На пойманных акулах мы часто находили черных слизистых прилипал, крепко к ним присосавшихся. При помощи овального присоска, расположенного на макушке плоской головы, они накрепко присасываются к акуле, так что, несмотря на все усилия, их невозможно отодрать за хвост. Но сами прилипалы отпадали и присасывались к другому предмету так быстро, что мы едва успевали моргнуть глазом. Убедившись, что их старая приятельница не собирается возвращаться в родную стихию, они отпадали и скользили между бревнами в поисках другой акулы. В случае, если прилипалы не находят сразу другой акулы, они на время присасываются к какой-нибудь другой рыбе. Прилипалы достигают размеров от 10 до 30 сантиметров. Мы решили испробовать применяемый местными жителями способ. Они привязывают к хвосту прилипалы бечеву и пускают его в море. Прилипало присасывается к первой попавшейся рыбе и так прочно, что счастливому рыболову остается тащить их обоих вместе. Но нам не особенно повезло в этом деле. Каждый раз, когда мы выбрасывали за борт привязанного на шнурке прилипалу, он немедленно присасывался к первому попавшемуся бревну плота, вполне убежденный, что нашел невиданный экземпляр громадной акулы, и мы могли тянуть за бечеву до бесконечности. Постепенно на подводной стороне плота у нас возникла целая колония прилипал, путешествовавших вместе с нами через Тихий океан.

Надо все-таки сказать, что прилипало был глупой, безобразной рыбой и никак не мог сравниться с такой приятной рыбкой, как его веселый компаньон - рыбка-лоцман. Эта рыба невелика, напоминает по форме сигару, а по полосатости - зебру. Обычно целые стайки этих рыбок плывут перед пастью акулы. Их назвали лоцманами, считая, что они указывают полуслепой акуле направление, которого ей следует придерживаться в море. На самом деле рыба-лоцман только плавает вместе с акулой и превращается в лоцмана, лишь когда завидит какую-нибудь пищу. Рыба-лоцман до последних секунд сопровождает своего господина и повелителя. Но она не умеет, как прилипало, присасываться к шкуре гиганта и потому приходит в полное замешательство, когда акула внезапно взвивается в воздух, чтобы больше уже не возвратиться. В таких случаях стайка рыбок-лоцманов растерянно снует туда и обратно и все ищет акулу, постоянно возвращаясь к корме "Кон-Тики" - к тому месту, где акула воспарила в небо. Но время шло, а акула не возвращалась, и они были вынуждены искать нового господина и повелителя. И тут им подвертывался "Кон-Тики".

Иногда мы опускали голову с края плота вниз, в прозрачную воду, и осматривали его подводную часть. Она казалась брюхом гигантского морского чудовища; хвостом было кормовое весло, а плавниками - килевые доски. И между ними плавали стайкой усыновленные рыбки-лоцманы, не обращая никакого внимания на пускающую пузыри человеческую голову. Иногда одна-две рыбки быстро выскакивали поближе вперед, осматривали человеческий нос и возвращались обратно в дружные ряды плавающих товарищей.

Мы обнаружили, что рыбки патрулировали двумя отрядами: большинство находилось между килевыми досками, остальная часть, образуя изящное веерообразное построение, плыла перед носом плота. То одна, то другая рыбка вдруг вырывалась вперед, чтобы схватить что-нибудь съестное. А когда мы после еды мыли в море посуду, то казалось, что мы выбросили вместе с остатками своего обеда целый ящик полосатых сигар. Не было ни одной крошки, которую они внимательно не исследовали бы, и все, кроме овощей, немедленно исчезало в их желудках. Смешные эти рыбки так по-детски доверчиво искали у нас защиты, что мы испытывали к ним почти родительские чувства. Они стали комнатными животными "Кон-Тики", и на их ловлю было объявлено "табу"[23].

Среди наших рыбок были мальки величиной не более одного дюйма, но большинство по своим размерам равнялось 6 дюймам. Когда китовая акула молниеносно скрылась с гарпуном Эрика, часть ее рыбок-лоцманов перешла на сторону "Кон-Тики". Они были длиной в 2 фута. После ряда побед над акулами "Кон-Тики" сопровождала свита уже в сорок-пятьдесят рыбок, и многим из них настолько понравилось наше неторопливое движение вперед, а также и регулярное выбрасывание остатков со стола, что они сопровождали нас на тысячи километров.

Но были среди них и предатели. Однажды во время вахты у руля я заметил, что море в южном направлении вдруг закипело. Огромная стая золотых макрелей бороздила воду, как серебристые торпеды. Они приближались не так, как всегда, спокойно плескаясь, а неслись с большой скоростью больше по воздуху, чем по воде. Голубые гребни волн превращались под паническими прыжками беглецов в сплошную пену, а за ними зигзагами, словно глиссер, мчалась чья-то черная спина. Потерявшие голову макрели бросились к плоту. Здесь они благополучно под него нырнули. Но около сотни беглецов сгрудилось в плотную стаю и метнулось в восточном направлении, так что вся вода за кормой заиграла яркими красками. Гнавшаяся за ними блестящая спина приподнялась над поверхностью воды; изящно изогнувшись, нырнула под плот, торпедой вылетела оттуда и бросилась за стаей макрелей. Это была громаднейшая голубая акула длиной в 5-6 метров. Она быстро скрылась, но вместе с ней исчезли многие наши рыбки-лоцманы. Они пошли за героем, захватившим их воображение больше, чем люди.

Специалисты предупреждали нас быть как можно осторожнее с кальмарами, которые могли забраться на плот. В Географическом обществе в Вашингтоне нам показывали сообщения и страшные фотоснимки, сделанные при свете магния в одном из районов течения Гумбольдта, где было любимое место сборищ чудовищных кальмаров, поднимавшихся по ночам на поверхность воды. Они были так прожорливы, что если один из них попадал на крючок с мясной наживкой, то другой немедленно являлся, чтобы сожрать своего пленного сородича. Их щупальца способны одолеть акулу и оставить следы на шкуре большого кита.

Кроме того, у кальмаров имеется ужасный клюв, напоминающий орлиный. Нам говорили, что они плавают ночью на поверхности воды и их глаза светятся фосфорическим светом, а щупальца так велики, что они могут, если не захотят взбираться на плот, обыскать ими все, что угодно, в самом отдаленном конце хижины, вплоть до самых укромных уголков на палубе. Нам не очень хотелось, чтобы холодные щупальца вытащили нас из спального мешка, и каждый из нас запасся острым, похожим на саблю, ножом мачете на случай, если придется ночью проснуться в объятиях кальмара. Подобная возможность казалась нам самой страшной, когда мы готовились отправиться в океан, тем более что все морские эксперты Перу в один голос говорили на эту тему и показывали на карте, где находится самое опасное место. Оно находилось в течении Гумбольдта, прямо на нашем пути.

Прошло много времени, прежде чем мы увидели первого кальмара. Однажды утром мы обнаружили первые признаки, указывавшие, что кальмары где-то поблизости. С восходом солнца мы заметили на плоту малютку-кальмара. Он был величиной с кошку, но мог бы, очевидно, достичь и больших размеров, если бы сохранил жизнь и здоровье. Он взобрался на плот самостоятельно ночью и теперь лежал мертвый перед входом в хижину, обвив щупальцами бамбуковый шест. Бамбуковая палуба была вся забрызгана черной жидкостью, похожей на чернила. Кальмаренок валялся в целой луже этой жидкости. Она напоминала тушь. Мы написали ею в вахтенном журнале несколько страниц, а маленького кальмара выбросили в море, к удовольствию макрелей. Это незначительное происшествие мы восприняли как предостережение о возможных визитах более крупных ночных гостей. Если малютка смог взобраться на плот, то его голодные родители и подавно смогут. Мы поняли, как должны были чувствовать себя наши предки, плывя на своих судах времен викингов и подумывая о морском змее. Новый случай поставил нас окончательно в тупик. Как-то утром мы нашли кальмара еще меньших размеров на пальмовой крыше нашей хижины. Мы были поражены. Взобраться туда он не мог, потому что черные пятна виднелись только вокруг него на самой середине крыши. Его не могла забросить и морская птица, потому что на нем не было никаких повреждений, никаких следов клюва или когтей. Оставалось одно: кальмар был заброшен на хижину огромной волной, но никто из ночных дежурных не мог припомнить, чтоб ночью были такие волны. Время шло, и на плоту по утрам все чаще и чаще стали попадаться детеныши кальмаров. Самые крошечные были длиной не больше среднего пальца. Скоро мы перестали удивляться, находя каждое утро, кроме летучих рыб, несколько небольших кальмаров, даже если море ночью и было спокойно. Этот молодняк был действительно дьявольской породы, с длинными щупальцами, покрытыми присосками, еще двумя щупальцами, поменьше, оканчивавшимися крючьями, похожими на шипы. Однако со стороны крупных кальмаров не было никаких признаков поползновения взобраться ночью на плот. В темные ночи мы видели, как светились у поверхности воды фосфорическим огнем их глаза. Днем мы однажды наблюдали, как закипела и запузырилась вода и в воздухе будто завертелось большое колесо, а наши макрели, отчаянно прыгая, бросились в разные стороны. Однако почему кальмары-родители никогда не взбирались на плот, в то время как их детки были постоянными нашими посетителями, оставалось для нас загадкой, на которую мы нашли ответ лишь спустя два полных приключений месяца, когда миновали пользующийся дурной славой, кишащий кальмарами район течения Гумбольдта.