От него пахло сигарами и карболкой.

– Вы способны, мисс, вспомнить ваше полное имя и откуда вы?

– Бога ради, избавьте меня от психологического исследования! – выдохнула она.

Он проигнорировал ее вспышку.

– Возможно, вы можете объяснить мне, каким образом вы оказались без сознания среди прерии, одетая… – он показал пальцем на предметы ее туалета, – только в эти кусочки атласа?

В его низком медлительном голосе зазвучало раздражение, его тон подчеркивал, что он человек занятой и у него нет времени и энергии на то, чтобы ухаживать за какой-то женщиной.

Пейдж бросила на него презрительный взгляд.

– Конечно, я знаю, кто я, вы, идиот! Я врач, такой же, как и вы, мистер Болдуин, так что вы можете перестать разговаривать со мной так снисходительно. Живу я в Ванкувере, в Британской Колумбии, я уверена, что даже здесь слышали о такой. Я прилетела в Саскатун, чтобы принять участие в конференции по проблеме акушерства. Когда конференция закончилась, я поехала на ферму моего брата, и мне стало любопытно… – Ее голос стал менее уверенным. – Насчет… э-э-э… пшеничного круга. Вы слышали о кругах в пшенице?

По всей видимости, он не слышал. Он покачал головой с выражением подчеркнутого терпения на лице.

Она поняла, что щелкнула его по носу.

– Это довольно трудно объяснить. Это большие круги, которые появляются на фермерских полях без всяких причин. Во всяком случае, я вошла в центр такого круга, и там ощущалась совершенно неправдоподобная энергия, и потом я потеряла сознание. Никогда раньше я не теряла сознание.

Он нахмурился, глядя на нее оценивающим взглядом, который сказал ей яснее всяких слов, что он считает ее помешанной.

Она взорвалась:

– Можете на меня так не смотреть, доктор! С моей памятью ничего не случилось, с моим умом тоже и с моими способностями. Я в здравом уме. Неправильно другое…

Против ее воли взгляд Пейдж обратился к календарю на стене и потом она оглядела примитивную обстановку комнаты.

Она нахмурилась и покачала головой, смущенная, озадаченная и встревоженная.

– Проблема в дате, – закончила она фразу гораздо менее уверенным голосом, чем ей бы хотелось. – Понимаете, вчера было четырнадцатое августа тысяча девятьсот девяносто четвертого года. А этот календарь говорит… – Голос ее замер и она сделала судорожный глоток. – Этого просто не может быть, – настаивала она, убеждая скорее себя, чем Болдуина. – Тут какая-то ошибка, что-то, что я упустила.

– Вы не ударялись головой, мисс Рандольф?

Пейдж открыла рот, чтобы отвергнуть такую возможность, но замолкла и задумалась. Не могла ли она перенести сотрясение мозга? Может, у нее галлюцинации? Она припоминала необыкновенное ощущение, которое испытала в центре круга пшеницы, энергию, звук и свет. Может, кто-то… или что-то… нанесло ей удар по голове?

– Я не думаю, что меня что-то ударило по голове, но я не могу быть абсолютно в этом уверена, – в конце концов признала она. – Я действительно потеряла сознание, я не знаю, на сколько времени.

Болдуин вздохнул.

– Ладно, будет лучше, если вы зайдете и позволите мне осмотреть вас.

Он взял ее за локоть нетерпеливым жестом и повел в маленькую каморку, предложил сесть на деревянный стул с прямой спинкой, а сам водрузил себе на голову самый старинный стетоскоп, какой Пейдж когда-либо видела.

Она ощутила себя в высшей степени неловко, когда его длинные пальцы начали ощупывать ее голову в поисках повреждений, и еще хуже ей стало, когда он стал прослушивать своим немыслимым стетоскопом ее спину и грудь, даже при том, что, к ее облегчению, он прослушивал ее через плотную блузку, которую она позаимствовала у Клары.

Был ли он врачом или нет, но она не намеревалась раздеваться, чтобы этот мужчина осматривал ее. Он заставлял ее чувствовать себя неловко даже тогда, когда она одета – более чем одета, вздохнула она про себя.

К ее большому облегчению, он не предложил ей раздеться. После беглого осмотра ее зрачков он сделал шаг назад и пожал плечами.

– Как вы и утверждали, мисс Рандольф, вы в прекрасном физическом состоянии.

Легкое выделение слова «физическое» заставило ее вскочить на ноги. Она чувствовала себя измученной, душевно и физически, и утратила контроль над собой.

– С меня достаточно! – взорвалась она. – Я не знаю, что за глупую игру вы здесь разыгрываете, но мне она вовсе не кажется смешной.

Она понимала, что кричит на него, но ей было совершенно все равно. Он закрывал собой единственный выход из маленькой комнатушки, и она вдруг исполнилась решимости выйти.

– Дайте мне дорогу, вы… шарлатан! – Она с силой оттолкнула его, желая только вырваться отсюда, оставаясь в здравом уме. – Уйдите с дороги! Я ухожу, вы не можете меня задерживать, я не арестованная, я не ваша пациентка и не заключенная!

Это было все равно как биться о каменную стену. За его худощавостью невозможно было догадаться насколько он сильный. Он уперся руками в ее плечи, пальцы его были, как сталь. Серые глаза глядели холодно, его мягкий южный акцент не ассоциировался с резкими словами.

– Держите себя в руках, женщина! У меня здесь больница, забитая больными, и я предлагаю вам понизить свой голос. Я предупреждаю вас, если вы не можете контролировать свой темперамент, мадам, если вы будете продолжать вести себя неразумно, я сделаю вам укол и посажу вас в камеру. – Он произносил слова медленно, твердо и с угрозой. – Потом я отправлю вас в сумасшедший дом Манитобы при первой же возможности. У меня нет ни времени, ни намерения нянчиться с безумной женщиной.

Что-то в его тоне убедило ее, что он говорит серьезно, что он обладает властью и силой осуществить свою угрозу, а учитывая все, что она видела в этом госпитале, перспектива оказаться в каком-то средневековом сумасшедшем доме была ужасна.

Она вся дрожала, сердце билось так, словно она только что взбежала на крутой холм, и Пейдж постаралась взять себя в руки. Где бы и в каком времени она ни находилась, это была единственная реальность для нее в данный момент, и она должна найти способ приспособиться.

Она заставила себя сесть на неудобный стул и поднять обе руки ладонями вверх.

– Простите. Я извиняюсь. Я просто истеричная женщина. Я постараюсь в дальнейшем вести себя разумно, насколько это возможно. Я скажу вам, что тревожит меня, и, может, вы согласитесь ответить мне на некоторые вопросы.

Он наклонил голову, внимательно рассматривая ее, скрестив руки на груди и возвышаясь над ней.

– Вы можете сказать мне, какой сегодня день? Подлинную дату? Без шуток и розыгрышей?

– Пятнадцатое августа. А год восемьсот восемьдесят третий.

Пейдж почувствовала, что не может справиться с ледяным страхом, вызванным его словами. Она сделала судорожный глоток и стала подыскивать слова, которые заставили бы его понять, поверить, что она говорит правду, какой бы нелепой эта правда ни выглядела.

– Доктор Болдуин, со мной сегодня случилось нечто совершенно фантастическое, и я испытываю трудности, не зная, как с этим справиться, – начала она, глядя ему в глаза, стараясь, чтобы он поверил ей. – Я каким-то образом сдвинула время и перенеслась более чем на сотню лет в прошлое. – Слова явно не помогали, и ею вновь начала овладевать паника. – Бога ради, поймите, я родилась в девятьсот шестидесятом. – Ее голос звенел. – У меня медицинская клиника и акушерская практика в Ванкувере, мне необходимо вернуться домой. Я не хочу оставаться здесь…

Она слышала, что голос ее звучит пронзительно, и заметила его недоверчивый взгляд, напряженность во всей его фигуре.

Пейдж снова постаралась взять себя в руки.

– Доктор, у меня с собой нет денег, нет одежды, за исключением вот этого.

Она протянула свои принадлежности для спортивного бега, зажатые в руке, и понимание всей абсурдности ситуации ошеломило Пейдж.

У нее нет с собой кредитных карточек. Нет шампуня, зубной пасты, тампонов, перечисляла она молча. Нет набора медикаментов, даже аспирина, а если ей когда-либо нужен был аспирин, то именно сейчас.