Мы, кубинцы, не являемся «народом жалких бродяг и аморальных пигмеев», каким угодно было изобразить нас газете «Манюфекчурер». Мы отнюдь не являемся народом бесполезных, неспособных к действию болтунов, презирающих тяжелый труд, как пишут о нас и о других народах испанской Америки некоторые высокомерные путешественники и наглые писаки. Страдая под игом тирании, мы не склоняли головы, а всегда боролись за свободу как мужественные люди, а иногда поистине как титаны. Сейчас наступила временная передышка — период накопления сил, необходимый после поражения. Мы были разбиты, но мы все же продолжаем борьбу с поработителем, который лишает нас средств к существованию; в прекрасной столице нашей родины, часто посещаемой иностранцами, и в провинции угнетатели покровительствуют коррупции, подтачивающей силы, необходимые для завоевания свободы. В годину тяжких испытаний мы безусловно заслуживаем уважения всех тех, кто сочувствовал нам, когда мы хотели свергнуть тиранию…
«По природе своей из-за отсутствия опыта кубинцы не способны выполнять в большой и свободной стране свой гражданский долг», — клевещет на нас «Мэнюфекчурер».
Разве можно так искажать истину, разве можно так говорить о народе, который не только своим трудом создал первую в испанских владениях железную дорогу, который не только сумел применить все средства современной цивилизации для борьбы против тиранического правительства, но и обладает поразительным пониманием политической жизни, доказанной способностью к освоению ее высших форм, зрелостью мысли и богатством языка. Свободолюбие, годы борьбы против тирании, характер, закаленный на Кубе и в изгнании, уроки Десятилетней войны и многочисленные ее последствия, практическое выполнение гражданских обязанностей среди свободных народов способствовали, несмотря на все неблагоприятные обстоятельства, развитию у кубинца навыков к самоуправлению, столь естественному для него, что уже в самый разгар войны, еще не имя опыта, он создал это управление, хотя ему и пришлось выступить против своих руководителей. Требуя уважения к законам свободы, он без страха и сомнений выбил меч из рук самых прославленных полководцев, претендовавших на захват власти. В характере кубинцев пламенная страстность счастливо сочетается с огромной выдержкой. С начала века у нас появились замечательные учители. На словах и на деле они показывали пример самоотверженности, преданности служения своему идеалу, верности делу справедливости и свободы. Кубинцев, которые десять лет тому назад завоевывали первенство в университетах Европы, приветствовали в испанском парламенте, как выдающихся мыслителей и блестящих ораторов. Политический уровень развития кубинца ничуть не ниже уровня гражданина Соединенных Штатов…
«Мэнюфекчурер» заканчивает свою статью словами: «Отсутствие мужества и самоуважения у кубинцев видны по той покорности, с какой они в течение долгого времени подчинялись гнету испанцев…» — и добавляет: «Их попытки к восстанию были настолько слабы, что больше походили на фарс». Трудно показать большее незнание нашей истории и нашего характера, чем то, о котором свидетельствует это легкомысленное утверждение. Чтобы удержаться от ответа, полного негодования, нужно заставить себя вспомнить, что не один американец проливал свою кровь рядом с нами в войне, которую другой американец назвал «фарсом». Репортер осмелился назвать «фарсом» нашу войну, которую в свое время иностранные наблюдатели называли «великой эпопеей», добровольные жертвы повстанцев, бросивших все свое имущество, отдавших свою жизнь, — назвать «фарсом» уничтожение рабства, провозглашенное в первые дни свободы. Своими руками мы сжигали родные города и строили и девственных лесах новые селения и фабрики, наши женщины носили одежду из коры деревьев, десять лет мы вели борьбу и не раз наносили сокрушительные удары противнику, потерявшему двухсоттысячную, хорошо вооруженную армию в боях с малочисленной армией патриотов, которых поддерживала только природа. У нас не было ни гессенцев, ни французов, ни лафайетов, ни штойбенов, нам не помогало соперничество королей. У нас был лишь сосед, превысивший свои права и действовавший против воли своего народа, и этот сосед поддержал наших врагов, хотя мы боролись за такую же хартию вольности, на какой основывалась его собственная независимость. Мы стали жертвой борьбы страстей, как стали бы ею и тринадцать штатов, если бы их не объединил успех. Нас же ослабило промедление. Оно было вызвано не трусостью, а стремлением избежать кровопролития. Эта задержка дала противнику в первые же месяцы борьбы неоценимые преимущества. Мы медлили еще и потому, что по-детски верили в помощь Соединенных Штатов: «Они не допустят нашей гибели в борьбе за свою свободу у порога своего дома. Они скажут свое слово, они протянут нам руку помощи, и на земле появится новый свободный народ» Они же «превысили свои права» и поддержали Испанию, а не нас. Они не протянули нам руку помощи, они не нашли для нас слова поддержки.
Борьба еще не кончилась. Кубинцы-изгнанники не смирились. Новое поколение достойно своих отцов. Тысячи наших товарищей погибли после войны в тюремных застенках, но только смерть может заставить кубинцев прекратить борьбу за независимость. И хотя очень горько говорить об этом, но я должен сознаться: наша борьба возобновилась бы и была бы намного успешнее, если бы не существовало аннексионистских иллюзий среди некоторых кубинцев, воображающих, что свободы можно добиться дешевой ценой, и если бы у кубинцев не было оснований опасаться, что самые святые страницы нашей истории, прах героев, павших за дело свободы, обагренные кровью развалины наших городов послужат удобрением для пышного произрастания иностранного чертополоха и станут предметом издевательства для писак из «Мэнюфекчурер оф Филадельфия».
Ваш покорный слуга Хосе Марти
Нью-Йорк, 21 марта 1889 г.
Перевод Н. Тульчинской (11, стр. 242–248).
Молчаливые, сердечные и великодушные кубинские рабочие, эмигрировавшие в Соединенные Штаты, были надежным и неистощимым источником революционных сил в минувшей освободительной войне. Эти люди, недавно покинувшие свою опозоренную и разоренную родину, весь день 10 октября трудились для нее, хотя, возможно, и не все из них доживут до светлого часа ее освобождения. Все они отдали свой труд делу революции, хотя в мире, где царит тщеславие и несправедливость, завоевания революции могут присвоить те, кто пренебрег правом и любовью людей, давших им власть и славу.
Но нет, дорогие братья! На сей раз все будет иначе. Вы не услышите от нас льстивых уверений в том, что все достоинства присущи одним только беднякам, мы не присваиваем себе права давать от имени республики обещания какой-либо группе кубинцев, будь то высокомерные богачи или изголодавшиеся бедняки. Мы обещаем только одно — бороться, бороться до последней капли крови за равные права всех кубинцев, богатых и бедных, всех тех, кто не лжет родине ни в помыслах, ни в делах своих. На этот раз глубокая вера людей труда в революцию, которая не льстит им, но и не забудет о них, заслужена искренней любовью, уважением к достоинству человека, заслужена стойкостью и отвагой тех, кто не считает себя в праве называться истинными мужами до тех пор, пока есть на свете хотя бы одно униженное или обездоленное существо.
Мы не потворствовали невежеству; мы не уподоблялись людям, которые в тяжелую годину подобострастно превозносят тех, кого в глубине своего сердца презирают и кого отвергнут, лишь только минет надобность в их поддержке; дружеским пожатием руки мы не прикрывали демагогию и жажду мести. Высокий дух этой революции спасет родину от преступлений, а не будет побуждать к ним. Кубинец-рабочий тянется к свободе потому, что он измучен неволей и вдохновлен творческой идеей, порожденной самой действительностью. Он не может смириться с жизнью в тени испанских виселиц и не будет проклинать тех, кто решил раз и навсегда, в союзе со всеми силами народа, спасти честь Кубы от надругательств, а кубинцев — от изгнания. Он не станет кусать руку своего освободителя и лобзать руки ненавистных деспотов. Он не разглагольствует впустую, невольно помогая этим правительству, защищающему интересы людей имущих и порочных, правительству, которое даже в лучших своих начинаниях никогда не согласится в силу самой своей сущности и политической немощности дать Кубе полную самостоятельность, необходимую ей. Кубинский рабочий не отказал в помощи республике, хотя завтра, когда республика победит, среди множества забот, может быть, и не вспомнят о том, кто в это трудное время лишал свой дом хлеба и дешевого вина, а своего ребенка— одежды и лекарства, только для того, чтобы вложить оружие в руки борца за дело родины. Нет, — заявляем мы в день, посвященный памяти наших героев, — кубинец склонил голову за работой, он внес своей мозолистой рукой бесценный вклад в сокровищницу свободы и справедливости.