Пробудился он от толчка — «тушка» мчалась по взлетно-посадочной полосе и явно тормозила. Это он понял по характерному визгу турбин.

«Значит, не взлетаем, а прилетели», — подумал Виктор и потянулся за чемоданчиком.

У выхода он кивнул Веронике, она ответила улыбкой.

— Ну зачем вам три с таким умением спать? — тихо проговорила бортпроводница.

— Для дела, — честно ответил Смирницкий и, поблагодарив за приятный полет, стал спускаться по трапу.

Ему повезло: чей-то ЯК буквально через полчаса шел спецрейсом в Октябрьский, договориться не составляло труда. В обком партии он решил не идти — пока не с чем, лучше на обратном пути..

Не прошло и трех часов, как Виктор Смирницкий спускался уже по короткому трапу в хвостовой части самолета, именуемому пандусом.

Добравшись на попутном грузовике до центра поселка городского типа (было бы лучше сказать — город сельского типа), он без труда обнаружил здание райкома, несмотря на бурканье и фырканье старухи уборщицы, вошел и поднялся на второй этаж двухэтажного здания, безошибочно определив местонахождение приемной. Здесь он снял пальто и шапку, сел в кресло еще не пришедшей секретарши и задремал, поскольку по местному времени было всего лишь шесть утра.

Второй секретарь райкома партии Алексей Иванович Трубников, как всегда, пришел на работу за час до начала трудового дня. Это был довольно молодой мужчина, разве что немногим старше Смирницкого. Еще в недавнем прошлом — выпускник, отличник политехнического института — работал инженером на заводе, подавал большие надежды, уже подумывал о диссертации, но за успехи в технике, за принципиальность и за многие другие человеческие качества, был избран секретарем парткома. А спустя два года Трубникова перевели в Октябрьский вторым секретарем райкома партии, дав ему таким образом возможность хоть отчасти применить свои технические знания в этом архиважном для государства регионе.

Войдя в приемную, Трубников обнаружил незнакомого человека и подивился: посетитель был ранним даже для привыкшего ко всему Севера.

— Вы к кому, товарищ?

Смирницкий открыл глаза и поднялся.

— К вам, — сказал он твердо, чутьем журналиста угадав, кто перед ним стоит.

— Прошу, — и Трубников вслед за Смирницким вошел в свой кабинет.

Виктор хотел было представиться, но секретарь с подкупающей простотой и северной непосредственностью опередил Смирницкого:

— Хотите чаю? Мне тут наши женщины с вечера термос оставляют… Шибко герметичный, до сих пор кипяток.

У Виктора засосало под ложечкой.

— Не откажусь, — улыбнулся он. — Я к вам из Москвы на перекладных добирался…

— Вижу, что из Москвы, — усмехнулся Трубников, бросив беглый взгляд, пусть и на теплые, но все же ботинки столичного посетителя.

Пока Трубников наливал чай, Смирницкий подошел к стене и стал разглядывать карту-схему региона.

— Интересуетесь? — глянув исподлобья, полюбопытствовал хозяин кабинета.

— Да, — вздохнул Смирницкий, — но на этот раз в довольно узком, хотя и конкретном, плане.

С наслаждением потягивая почти черный дымящийся напиток, Виктор изложил по-журналистски кратко свое дело и показал Алексею Ивановичу письмо. Тот повертел в руках конверт, рассматривая штамп, и подошел к карте…

— Вероятнее всего, эти три точки вот здесь, здесь и здесь. Но это — тонет по горизонтали. Довольно далеко друг от друга. Думаете найти?

— Хотелось бы…

Трубников, заложив руки за спину, медленно прошёлся от стены к стене.

— Есть в вашей экспедиции две уязвимых точки, — задумчиво произнес он.

— Какие? Инициалы?

— Да. Они могут оказаться придуманными.

— А вторая?

Алексей Иванович остановился, внимательно посмотрел на Смирницкого, как бы примериваясь к его реакции на свои еще не произнесенные слова.

— Вот вы, скажем, человек опытный, как говорится, инженер человеческих душ. Уверены ли вы, что ваш аноним побежит вам навстречу с распростертыми объятиями, даже если вы его отыщете? Он ведь может и отказаться… А в письме криминала нет, заставить нельзя.

Смирницкий на несколько секунд задумался.

— Примерно такие же возражения были у моего главного редактора… — словно бы про себя произнес он. — Но, Алексей Иванович, я-то уже здесь, и было бы грешно останавливаться на половине дороги. Надо работать, а выгорит или нет, там видно будет.

— Ну что ж, — улыбнулся Трубников, — мне по душе ваша целеустремленность. Если ее нет, то ни одно дело не сладится… Какая вам нужна помощь?

— Да никакой, — пожал плечами Смирницкий, довольно натурально изобразив столичную деликатность — Я зашел просто так, посоветоваться…

— Так я вам и поверил, — усмехнулся Трубников. — А транспорт? А атмосфера благоприятствия? Да и обувь придется сменить. А то будут на Большой земле говорить, дескать, — Трубников нарочно заморозил корреспондента.

Алексей Иванович сел за стол, выдернул из именного блокнота листок и что-то быстро на нем набросал.

— Это записка в ОРС, они выдадут вам унты. Что касается транспорта, тут уже хуже — сегодня я сам «безлошадный». Вы сейчас пойдите в милицию, здесь недалеко, за углом, а я им позвоню. Они ребята шустрые, с машиной, а то и с вертолетом помогут.

Трубников встал и протянул руку.

— Появятся проблемы — не стесняйтесь, звоните, радируйте. Связь у нас здесь на высоком уровне. Меня найти всегда легко, даже если я на трассе.

Смирницкий поблагодарил и вышел из райкома.

Сговорились они загодя, и теперь он ждал только момента. Водитель по кличке Пыж поначалу было заартачился — мол, он, этот самый Пыж, скоро выходит, подгорать не хочется, дома двое детей, молодая жена, больная мама и так далее… А еще он, то есть Пыж, на хорошем счету, так что по поводу скорой свободы никаких осложнений не предвидится.

Однако он объяснил Пыжу, что роль последнего сводится к нулю и совершенно безопасна в смысле последствий: тому всего-то и надо на минутку выйти из-за руля, чтоб у кого-нибудь прикурить. Понятно? Понятно. А еще он сказал Пыжу, что такая кликуха — всего лишь затычка в патроне, а стреляет, как известно, порох. В совокупности с дробью или жаканом, И потом, знает ли Пыж, где он в данный момент находится? Знает. Правильно, в колонии. И не просто в колонии, а в исправительно-трудовой. А это место совсем непохоже на машинный двор колхоза, на котором Пыж почти добросовестно трудился и который с такой неохотой покинул на три года. Разлука с любимой природой ранит сердце даже на короткий срок. А вечная разлука и подавно. Понимает ли его Пыж? Понимает. Вот и хорошо. Значит, договорились.

К будущей акции он подготовился тщательно. Были разработаны все детали, как по эту сторону колючей проволоки, так и по ту. Верный товарищ хотя и отказался сопутствовать в этом деле, но оказал неоценимую помощь советом и делом: дал самодельную карту (почти настоящую) с точным указанием маршрута и местонахождением схрона. А схрон — это крыша над головой, это продукты, это жизнь…

Оставалось только ждать удобного случая. И вот этот случай представился.

…А теперь, давайте-ка вернемся на трассу. Ну чем не прекрасна эта картина — огни самосвалов на ней?! И не на той трассе, что давно привыкла к огням, а на самой обычной лежневке — мы ведь уже говорили об этом, не так ли? — на настоящей таежной лежневке, дороге из бревен, дороге, летящей вдоль насыпи, на которой не лежат еще ни шпалы, ни рельсы, а лишь колкая поземка закручивает маленькие вихри, причудливо разбегающиеся перед радиатором твоей могучей машины, безудержно рвущейся вперед.

А еще может случиться и такое: снарядишь лыжи, через плечо перекинешь ремень «ТОЗа»-вертикалки, потуже затянешь патронташ и отправишься в лес. И этот сказочный лес примет тебя как друга, поманит, поведет вглубь, пообещав раскрыть кой-какие свои лесные тайны, а потом пошутит невзначай да и сделает так, что ты заплутаешь… Вот незадача! Намерзнешься, нахолодаешь, потеряешь направление, и тогда что-то вроде паники захлестнет тебя жуткой удушающей волной. И лес, тот самый лес, что еще минуту назад казался сказочным, и добрым, вдруг покажется пустынным и мрачным и не просто пустынным и мрачным, а чужим и враждебным. И даже двустволка под мышкой, безусловно уважаемый всеми двенадцатый калибр — по ошметку свинца в каждом стволе, — и она не придаст тебе особенной бодрости…