Кэмлит-Моут, Трент-Плейс, Англия

Воскресенье, 2 августа 1812 года

Пробираясь сквозь папоротник и густые кусты, окаймлявшие темные воды древнего рва, Тесса Сойер  нервно мурлыкала что-то себе под нос. Девушка была совсем юной – еще и шестнадцати не сравнялось. И хотя Тесса старалась уверить себя в собственной  храбрости, она понимала, что это самообман. Путница чувствовала, как в узкой груди колотится сердце, а руки отерпли, словно она на них сидела. Когда Тесса выходила из деревни, ночное небо высилось безоблачное и яркое от звезд. Но здесь, в гуще леса, царили мрак и тень. Рядом над мутной, стоячей водой поднимался жутковатый, густой и липкий туман.

От тумана должно было веять прохладой. Однако девушке казалось, что тяжелая сырость, наоборот, забивает дыхание, сжимает грудь чудовищной духотой и тошнотворным страхом перед запретным. Она остановилась, дрожащей рукой отерла вспотевшее лицо и тут услышала в отдалении шумок – что-то негромко плюхало по воде.

Подавивши вскрик, Тесса повернулась, готовая броситься наутек. Но ведь сегодня отмечали Ламмас, праздник урожая, посвященный древней богине. По поверью, если нынче в полночь девушка смочит платок  в священном колодце, расположенном на северном краю островка Кэмлит-Моут, а затем привяжет свое жертвоприношение на ветку тряпичного дерева, нависшего над источником, ее молитвы будут услышаны. Более того, есть вероятность, пускай мизерная, что появится и сама Белая Дама, благословит просительницу, дарует ей мудрость и направит на жизненном пути, в чем такая росшая без матери сиротка, как Тесса, нуждалась всей душой.

Никто доподлинно не знал, кто она такая, эта Белая Дама. Преподобный отец Кларк утверждал, что, если таковая вообще существует – в чем лично он сомневался, – она может быть только Девой Марией. Однако местное предание гласило, что Белая Дама  – это одна  из хранительниц священного Грааля, непорочная девственница, стерегущая священный колодец со времен, предшествующих королю Артуру, Гиневре и рыцарям Круглого Стола. А некоторые вообще шепотом намекали, что Дама и есть сама Гиневра – вечно молодая, вечно прекрасная, славная в веках.

Заставляя себя продолжать путь, Тесса судорожно сжимала в кулаке полоску белой ткани – свое подношение. Девушке стал виден нос небольшого ялика, принадлежавшего сэру Стэнли Уинтропу, в чьи владения она сейчас проникла. Старые, потрескавшиеся борта, краска на которых с годами выцвела и облупилась, покачивались у самой кромки берега, будто подталкиваемые невидимым течением.

Тесса встала как вкопанная: лодка оказалась не пустой.

На корме, съежившись, лежала женщина – молодая, стройная, в элегантно струящемся  платье из тончайшего муслина с атласной персиковой отделкой. Каскад темных локонов обрамлял  восково-бледное, неподвижное лицо. Голова незнакомки была запрокинута, шея выгнута, глаза невидяще открыты.

Из рваной раны высоко на белой груди вился подсохший темный ручеек, которым из тела вместе с кровью вытекла жизнь.

Лондон

Понедельник, 3 августа 1812 года

Согнанный  с постели тревожными сновидениями Себастьян Сен-Сир, виконт Девлин, оперся вытянутыми руками о подоконник открытого окна в спальне своей жены. Он уже  давно уяснил, какие опасности таятся в неуловимых мгновениях перехода от тьмы к рассвету. Когда мир колеблется между днем и ночью, человеку, утратившему бдительность, нетрудно затеряться в мучительных воспоминаниях о прошлом.

Виконт глубоко, прерывисто вдохнул. Но утро был необычно жарким, а воздух слишком сухим и пыльным, чтобы принести хоть какое-то облегчение. Обнаженная кожа Девлина блестела от пота,  в висках гудело, словно в пчелином улье.  Желание ощутить в ладони прохладный стакан с бренди было неимоверным.

Себастьян преодолел это искушение.

В кровати за спиной Девлина шевельнулась женщина, которая всего четыре дня тому назад стала его виконтессой.  Их брак был настолько непродолжительным, а причины его заключения такими непростыми, что Себастьян порой  ловил себя на том, что по-прежнему думает о Геро не как о леди Девлин, а как о мисс Джарвис, грозной дочери лорда Чарльза Джарвиса – блистательно умного и безжалостного королевского родственника, который служил надежной опорой шаткому регентству принца Уэльского. Когда-то могущественный вельможа поклялся уничтожить Себастьяна, сколько бы времени на это ни понадобилось. Девлин понимал, что его брак с дочерью противника не изменил намерений последнего.

Оглянувшись, Себастьян увидел, что жена медленно просыпается. Какой-то миг она лежала неподвижно. Затем ее веки дрогнули,  и Геро, повернув голову на подушке, пристально посмотрела на мужа через пахнущую лавандой темную комнату с зеркалами в позолоченных рамах, занавешенную голубым шелком.

– Я тебя разбудил? Извини.

– Глупости.

Девлин сдавленно фыркнул. Ни снисходительности, ни кокетства в Геро не было и в помине.

Виконтесса выскользнула из постели, прихватив с собой тонкую простыню, чтобы прикрыть наготу, и направилась к мужу. Под покровом ночи Геро могла без стеснения  сближаться с ним, выказывая пылкость и нежность. Но вот днем…

Днем новобрачные во многом оставались друг для друга незнакомцами, чужими людьми, которые хоть и живут под одной крышей, однако ощущают напряженность и неловкость, натыкаясь друг на друга в холле или встречаясь за завтраком. Казалось, только ночью супруги  в силах отбросить настороженную недоверчивость, которая была присуща их отношениям с самого начала, только во тьме могут забыть о глубоком,  враждебном противостоянии своих семейств и сблизиться как мужчина и женщина.

Девлин заметил, как в комнату прокрадывается серый рассвет. Плотнее запахивая простыню, жена сказала:

– Ты почти не спишь.

– Сплю. Иногда.

Она склонила голову набок. Обычно аккуратно причесанные русые волосы растрепались от недавних любовных ласк.

– Ты и раньше мучился тревожными снами или только с той поры, как взял в жены дочь злейшего врага?

С легкой улыбкой Себастьян привлек ее к себе.

Геро неохотно поддалась, положив руки на обнаженную грудь мужа, удерживая между ними определенную дистанцию. Она была высокой, почти такой же высокой, как Девлин, с унаследованным от могущественного отца римским профилем и приводящим в замешательство джарвисовским умом.

– Говорят, нет ничего необычного в том, что солдатам по возвращении домой снятся поля сражений. 

Проницательные серые глаза сузились от мыслей, о которых можно было только догадываться.

– Так вот что тебе видится во сне? Война?

Себастьян замялся.

– Главным образом.

Этой ночью его действительно согнали с постели отзвуки канонады, жалобное ржание раненых коней и отчаянные стоны умирающих солдат. И все же Девлина порою преследовали не те ужасы, которые доводилось видеть, и даже не еще более страшные вещи, которые доводилось делать, а образ некоей голубоглазой, темноволосой актрисы по имени Кэт Болейн. По отношению к женщине, взятой виконтом в жены, такие сны были, по сути, изменой, хоть и невольной, и это беспокоило Себастьяна. Но единственный надежный способ для человека властвовать над своими ночными видениями – не спать.