Машу я ждал, наверное, больше, чем кого бы то ни было в своей жизни. Как же мне осточертело находиться здесь в плену у «красных»! Главное обычно узникам предоставляют если не комфортные условия, то, по крайней мере, вполне сносные. А то положение, в котором я находился последние несколько часов, не вписывалось ни в какие рамки удобства.

И Маша меня не подвела. Она пришла, и не одна.

Ее спутник еще вряд ли перешел порог тридцатилетнего возраста. Паша (я не сомневался, это он) был невысокого роста, но маленьким его нельзя было назвать. Длинные, черные как смоль волосы были завязаны сзади в конский хвост, который при ходьбе болтался из стороны в сторону. Небесно–голубого цвета глаза выражали усталость. Все в его облике: прямые черты лица, походка, стиль одежды говорили о том, что человек следит за собой. Но вот руки парня – мускулистые, мозолистые – говорили об обратном. Кстати, в левой ладони Паша зажимал ручку ножовки.

Маша подбежала ко мне, снова, как при мимолетной встрече, чмокнула меня в щеку и спросила:

– Как ты тут?

– Начинаю привыкать, – тяжело вздохнул я.

– Бедняжка. Знакомься, это Паша. Паша, это Олег.

– Очень приятно! – вежливо поклонился машин парень.

– И мне тоже. Я бы с удовольствием пожал твою мужественную руку, но, как видишь, положение не позволяет.

– Это мы сейчас исправим, – серьезно сказал Паша и потряс в воздухе ножовкой.

– Отлично, а то наскучило мне тут торчать.

Паша кивнул и принялся за дело. В следующее мгновение раздался противный визжащий звук. Возможно, мне только так показалось, но, по–моему, получалось слишком громко. Сразу воображение начало рисовать малоприятные картины: как к нам, привлеченные звуком, сбегаются «красные», причем не только со всей «Выборгской», но и с других станций; как Пашу и Машу валят на пол и… развитие же дальнейших событий я отказывался себе представлять, боясь, что мозг нарисует мне излишне страшную сцену.

Я озвучил свои опасения насчет издаваемых работающей ножовкой децибел, но Паша успокоил меня, сказав, что ничего страшного не будет. Я честно пытался понять почему, но не мог придумать этому объяснения. Неужели никто не слышит этого дикого звона? Может, на станции никого нет?

Тем временем Паша справился с первой цепью, удерживающей мою правую руку, и я наконец–то смог подвигать ею, чтобы размять. После серии очередных поступательных движений освободилась и вторая рука. Какое же наслаждение – двигать ими.

Пока Паша занимался цепями на моих ногах, я все ждал, что кто–нибудь нас увидит и поднимет других «красных» на ноги. Тогда будет полнейший «капут» – нас всех казнят, возможно, на месте, даже не разбираясь.

Слава Богу, мои опасения не подтвердились. Скоро я был уже полностью свободен. Ничто не сковывало движений, я мог двигать всеми частями моего тела. Только лишь обручи кандалов остались висеть у меня на конечностях, но это был сущий пустяк, главное, что я был свободен.

– Спасибо, друг, – я протянул Паше руку.

– Не за что, друг, – Машин парень пожал ее и улыбнулся. – Удачи тебе.

Маша робко подошла ко мне и крепко обняла, отчего на душе стало так тепло–тепло. Мне хотелось, чтобы этот момент длился целую вечность, но скоро подруга отступила на расстояние вытянутой руки и сказала:

– Беги, Олег. Дорогу ты ведь знаешь? Запомни: «Площадь Ленина» и «Чернышевская» заселены гражданскими, там тебя никто поймать не сможет, но все равно постарайся не показываться людям на глаза. А вот на «Площади Восстания» и уж тем более на «Достоевской» могут возникнуть трудности. Это тебе, – Маша достала из–за пояса пистолет и протянула его мне. Это был самый обыкновенный «Макаров». Я достал магазин – все девять патронов – полный. Потом она дала мне фонарик – мой, родимый, узнал его сразу. – Не спрашивай, откуда они у меня. Беги, Олег, и будь осторожен.

– Подожди, я хочу тебе кое–что сказать…

– Не надо. Сейчас не время. Дай бог, еще свидимся, но сейчас ты должен уходить.

– Но это очень важно.

– Нет, Олег, уходи, прошу тебя. Быстрей, нас могут обнаружить.

– Давай, друг, слушай, что она говорит, – кивнул Паша.

Мне уже ничего не оставалось, как скрепя сердце помахать им на прощание рукой и убежать в темноту туннеля. Маша и Паша правы, мне действительно надо было как можно скорее покинуть это место. Не только ради себя, но и ради них, ведь они еще наверняка должны замести следы.

Теперь я спешно покидал это дьявольское место. Со всех ног бежал домой, чтобы, наконец, исполнить то, что обещал – выйти на поверхность и найти оружие.

Все то время, что я бежал, именно бежал, так как спешил поскорее оказаться на «Ладожской», жалел о том, что так ничего и не сказал Маше из того, что хотел. Можно было не слушать ее уговоров поскорее покинуть станцию и просто выложить ей давно закравшиеся в мою голову мысли. Увы, было поздно. Возвращаться уже ни в коем случае нельзя. Это мало того, что опасно, еще и чрезвычайно глупо.

Я хотел сказать, что войны, может быть, удастся избежать. Ведь Анимус на самом деле не тот, за кого себя выдает. Он просто жалкий мошенник, запугивающий жителей красной ветки своим «могуществом», который на самом деле является отъявленным трусом, жадным до власти. Ему до сих пор удавалось обманывать своих подчиненных, а те, в свою очередь, искренне верят, что Анимус может как–то им навредить. Если бы они только знали… Но страх затуманил их рассудок, люди бояться своего правителя как огня и готовы сделать все, что велит Анимус, лишь бы его гнев не упал на них.

Кто бы мог подумать, что страх – настолько сильное оружие. Он может заставить человека делать невероятные вещи.

Страх – одно из сильнейших чувств, живущих в человеке, которое может стать его другом… или врагом. И врагом очень и очень опасным.

Анимус хоть и трус, но он знал психологию людей и в особенности «красных» и именно поэтому ему удалось подчинить их себе. Теперь у него есть армия, готовая на все, даже на смерть под вражескими пулями. Анимусу достаточно всего лишь приказать.

Каким же я был глупцом! Не глупцом даже, а идиотом. Я мог предотвратить ненужную войну. Нужно было всего лишь сказать Маше и Паше, чтобы они вывели Анимуса на чистую воду и тогда все – конец его правлению. В метро воцарился бы мир, и все линии петербургского метро зажили счастливо. Люди бы не опасались ничего и никого, разве что нападения мутантов с поверхности. Но какие бы это были пустяки…

Теперь мне придется совершить вылазку на поверхность. Другого выхода нет. «Красные» будут следовать за своим повелителем, пока в них живет чувство страха перед ним. А значит, война все–таки не избежать.

Хотя…

Я невольно улыбнулся. Ну конечно, как же я сразу об этом не догадался? Нужно только обговорить детали с Антоном и дядей Вовой по прибытии на «Ладожскую». Это же блестящая мысль! И никакой войны может и не будет.

От придуманного мной плана настроение, до этого весьма скверное, заметно улучшилось.

«Площадь Ленина» и «Чернышевскую» я миновал без особых проблем. Когда выходил непосредственно на сами станции, то следовал совету Маши и пробирался тихо и незаметно, прижимаясь к краю платформы. Попасться на глаза обычным жителям было бы, наверное, сейчас опаснее, чем анимусовской прислуге. Если бы они меня увидели или, не дай бог, поймали, то, желая выслужиться перед своим повелителем, обязательно отдали бы меня ему на растерзание. А уж узнав, что я сбежал, тот бы сто шкур с меня спустил. Не сам, конечно, для этого у него были специально обученные люди. Он наверняка и Машу с Пашей не пожалеет. Я бы их ни в коем случае не выдал, однако то, что они были соучастниками моего побега, Анимус рано или поздно узнает.

Самый легкий участок пути был пройден и теперь оставался последний рывок. Последний, но очень непростой.

Тусклое свечение, возникшее в конце туннеля, означало, что я вышел к «Площади Восстания». Я аккуратно, стараясь оставаться незамеченным, оценил обстановку на станции. Мои опасения подтвердились: на «Восстания» дежурило три человека с оружием, а возможно и больше. Двое из них находились на мотодрезине, стоящей на моем пути (какая удача), третий – на перроне.