Пистолет Тюменева - Андрей разыскал его давеча на площадке и засунул в карман - больно давил на бедро, и казалось, что в этом чертовом пистолете с пуд весу. «Нельзя бросать оружие, нельзя»,- твердил себе Андрей. И вдруг сообразил, что в пистолете нет ни одного патрона. Тогда он вытащил его из кармана и, собрав остатки сил, ударил мушкой о гранитный валун.

А валуны, как назло, попадались все чаще и чаще. В одном месте путь преградила целая гряда обледенелых валунов. То была морена древнего ледника, но Андрею казалось, что кто-то специально выложил здесь эти огромные камни, перебраться через которые нет никакой возможности. Минут сорок, а может быть, и час он полз вдоль гряды, пока не выискал в ней проход.

Сердце колотилось так часто, что спирало дыхание. Все чаще начинала одолевать непонятная, не испытанная доселе зевота. Андрей широко, до звона в ушах разевал рот и никак не мог зевнуть до конца.

Если бы можно было передохнуть, хотя бы с полчасика, с четверть часа… Долежать бы не двигаясь, не шевеля ни рукой, ни ногой; забыться, ни о чем не думая, ничего не видя, ничего не слыша.

- Тюменев! - хрипло звал Андрей, пугаясь собственного голоса.- Тюменев, ты слышишь меня?

Тюменев не отвечал.

«Дивизия «Эдельвейс» получила в подкрепление два новых полка… На высоте триста сорок семь установлены четыре батареи тяжелых орудий… Если я остановлюсь, силы совсем покинут меня, тогда я не доползу до своих, не расскажу… Может быть, Тюменев еще жив…»

Горела уже не только раненая рука - горела и голова. Тысячи раскаленных молотов без умолку стучали в виски и в затылок. И при каждом неловком движении острой болью давала знать о себе вывихнутая нога.

«Туда ли я ползу?» Андрей взглянул на светящийся компас на запястье и в ужасе убедился, что ползет не на восток, а на юго-запад. Давно ли он так ползет? Тьма, ни одной звезды.

А фронт был уже недалеко: все отчетливее клекотали пулеметы, ухали минометы; распарывая воздух, с завыванием проносились вверху снаряды дальнобойных орудий. Товарищи Андрея ведут бой, а он… Доползет ли он до них? Силы совсем оставили его.

Снова подул утихший было ветер. Туман стал рассеиваться. Будто лопнувшая парусина, раздвинулись тучи. В небе сверкнула звезда. Увидев ее, Андрей обрадовался, как штурман, увидевший огонек маяка у входа в родную гавань. Эту звезду видят сейчас и его товарищи…

Всего минуту назад Андрей готов был поддаться чувству отчаяния. Они с Тюменевым были так одиноки в этой каменистой, заснеженной пустыне. Теперь он отчетливо представил, что по снегу, среди валунов, пробираются сейчас десятки наших разведчиков: одни направляются в тыл врага на выполнение заданий, другие возвращаются «домой». И, может быть, некоторым из них так же трудно, так же тяжело, как и ему, Андрею…

- Тюменев, ты слышишь?.. Скоро будем дома. Слышишь?.. Крепись!..

Слова, срывавшиеся с до крови потрескавшихся губ, помогали ему, и Андрей шептал. Он шептал о том, что близка победа; звал любимую, которая ждала его в Горьком. Он хотел, чтобы она шла с ним рядом и ласково говорила бы: «Скоро мы будем вместе».

Еще несколько метров осталось позади, еще..,

«Который теперь час?» Андрей очнулся от забытья. Он лежал на снегу, раскинув руки. Долго ли он так пролежал? Где Тюменев? Торопливо закинул руку за спину. Раненый был там, но не двигался, и Андрею стало страшно: вдруг Тюменев замерз? Надо ползти. Надо, надо…

Он прополз еще метров пять, приостановился, прильнул лицом к снегу, полизал распухшим языком шершавый наст.

«Все будет хорошо,- твердил он себе.- Все будет хорошо…» Но что такое? Кто-то гонится следом за ними на лыжах. «Фашисты?» На лбу выступила испарина. Андрей замер. «Может быть, они пройдут стороной?»

Неожиданно в небе снова заиграли сполохи.

- Нашел! - послышался знакомый голос Джаныбаева.

Он остановился около Андрея и Тюменева, с удивлением

и страхом разглядывая их неподвижные тела.

Подкатили еще три лыжника в белых халатах, с автоматами на груди.

- Оба мертвые,- прошептал Джаныбаев.

Андрей услышал этот шепот. Ему хотелось закричать от радости, а он мог только пошевелить рукой…

Лыжники осторожно сняли со спины Андрея почти безжизненного Тюменева. Андрей попытался подняться и не смог. Джаныбаев подхватил его под руки, прижал к груди, торопливо начал отвинчивать пробку фляжки.

- Высота… высота триста сорок семь… четыре батареи тяжелых… Два полка прибыли… Скорее Тюменева в санбат…

Все ярче и ярче разгоралось северное сияние. Гигантские разноцветные полотнища трепетали в черном бездонном небе.

У Кирилла Прокофьева была странная манера шутить некстати. Он словно не понимал, когда можно хохотать, а где следует хранить деликатное молчание.

Больше всего доставалось от Кирилла его другу, застенчивому до робости Тарасу Квитко. Тарас не мог отличить ноты «фа» от «соль», но часами готов был крутить патефон, слушать арии и дуэты из опер, особенно из «Наталки-Полтавки», и частенько подпевал себе под нос, страшно фальшивя при этом.

- Ты, товарищ Фасоль, со слоном не в знакомстве? - спросил как-то за обедом Кирилл.

- А что?

- На ухо он тебе не наступил?

Столовая грохнула. Тарас побагровел. С тех пор кличка «Фасоль» накрепко прилипла к нему.

Полтора года назад Тарас и Кирилл вместе прибыли с учебного пункта на заставу, и койки их стояли в казарме рядом.

До призыва на пограничную службу Кирилл работал трактористом на Северном Урале, нередко ему приходилось ночевать в непогоду под открытым небом, а зимой, во время белкованья, и в лесу, у костра. Тарас же был из тех южных степовиков, что не умеют отличить сосну от кедра и трусятся при морозце в пять градусов.

В начале декабря Тарас получил письмо из родной Каменки на Днестре и, сияя от счастья, читал его у разрисованного морозом окна.

Подкравшись на цыпочках, Кирилл глянул через плечо приятеля, лихо притопнул и пропел пронзительно:

Это было чересчур. Тарас попросил разрешения у старшины и перетащил свою койку в противоположный угол.

Кирилл только крякнул.

…Застава находилась в тайге, близ железнодорожного моста через речку Бездна. Небольшой домик окружали высокие холмы, заросшие ольхой, осиной и елью. Меж холмами стыли болота, затянутые обманчивым мхом и ягодниками. Летом сюда захаживали на жировку медведи и слетались куропатки - известные охотницы до ягод.

Несколько, раз в сутки мимо проносились пассажирские и товарные поезда. Перестук колес, лязганье буферов да свистки паровозов - вот и все, что нарушало таежную тишину.

Дважды в неделю на заставу приезжала автодрезина, доставляла продукты и почту. Приезжала дрезина и вчера. Тарас получил Олино письмо.

Сейчас Тарас сидел в Ленинской комнате, перелистывал новые журналы. Он недавно вернулся с охраны границы.

С ночи мороз отпустил, утром поднялся негаданно теплый ветер, а с полудня началась пурга. Вот и ночь скоро, а она все еще воет, нагоняя тоску.

На мосту прогромыхал поезд, напомнил Тарасу о далекой Каменке. Скоро мать придет с фермы, с вечерней дойки, братишка с сестрой небось готовят уроки, отец читает свой любимый «Календарь колхозника». А Оля, наверно, собирается в кино или на танцы. Пишет, что скучает по нему, да разве мало на селе красивых хлопцев!..