— Этюды, — говорит Алексей Степаныч, открывая классный журнал. — Не играла? Почему? Я не задавал?.. Э-э, Марина, пора уже быть большой! Смотри, уже других учишь, а ещё не можешь понять, как надо учиться самой. Если я в прошлый раз не написал в дневнике этюды — разве это значит, что их не надо играть? Пора уже быть немного самостоятельнее. Этюды и гаммы, Марина, а также всевозможные упражнения играются ежедневно, независимо ни от какой концертной программы. Без упражнений, без труда — нет техники, нет звука, без упражнений — нет музыки.

И Марина начинает играть трудный, в двойных нотах, этюд.

— Фальшиво, — говорит Алексей Степаныч. — Ты знаешь, Марина, что такое для скрипача двойные ноты? Ведь это совсем новая, большая область, в которую мы с тобой вступили. Ведь это целая революция для тебя, в твоей учёбе, а ты так легкомысленно к этому относишься! Ну-ка, ещё раз сначала.

Весь урок Алексей Степаныч занимался с Мариной двойными нотами, этюдами, упражнениями и гаммами.

Концерта он так и не спросил и поставил ей в журнале четвёрку.

А Марина-то думала!.. Она все эти дни усердно, даже вдохновенно, как ей казалось, занималась концертом. Она играла его полным звуком, с оттенками и мечтала получить пять. Ведь Галя же получает за концерт пятёрки!

И только тогда, когда Марина уже складывала ноты, Алексей Степаныч спросил:

— Ну, а как дела с концертом? Наизусть выучила? А двойные ноты как? Чисто? Посмотрим в следующий раз. Этюды у тебя не очень хорошо пока.

— Алексей Степаныч, — жалобно сказала Марина, — ведь я одним концертом занималась!

— Вот потому-то я у тебя его и не спросил, — загадочно ответил Алексей Степаныч, погружаясь в свой журнал.

Марина вышла из класса хмурая. Не очень-то приятно получать четвёрки — особенно после прошлогодних пятёрок!

В приёмной её встретил гул весёлых голосов — это четвёртые, пятые и шестые классы струнного отдела собирались на оркестровые занятия.

Тут были скрипачи, виолончелисты, альтисты. Виолончелисты — всё больше мальчики, а среди скрипачей больше девочек. Так стало в последние годы. Марина слышала, что раньше, до революции, женщин-скрипачей почти не было.

У них в школьной библиотеке есть книга, в которой очень смешно, старинным языком, написано о женщинах-музыкантах. Там есть такое обращение к мужчинам-музыкантам: «Оставьте женщинам хоть рояль — ведь у вас есть и виолончель и чудная скрипка».

Это выражение Марина хорошо запомнила, когда Вера читала им вслух: «чудная скрипка».

А теперь вот чудная скрипка в руках у тысяч девочек. И женщины-скрипачки есть уже и в оркестре Большого театра — Марина сама видела, — и в Государственном симфоническом, и во всех других. И на Международном фестивале одну из премий получила недавно совсем молоденькая грузинская скрипачка. Её даже зовут очень похоже на Марину — Маринэ.

И даже в их маленьком, школьном оркестре сколько девочек-скрипачек! Вот Ася Балабан — высокая девочка с длинной тёмной косой, вот Маринина соседка по парте — Мая, вот маленькая Шура из четвёртого класса — тоже ученица Алексея Степаныча, вот Светлана Новикова, Люся, а вот и Галя. Стоит у окна и смотрит куда-то.

Марине видно сбоку её лицо — очень серьёзное, со строгими чертами. Ей хочется подойти к Гале и сказать что-нибудь простое, например: «Здравствуй, Галка! Что нового?» Но она вспоминает о полученной только что четвёрке, и ей вдруг делается обидно: ведь Галя получает одни пятёрки!

Марина гордо отворачивается и идёт в зал. Она не видит, что Галя обернулась и внимательно и грустно смотрит ей вслед.

— Давайте устанавливать пюпитры! — говорит Марина и первая тянет в центр зала пюпитр из горки, сложенной в углу.

— А знаешь, Марина, кто у нас будет в этом году дирижёром? — спрашивает Мая. — Наш завуч, Семён Ильич.

— Да что ты! — Марина со стуком поставила на пол пюпитр и посмотрела на Маю.

— Да-да, — подскочила к ним Люся, — у него уж не отвертишься от занятий, уж он нам покажет!

— Люся, как ты разговариваешь! — рассердилась Мая.

— А как особенно я говорю? Девочки, разве не правда, что Семён Ильич ужас какой строгий?

Подбежала Шура:

— А вы видали расписание, кому где сидеть? Я — в третьих скрипках!

— Где? Где? — закричало сразу несколько голосов. Марина вместе с другими побежала к расписанию, висевшему на стене, у входа в зал.

— «Начало оркестровых занятий — семнадцатого сентября», — важно читал Лёва Бондарин, — значит, сегодня. «Первые скрипки: Ася Балабан, Гриша Никольский, Галя Бармина…»

Марина невольно оглянулась на Галю. Вот она будет рада! Ведь играть в первых скрипках — большая честь, пусть даже в их маленьком, школьном оркестре.

Галя стояла рядом с Люсей, и Люся с хохотом жала ей руку:

— Поздравляю, поздравляю!

Увидев, что на них смотрит Марина, Галя нахмурилась и отошла от Люси.

Марина, глядя на них, пропустила несколько фамилий и так и не поняла, в каких же скрипках она сама. Лёва читал уже список альтистов и виолончелистов.

Когда он кончил, Марина пробралась поближе к списку. Ни в первых, ни в третьих её не было… Вот она где — во вторых! Серёдка наполовинку. Немножко обидно.

«Ну да ладно, в будущем году буду в первых», — подумала Марина.

— К пюпитрам! — раздался вдруг над самым ухом Марины деланный бас Мити Каневского, изображавшего в эту минуту дирижёра.

Марина обернулась и увидела, что в залу входит их завуч, Семён Ильич.

Марина побежала вслед за ним.

Пюпитры, или пульты, — низенькие подставки с наклонными дощечками для нот — были расставлены полукругом. В центре стоял дирижёрский пульт.

Ребята торопливо рассаживались по указанию дирижёра.

Марина, сидевшая в прошлом году с Галей, сидела теперь за одним пультом с Маей.

Когда все уселись, Семён Ильич внимательно оглядел своих маленьких оркестрантов.

Новички, впервые пришедшие на оркестровые занятия, были явно взволнованы, да и на всех лицах было оживление — ребята любили свой оркестр.

Семён Ильич постучал палочкой по дирижёрскому пульту. — Внимание! — сказал он. — Мы начинаем наши оркестровые занятия. Мне незачем долго объяснять вам, большим уже детям, какое огромное значение имеет для вас, будущих музыкантов, оркестровая подготовка. Бывали случаи, когда хорошие скрипачи, не привыкшие к оркестру, попадая в оркестр, терялись и не могли играть.

— А мы и не собираемся быть оркестрантами! — недовольно пробурчала Люся.

Хотя она сказала это очень тихо, Семён Ильич услышал её.

— Ты хочешь сказать, что многие из вас будут солистами? — сказал он. — Очень возможно. Солистов у нас с каждым годом делается всё больше и больше. Недаром наши советские скрипачи занимают первые места на международных конкурсах.

Семён Ильич поглядел на ребят, улыбнулся и добавил:

— И, как говорилось в старину, плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Но разве это не интересно, не увлекательно — играть в оркестре?..

— Большого театра! — не выдержав, подсказала Марина. Ученики засмеялись. Семён Ильич постучал палочкой по пульту:

— Тихо! Да, конечно, в оркестре Большого театра или в Государственном симфоническом. Но есть ещё много других прекрасных оркестров. А ещё, может быть, интереснее самому организовать новый оркестр — в большом колхозе например, или на новостройке…

Семён Ильич внимательно смотрит на своих маленьких оркестрантов и говорит:

— А ещё я хотел бы напомнить вам о том, что маленький Глинка в детстве играл — конечно, по собственной охоте — в крепостном оркестре своего дяди.

— Какую скрипку? — спросила Мая.

— Вторую… А теперь давайте выберем старосту и его помощника, хранителя нот, и начнём занятия.

И старосту и его помощника решили выбрать из учеников пятого класса.