— Они скоро уснут, — не теряя спокойствия, проговорил маркиз. — Хорошо еще, что мой титул не позволил им запереть меня в этой комнате.
— В огороде, со стороны полей, — снова заговорила девушка, — есть место, которое закрыто просто плетнем, к тому же не очень прочным, но…
— Где моя лошадь?
— Под навесом, вместе с остальными.
— Я спрыгну во двор.
— Вы убьетесь.
— Тем лучше.
— Ах, господин маркиз, что же вы все-таки натворили? — горестно спросила девушка.
— Глупости, почти ничего. Но речь идет о моей чести и жизни. Не будем терять времени — я решился.
— Подождите, — сказала она, стискивая его руку, — во дворе в углу слева есть большая куча соломы, галерея доходит как раз туда.
— Прекрасно! Шума будет меньше, и мне не так больно.
Он шагнул к двери, девушка попыталась его удержать, не сознавая того, что делает, но он высвободился и открыл дверь. Полная луна освещала двор, было очень тихо, маркиз дошел до конца галереи и различил в темноте высокую кучу прелой соломы. Девушка перекрестилась. Маркиз снова прислушался, ничего не услышал и встал на перила. Он хотел уже спрыгнуть, как вдруг до него донеслись чьи-то неясные голоса — это переговаривались два солдата, передавая друг другу кружку с вином. В один момент маркиз опять очутился у своей двери — девушка ждала его на пороге.
— Я же вам говорила, что еще не время, — еле слышно сказала она.
— Мне нужен нож, чтобы воткнуть его в глотку этим мерзавцам, — прошипел маркиз.
— Умоляю, подождите всего лишь час, — прошептала девушка, — через час они уснут.
Голос ее был так нежен, она так умоляюще протягивала к маркизу руки, что тот остался, и через час она первая заговорила с ним о побеге.
Маркиз в последний раз поцеловал ее еще вчера такие невинные губы, затем приоткрыл дверь и услышал в тишине лишь далекий лай собак. Он наклонился и ясно увидел солдата, спящего на соломе лицом вниз.
— А вдруг они проснутся? — с тоской пролепетала девушка.
— Живым я им не дамся, будь спокойна, — отозвался маркиз.
— Прощайте, и да хранит вас Господь, — рыдая, проговорила она.
Он перешагнул балюстраду, присел и тяжело спрыгнул на кучу прелой соломы. Девушка видела, как он подбежал к навесу, поспешно отвязал лошадь, вскочил в седло, проехал вдоль хлева, пришпорил коня, смял огородные грядки, взял направление на изгородь, перескочил ее и вылетел на дорогу.
Девушка стояла в конце галереи и смотрела на спящего солдата, готовая исчезнуть при малейшем движении. Звон шпор и топот копыт по мостовой разбудили его. Он поднялся и, предчувствуя недоброе, побежал к навесу. Лошади его там не было; маркиз в спешке отвязал первую попавшуюся — ею оказалась лошадь солдата. Солдат поднял тревогу, его товарищи проснулись, бросились в комнату арестанта и нашли ее пустою. Арестант сбежал. Доложили прево.
Сделав вид, будто ее только что разбудил шум, дочь хозяина пыталась под предлогом помощи задержать сборы, путала сбрую, но тем не менее через четверть часа отряд галопом скакал по дороге. Прево бранился, как нечестивец. Лучшие лошади вырвались вперед, а часовой, скакавший на лошади маркиза, считал своим долгом лично поймать беглеца и намного опередил остальных. За ним следовал сержант тоже на хорошем коне. Сломанная изгородь указывала им путь беглеца, и через несколько минут далеко впереди они увидели его. Маркиз терял дистанцию — уведенная им лошадь была слаба, и он напрасно понукал ее. Оборачиваясь, он видел все более приближавшихся к нему солдат, вновь и вновь понукал свою лошадь, шпорами раздирая ей бока; наконец животное, не выдержав напряжения, рухнуло. Маркиз упал вместе с ней, зацепившись за седельную кобуру. Тут он заметил пистолет в кобуре и, оставшись лежать рядом с лошадью, взял пистолет наизготовку. К нему приближался часовой, скакавший на его собственном очень резвом коне и опередивший сержанта более чем на двести шагов. Маркиз быстро вскочил и, прежде чем преследователь сумел что-либо предпринять, размозжил ему голову рукоятью пистолета. Всадник упал, маркиз легко вскочил на своего коня и галопом помчался вперед, оставив далеко позади потрясенного увиденным сержанта.
Тут подоспели остальные. Прево, уверенный, что беглец схвачен, кричал во все горло: «Берите живьем!» Однако увидел лишь сержанта, который пытался помочь своему товарищу, но тот, получив сокрушительный удар, был мертв.
Маркиз скрылся из виду. Опасаясь дальнейшего преследования, он свернул на проселочную дорогу и добрый час скакал во весь опор. Когда понял, что сбил стражников со следа и клячи их уже не смогут его догнать, пустил коня шагом и направил по дороге, которая вилась по оврагу. У встреченного крестьянина спросил дорогу на Бурбоннэ и бросил ему монету. Крестьянин взял экю, показал дорогу, но едва ли понимал, что говорит — он глядел на маркиза неподвижным и странным взором. Маркиз крикнул, чтобы крестьянин посторонился, но тот не двинулся с места, стоя на дороге, как столб. Маркиз с грозным видом подъехал ближе и спросил, что это за наглость вот так пялиться на него.
— Да вот, — пробормотал крестьянин, — у вас…
И он показал на плечо и воротник всадника.
Маркиз осмотрел себя и увидел, что весь камзол у него испачкан кровью, одежда в грязи — в общем вид у него ужасный.
— А… — пояснил он. — Мы со слугой встретили пьяных немцев, немного подрались, и то ли меня поцарапали, то ли от меня кому-то досталось — в драке ведь всякое бывает. Впрочем, со мной ничего плохого не случилось.
И он похлопал себя по бокам, показывая, что все в порядке.
— Но все же мне надо почистить платье, к тому же я умираю от жары и жажды, да и лошади необходима передышка. Не скажете ли, где я мог бы немного отдохнуть?
Крестьянин вызвался проводить его к себе в дом, находившийся неподалеку. Хозяйка и дети, увидев их, почтительно расступились и тотчас пошли выполнять просьбы гостя — принесли вино, воду, фрукты, большой ломоть хлеба.
Маркиз протер мокрой губкой свой камзол, выпил вина и, подозвав хозяев дома, вступил с ними в разговор. Сначала он поинтересовался, какие дороги ведут отсюда в Бурбоннэ, где он намеревается навестить родных, есть ли тут другие селения и далеко ли до них; затем он заговорил о погоде, об урожае и спросил, нет ли еще каких новостей.
На это крестьянин ответил, что на главной дороге стоят в карауле отряды стражи и сейчас нечего опасаться встреч с дурными людьми, тем более что только вчера стражниками арестован какой-то злодей.
— Кто же он? — спросил маркиз.
— Он дворянин, натворивший много зла.
— Как! Дворянин в руках правосудия?
— Да, и он рискует потерять голову.
— И что же он наделал?
— От этого прямо в дрожь бросает. Мерзкие дела. Но он свое получил. Вся провинция возмущена.
— Он вам знаком?
— Нет, но у нас у всех есть его приметы.
Новости эти были малоутешительны, и маркиз, поговорив немного с хозяевами, осмотрел своего коня, погладил его, оставил хозяевам еще несколько серебряных монет, вскочил в седло и скрылся в указанном ему направлении.
Прево проехал еще с пол-лье по дороге, но, поняв, что дальнейшее преследование бесполезно, отправил одного из своих солдат с приказом, который надо было разослать во все уголки провинции, а сам возвратился туда, откуда выехал ночью. Ему было известно, что у маркиза в округе есть родственники и он не преминет укрыться у них. Вся деревня сбежалась навстречу отряду, и страдники вынуждены были признать, что красавец арестант обвел их вокруг пальца и скрылся. Все пришли в волнение, хотя и по-разному приняли это к сердцу. Прево возвратился в гостиницу, неистово колотя кулаком по столам и обвиняя всех в том, что произошло. Дочь хозяина гостиницы еле сдерживала радость.
Прево, разложив на столе бумаги, воскликнул:
— Он отъявленный подлец! Как я мог в этом усомниться!
— Он был так мил, — вздохнула хозяйка.
— Законченный изверг! Вы знаете, кто это? Маркиз де Сен-Мексан!