высовывал голову из воды, казалось, что какое-то огромное, толстокожее, неуклюжее сухопутное животное продирается сквозь воду и оно так же не похоже на рыбу, как летучая мышь на птицу. Он подплыл вплотную к левой стороне плота. Мы все кинулись туда. Один из членов экипажа влез на мачту и сообщил, что видит еще семь-восемь китов, плывущих на нас.
Огромный, блестящий от воды черный лоб был на расстоянии не более двух метров от плота, когда великан наконец нырнул. Мы увидели, как гигантская иссиня-черная спина медленно ушла под самый плот прямо у наших ног. Несколько секунд он лежал неподвижной и темной громадой, а мы, затаив дыхание, рассматривали горбатую спину гигантского млекопитающего, которое было значительно длиннее плота. Но вот кит начал медленно опускаться и исчез в голубоватой воде. Тем временем нас окружила вся стая, но ни один из китов не обращал на нас никакого внимания. По всей вероятности, киты только тогда разбивают могучим ударом хвоста в щепки китобойные суда, когда они подвергаются нападению. Все утро киты пыхтели и сопели вокруг нашего плота, появляясь там, где мы их меньше всего ожидали, но ни один из них не задел ни плота, ни кормового весла. Киты плескались в воде, наслаждаясь жаркими лучами солнца. Но в полдень вся компания, будто бы по сигналу, нырнула в воду и мгновенно исчезла.
Нам приходилось находить под своим плотом не только китов. Ведь если откинуть в хижине цыновки, на которых мы спали, то в щели между бревнами видна была плескавшаяся кристально чистая голубая вода. Подождав мгновенье, можно было увидеть плавник или спину какой-нибудь проплывавшей поблизости крупной рыбы, а то и целую небольшую рыбку.
Если бы щели между бревнами были немного шире, то мы могли бы устроиться с удочками в постели и удить у себя под матрацами,
Золотые макрели и рыбки-лоцманы питали особенную любовь к нашему плоту. Первые золотые макрели присоединились к нам, когда мы вышли из вод Кальяо и попали в течение. Но с тех пор не проходило ни одного дня во время всего нашего путешествия, когда бы вокруг плота не вертелись макрели. Что влекло их к нам, трудно сказать. Вероятно, их устраивала чудесная возможность плыть в тени с крышей над головой, а может быть, они просто-напросто находили много съедобного на нашем огороде, на котором произрастали ракушки и висевшие гирляндами водоросли. Их было много на подводной стороне плота и даже на кормовом весле. Все началось с небольшого слоя зеленой тины, но затем пучки водорослей стали расти с такой молниеносной быстротой, что "Кон-Тики" стал скоро походить на бородатого морского бога, мотавшегося на волнах. А зеленые водоросли превратились в излюбленное укрытие для мальков и наших бесплатных пассажиров -- крабов.