— Меня зовут Джин, и я убиваю людей.

В обычной ситуации за этим признанием последовали бы возгласы удивления. Побледневшие лица. Нервная испарина. Сдавленные крики. Опрокидывая стулья, люди пытались бы удрать до того, как я воткну нож им в сердце... или спину. Смертельная рана — это всегда смертельная рана. И плевать, каким способом я ее нанесла.

— Привет, Джин, — хором пропели четыре человека с одинаково ровной, тупой и монотонной интонацией.

Но только не здесь. В стенах Эшлендской психиатрической лечебницы мое признание, сколь бы правдиво оно ни было, не удостоилось даже приподнятой брови, не говоря уж о шоке или благоговейном трепете. Я была относительно нормальной на фоне здешних ошибок природы и магии. Взять хотя бы Джексона — белобрысого великана семи футов ростом, который, сидя по левую руку от меня, пускал слюни не хуже мастифа и лепетал как трехмесячный младенец.

С его непомерно больших губ стекала длинная струйка прозрачной, блестящей слюны, но Джексон был слишком занят, воркуя какую-то абракадабру аляповатой маргаритке, вытатуированной на тыльной стороне его руки, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Или сделать что-нибудь полезное в целях гигиены, например, утереть рот. Я отодвинулась от него, боясь прикоснуться к этой слизи.

Отвратительно. Тем не менее, Джексон был типичным обитателем этой богадельни. Богадельня. Это слово всегда вызывало у меня улыбку. Хорошее названьице для ада.

К несчастью, я застряла в этой дыре почти на неделю. Но всерьез меня раздражало то, что я была вынуждена слушать шум, который издавало здание вокруг меня. Вопли несчастных сумасшедших давно впитались в гранитные стены и полы больницы, как это обычно происходит со всеми чувствами и поступками людей с течением времени. Будучи элементалью Камня, я чувствовала его вибрацию и слышала нескончаемый поток безумных речей даже сквозь толстый слой коврового покрытия и белые хлопчатобумажные носки.

Впервые оказавшись здесь, я применила все свои магические способности, чтобы как-то достучаться до камня и немного его успокоить. Или, по крайней мере, утихомирить крики, чтобы ночью хоть немного поспать. Бесполезно. Эти камни поглотили слишком многое — они ничего не слышали и не отзывались на мою магию. Точно так же, как и шаркающие по ним несчастные обитатели больницы.

Поэтому теперь я просто блокировала этот проклятый шум, как и многое другое в своей жизни.

Женщина во главе круга из пластиковых стульев подалась вперед. Она сидела напротив меня, и ее светлые глаза с легкостью поймали мой взгляд.

— Что ж, Джин, ты уже не в первый раз об этом заявляешь. И мы уже все обсудили. Тебе только кажется, что ты убийца. Но ты, разумеется, не такая.

Эвелин Эдвардс. Психиатр, которая предположительно может вылечить любого ненормального в этом сказочном дурдоме. В обтягивающем черном брючном костюме, блузке цвета слоновой кости и туфлях на невысоких каблуках она так и лучилась профессиональным спокойствием и уверенностью. Прямоугольной формы очки в черной оправе сидели на кончике ее заостренного носа, красиво оттеняя зеленые глаза и рыжеватые волосы, подстриженные в короткий взъерошенный боб. В целом приятная внешность, но голодный взгляд заметно портил бледное лицо Эвелин. Я распознала этот взгляд. Так смотрит коварный хищник.

Поэтому я и торчу здесь сегодня.

— На самом деле, я не какой-нибудь заурядный убийца, — возразила я. — Я — Паук. Уверена, вы слышали обо мне.

Эвелин закатила глаза и посмотрела на высокого санитара, стоявшего позади круга стульев. Усмехнувшись, верзила поднес палец к виску и покрутил им.

— Конечно, я слышала о Пауке, — сказала Эвелин, стараясь не выказывать нетерпения. — Все слышали о Пауке. Но ты, безусловно, не он.

— Она, — поправила я.

Санитар опять усмехнулся. Я недовольно повела бровью. Смеется тот, кто смеется последним, и этой усмешкой он только что подписал себе смертный приговор. Мне не по нраву быть объектом насмешек, даже если последние несколько дней я старательно изображала из себя психа.

«Хочешь убить человека, будь рядом с ним. Внедрись в его окружение. Сделай его вкусы своими вкусами. Его привычки — своими привычками. Его мысли — своими мыслями».

На этом задании внедриться в окружение Эвелин Эдвардс означало проникнуть в Эшлендскую психушку. Для Эвелин и ее прихвостней-санитаров я была всего-навсего очередным шизиком, свихнувшимся на почве элементальной магии, наркотиков или сочетания того и другого. Очередной жалкой бродяжкой под опекой государства, которая не заслуживает ни времени, ни внимания, ни вежливого отношения, ни грамма сочувствия.

Эти несколько дней я провела под замком в больничных стенах, убеждая Эвелин и остальных, что я такая же полоумная, как и все здешние лопочущие психи. Я несла вздор про убийцу. Пускала слюни. Выводила пальцем узоры по заплесневелому гороху во время обеда. Я даже отстригла солидный клок своих длинных, осветленных волос на занятиях по труду, чтобы окончательно всех одурачить. Подоспевшие санитары отобрали у меня ножницы, но прежде я успела вытащить ими гвоздь из стола в общей комнате.

Тот самый гвоздь, который я заточила в двухдюймовое подобие дротика. Тот самый гвоздь, который я сейчас сжимала в ладони. Тот самый гвоздь, который я собиралась вонзить в горло Эвелин. Оружие покоилось в моей ладони, и я ощущала зарубцевавшейся кожей грубо заточенную сталь.

Твердую. Прочную. Холодную. Согревающую душу.

Разумеется, мне вовсе не обязательно пользоваться оружием, чтобы убить психиатра. Я могла бы прикончить Эвелин одной только магией Камня. Могла бы прибегнуть к силе стихии, текущей по моим венам. Могла бы проникнуть в образовывающую здание массу гранита и обрушить ее на голову Эвелин. Ведь пользоваться даром мне легче, чем дышать.

Можно назвать это профессиональной гордостью: я никогда не убивала с помощью магии, пока в этом не было особой нужды, пока не оставалось иного способа выполнить работу. Это было бы слишком просто. Но, что более важно — магию могли вычислить. Особенно элементальную магию. И если бы я начала обрушивать здания на людей и расплющивать головы кирпичами, полиция и кое-кто похуже непременно взяли бы меня на заметку и проявили бы недюжинный интерес к моей персоне. За годы работы я нажила много врагов и жива до сих пор лишь потому, что стараюсь держаться в тени.

Заползая внутрь и выбираясь наружу так же незаметно, как мой тезка.

Кроме того, есть масса способов заставить человека испустить дух. Причем безо всякой магии.

— Паук, — алые губы Эвелин дрогнули, и она позволила себе легкую усмешку. — Будто у такой как ты может быть что-то общее с таким как он. С самым опасным наемным убийцей на Юге.

— Восточнее Миссисипи, — поправила я в очередной раз. — И я, безусловно, Паук. Вообще-то, я собираюсь убить вас, Эвелин. Через плюс-минус три минуты, отсчет пошел.

Возможно, причина крылась в невозмутимом взгляде моих серых глаз — твердом и решительном. Возможно, в совершенно будничном голосе. Как бы там ни было, смех оборвался и замер в горле Эвелин, как загнанный зверь, угодивший в капкан. Самой Эвелин тоже недолго осталось.

Я встала и вскинула руки над головой, чтобы заточка удобнее легла в ладони. Белая больничная футболка с длинными рукавами приподнялась над поясом пижамных штанов, оголив мой плоский живот. Верзила-санитар облизал губы, уставившись на мою промежность. Смотрите-ка, мертвец зашевелился.

— Довольно обо мне, — сказала я, снова опускаясь на стул. — Поговорим о вас, Эвелин.