20.08. Лешек также считает, что время от времени мне нужно выходить из дома.

— Ты бледная, как дождевой червяк, и вдобавок поразительно апатичная. Возможно, это у тебя депрессия из-за отсутствия солнца. Тебе нужно больше двигаться.

Настоящий замкнутый круг. Я плохо выгляжу, и у меня депрессия. Мне нужно выходить на свежий воздух. Но оттого что я плохо выгляжу и из-за депрессии, у меня нет ни желания, ни сил выныривать на поверхность. В результате я выгляжу еще хуже, депрессия у меня еще сильней и я все глубже закапываюсь в квартире.

Я должна это изменить! Немедленно!

* * *

Только что вернулась с прогулки по Рыночной площади. Проходя там, я наткнулась на чайный магазин. Вот что, куплю-ка я себе какого-нибудь китайского чая, который придаст мне жизни и энергии. С женьшенем. Я взяла пятьдесят граммов зеленого и еще пятьдесят граммов какой-то тонизирующей смеси, выращенной на зеленых японских склонах. И вдобавок еще две конфеты с женьшенем.

— Итого сорок три злотых, — объявила брюнетка, причесанная под китаянку.

И только выйдя из магазина, я отдала себе отчет, во что мне влетела покупочка. Почти полсотни за сто граммов чая! До конца месяца у меня осталось семь злотых.

Внезапно я ощутила, что мир пугающе огромен для меня. Скорей, скорей домой, где так уютно и безопасно. Где меня ждут два шимпанзе, золотая рыбка, несколько призраков из прошлого. А также знакомые лица из «Красивых и дерзких».

23.08. Произвела перепись продуктов, годных для съедения:

— 21 пакетик китайских супов семи разных вкусов;

— килограмм сморщенной картошки;

— буханка хлеба;

— четыре яблока сорта «малиновка» (одно надкусанное);

— два початка кукурузы;

— банка кофе «Инка»;

— пол-литра кефира (будет для картошки);

— большой пакет муки (немножко отдает затхлым, но, наверно, еще пригодна);

— сто граммов тонизирующих чаев (по причине цены потреблять в гомеопатических дозах);

— пять больших банок грушевого компота (буду есть в самом крайнем случае).

Получше, чем у Робинзона Крузо. Ну, может, выбор фруктов и овощей у него был больше.

27.08. Экономлю энергию и не выхожу из дому. Укрываюсь в мире развлечений. Постепенно втягиваюсь в «Красивых и дерзких». Хорошо, что действие развивается так медленно. Я в это время могу раскладывать пасьянс, брить ноги, просматривать журналы (купила на последние семь злотых). Или же делать все это одновременно.

* * *

Заодно вспомнила, что сегодня у меня день рождения. По этому случаю съела две горячих кружки бульона со вкусом омара и запила чашкой дорогого японского чая. Шиковать так шиковать.

29.08. Бруки, та блондинка, что ожидает ребенка, решила позвонить матери. Поговорить с ней, может, даже навестить се в Париже.

После фильма и я решила позвонить маме. Может, даже навещу ее.

— Привет, Ирек.

— Привет, сестричка. Поздравляю с днем рождения. Часики тикают?

— Тикают, но словно бы потише, чем год назад.

— Ничего, как стукнет тридцатник, они понесутся.

— Спасибо на добром утешительном слове. А что у тебя?

— Опять не прошел в институт и еду в Германию к отцу, — объявил он.

— Насовсем? — испугалась я.

— Нет. Только заработаю на «полонез» и назад.

— А серьезно?

— А если серьезно, то в будущем году вернусь на вступительные экзамены. А пока надо где-то затаиться, а не то меня заметут в армию.

— Тебя отец пригласил?

— Отец еще ничего не знает. И вообще он там слегка сдвинулся из-за своего диабета.

— Так зачем ты хочешь свалиться на него?

— Не хочу я, но какой у меня выбор? Или чокнутый отец, или «как надену портупею, сразу чувствую: тупею».

— И когда же ты едешь? — Я сглотнула слюну. В обычное время даже не думаешь, какие крепкие узы связывают нас с нашими близкими. И только когда близкие уезжают, веревочка натягивается и не хочет отпускать.

— Завтра. У меня и билет уже куплен.

— Как там, справишься? Деньги у тебя есть? — Чего ради я спрашиваю, все равно ведь ссудить я его не смогу.

— Да не беспокойся ты за меня так, Малина. Все будет хорошо. Я ведь еду не в неизвестность. Жена у отца — славная тетка. Ты знаешь, что она прислала письмо? На маму она немножко обиделась после той программы, но это она меня пригласила. В сущности, чужой человек. Нет, вовсе это не значит, что я имею что-то против отца с его диабетом.

Он замолчал, словно ожидая, что я скажу. А я искала соответствующие случаю высокие слова.

— Значит, уезжаешь? — нашлась я наконец.

— Знаешь, я даже рад, потому что позавчера сосед начал ремонт. Целый день сверлит дрелью.

— А как мама реагирует?

— На соседа или на мой отъезд?

— На твой отъезд.

— Делает вид, будто ей безразлично, но немножко обижена. Отыгрывается на соседе. А вот и она пришла. Дать тебе ее?

— Давай. Ну что ж, Ирек, будем прощаться. Крепко целую тебя и держу кулаки. Не забывай польский.

— Не забуду. Обещаешь мне кое-что?

— Что?

— Что будешь огорчаться не больше чем по два часа в день. Слово?

— Попробую.

— Ну что, Малинка, сестричка, без пяти минут магистр, до радостного.

Ответить я не успела, потому что мама взяла трубку. Я только услышала, как она поправляет Ирека: «Надо говорить „до свидания"». И почти сразу же она рявкнула мне прямо в барабанную перепонку:

— Наконец-то у тебя пробудился интерес к родному дому и семье! Ты даже не представляешь, что я тут переживаю!

— Почему же? Представляю. — Мне тоже горько из-за отъезда Ирека.

— Нет, это невозможно представить! Это надо пережить! Этот Хаберек из четвертой квартиры совершенно озверел. Сверлит уже третий день!

— Я слышала, — сказать, что от Ирека, я не успела.

— Раз уж ты слышишь по телефону, то что говорить нам?

— Кошмар, — согласилась я.

— Слово «кошмар» — это эвфемизм. Каждые десять минут он сверлит, и так весь день с восьми утра до семи вечера. Ты знаешь, сколько за это время можно просверлить дырок?

— Много?

— Примерно сто девяносто, — быстро прикинула мама. — И все это на одной стене. Смежной с нашей квартирой, а точнее, с гостиной.

— Откуда ты знаешь?

— Догадалась по грохоту. Малина, ну скажи мне, зачем Хаберекам столько отверстий?

— Может, у них много картин? — предположила я.

— И знаешь, что хуже всего? Что приходится выносить все неудобства, связанные с ремонтом, понимая, что у тебя ничего не изменится.

— Да у нас уже нечего менять. Все подвернуто до последнего винтика. — Я ничуть не преувеличиваю. Наша квартира отделана, как Ленни Кравитц. Только что с меньшей фантазией.

— Ты к нам не приезжаешь, поэтому не знаешь, — поставила меня мама на место.

— А кроме ремонта что?

— Ирек уезжает, но это ты уже знаешь.

— Да.

— Я ему столько твердила, чтобы он взялся, наконец, за учебу! Но он предпочитал на компьютере играть и вот теперь должен убегать от армии, — тяжело вздохнула мама. — Ничего у меня в жизни не удалось. Муж болен диабетом и к тому же живет с иностранкой. Представляешь?

— Мама, но не каждой же быть принцессой Вандой.

— К сожалению, — снова вздохнула она. — Так хоть бы вам в жизни везло. Но нет! У других дети стоят на своих ногах. Приторговывают, не успеешь оглянуться — уже образование получили. А тут Ирек даже в Академию физвоспитания пройти не смог, ты шестой год учишься. Твои подруги уже в мае защитились, нашли хорошую работу, мужей.

— Какие подруги? — нервно поинтересовалась я.

— Да хотя бы дочка Кабатовой. Знаешь, какой у нее муж? Каждую неделю покупает теще розы, а иначе обеда не получит.