— Мама, да какая я сирота! — запротестовала я.

— Вот именно, — подхватил отец, — я ведь жив, и я помню. Когда помолвка?

— На святого Щепана[1].

— Ты от темы-то не уходи, — атаковала мама. — Если до субботы не придет перевод, в воскресенье на рассвете жди налета полиции.

— Никакой полиции не будет. Я сейчас же звоню своему консультанту. С утра вышлю тебе чек.

— Для тебя же лучше, если так и будет. А иначе в субботу я звоню своему консультанту и посылаю к тебе килеров с Украины.

— Обойдемся без них, лапушка. Малинка, так что будем делать с этим текстом?

— Отдай его своему консультанту! — крикнула мама и швырнула трубку.

Через три дня пришел чек на 1500 марок, по 500 на каждого. А сам отец явился на мою помолвку. И все пошло кувырком.

ПОМОЛВКА

Праздники. Елка на полкомнаты, и лампочки мигают на ней, как на авто шерифа. В общем, полный парад. Белые блузки, жесткая от крахмала скатерть. Все прикинутые: мама в жемчугах, Рафал с бабочкой, его старик весь расфуфыренный. Я как раз режу кофейный торт. Вдруг звонок. Меня словно что-то кольнуло, но я как ни в чем не бывало иду к двери. Открываю. А передо мной пирамида из фруктов. Причем сплошная экзотика. Я даже названия всех не знаю. Наверху ананас. Я раздвигаю листья, и что же я вижу? Отцовский фейс. Никаких изменений, только более загорелый, и неизменный перманент. Американская улыбка, подвешенная к ушам. А на шее шелковый шарф цвета ecru[2]. Я пригласила его войти. Он вошел, поставил поднос, потом вернулся за коробкой со спиртным. Запыхавшись, притащил ее и прямиком попер в комнату.

— Приветствую родителей будущего зятя, — протянул он руку отцу Рафала. На безымянном пальце у него поблескивал томпаковый перстень с искусственным рубином размером со сливу. Папаша обожает дешевые эффекты. Он уселся за стол и подмигнул маме.

— И такие дрянные вина вы пьете на помолвке моей наследницы?

У родителей Рафала глаза стали, как у карпа на столе в Сочельник.

А папаша, ничуть не смутившись, обратился к Рафалу:

— Чем занимаешься, юноша?

Рафал, заикаясь, проблеял, что заканчивает финансовый.

— Это хорошо, сынок, — папаша одобрительно кивнул. — Я как раз ищу, кто бы смог управлять моими финансами. Сейчас ко мне плывут на корабле двадцать миллионов долларов в золоте. Мне нужно будет с ними что-то делать. Как-то инвестировать.

И он так вздохнул, словно проблема денег нагоняет на него страшную тоску. Богач. Мама знай подливает себе вина. А меня так трясло, что я едва попадала вилкой в котлету. В конце концов я не выдержала и сбежала в ванную. Вытащила из-под ванны бутыль шведского бальзама из трав и глотнула. Горько как! Еще два глотка. Ну, капельку полегче. Я вернулась в вертикальное положение и в комнату, где папаша как ни в чем не бывало беседовал с родителями Рафала. Вдруг он замолчал. А потом промолвил:

— Послушайте, дети. У меня счета в банках вдоль германо-французской границы. С ними что-то надо делать. Может, на вас переписать?

— Да ну, папа, не надо.

— Может, и мне устроить какую-нибудь помолвку? — вмешался мой брат.

— Тебе, Ирусь, тоже достанется. Есть у меня фабрика...

— Наверно, на Луне, — буркнул под нос Ирек.

Родители Рафала не услышали, папаша тоже.

— Она ждет тебя, получи только образование.

— Но не обязательно астрономическое? — осведомился мой любимый братик.

— Ирек! Замолчи! — прошипели мы с мамой.

— Можно астрономическое, но лучше все-таки дипломатическое. Я устрою тебе теплое местечко на Бали или на этой, как ее, на Ямайке. Посол Польши на Ямайке. Звучит, а?

— Я предпочел бы в Новой Зеландии, — стал капризничать Ирек. Словно у него и вправду был выбор.

— Это мы устроим, — объявил папаша. — Ну, за здоровье будущих новобрачных.

— За здоровье! — повторили все хором.

— В таком случае все ясно, — отец вернулся к теме банков. — Встречаемся на свадьбе, потом подписываем бумаги и приветствуем вас в бизнес-классе.

В этот момент мама не выдержала и захихикала. Все умолкли.

— Извините, это от волнения. Для вас большое счастье, дети, что вам не придется начинать с нуля. Еще раз ваше здоровье и за ваше будущее.

Все чокнулись. Отец развалился в кресле и стал рассказывать. В Польше последнее время он не бывает, сообщил он, так как у него важная должность в Германии. Он был одним из тех, кто выдвинул идею разрушить Берлинскую стену.

— Сейчас мы разрабатываем бельгийскую мафию, — доверительным тоном добавил он. — Они отравляют продукты. Слышали о цыплятах, которых кормили отходами с бензозаправочных станций? Это они. Или грибок в газированных напитках. Тоже их работа. А афера с педофилами? То же самое.

— Господи! — ужаснулась моя будущая свекровь. — Но зачем? Для чего они это делают?

— А вот этого, — покачал головой папаша, — я вам не могу сказать. Секрет. Я и так уже слишком много наговорил.

Какое-то время мы молча попивали вино.

— Нет, дорогие мои, — прервал молчание отец, — мы не должны грустить. Все-таки это помолвка Малинки. Праздник должен продолжаться.

И он продолжился.

20.01.Это сегодня. Если не получится прямой, я брошусь в Вислу и разобьюсь о лед. А если получился, то что дальше?

22.01. Не писала целых два дня. Привыкаю к Новому. Новый пока что ничего не чувствует. Когда я глажу его по спинке, ощущения, будто я притрагиваюсь к картону. Хуже всего у основания около перегородки, где наложили шов. Прикосновение я ощущаю, как сквозь слой изоляции. Не понимаю, чем так восхищался доктор Коваль. «Ну, красиво выпилили. И хрящи тоже вырезаны аккуратненько». Он подал мне зеркало, и я увидела жирного (оттого что не мытого две недели) урода между двумя желтыми подковами под глазами. Если так выглядят аккуратно вырезанные хрящи, то как же выглядят вырезанные неаккуратно? Коваль увидел ужас в моих глазах и стал меня утешать:

— Это что за выражение лица? Такой красивый носик, а ты плачешь.

— Но вы же обещали, что он будет как у того блондина, — совершенно раскисла я.

Коваль не выдержал и засмеялся:

— Деточка, ты думаешь, нос — это пряник? Вынимаешь его из формы, и готово? Это тело, которое две недели назад еще пилили, резали, зашивали. Оно имеет право быть опухшим и онемевшим. Подожди месяц-другой и тогда увидишь результат. А пока тебе предстоит массировать и растирать его. А иначе он засохнет и отвалится, — пошутил под конец он.

Вот я сижу и растираю. Растираю и массирую. Хорошо, что идет снег, хорошо, что холодно. Хорошо, что Рафал не видит меня.

8.02. Последние недели я посвятила массажу и магистерской работе. Скоро защита, а у меня готова только исследовательская часть. Теперь я ищу теорию. А когда устаю, остервенело массирую. Втираю мазь с арникой и жду. Уже чуть лучше. От синяков не осталось и следа. А главное, я узнаю себя в зеркале. В общем, изменения небольшие, может, заметней всего в профиль. Вчера пришла Эва. Я открываю, а она, как увидела меня, в крик. Якобы так испугалась.

— Не валяй дурака. Когда ты меня забирала после операции, я выглядела гораздо хуже.

— Это должен был быть вопль восторга. Я думала, мне откроет сама Памела Андерсон. Ну, покажись. Улыбка. Наклони голову. Теперь в другую сторону.

— Ну и как? — спросила я.

Эва никогда не станет врать и приукрашивать, но и по больному никогда не бьет. За это я ее и люблю.

ЭВА

Настоящая подруга с телом Сельмы Хайек. Несколько раз она спасала меня. Впервые два года назад, когда я сдвинулась на почве похудания.

СДВИГ НА ПОЧВЕ ПОХУДАНИЯ

А началось все так. Я вошла в брючный магазин. Взяла несколько пар и направляюсь в примерочную.