Но как же я был рад, когда выяснилось, что Боб уже вернулся, а у дверей меня встретил терьер с очередным крысиным трофеем в зубах.
Все-таки человек не может быть один. Вы бы видели, как мы с рыжим джентльменом вместе радовались этой очередной дохлой крысе. Как Том Сойер и Гекльберри Финн. Настолько, что даже индеец расплылся в редкой для него улыбке.
Довольно быстро выяснилось, что мы все трое свои дела в столице закончили раньше намеченного срока, а потому могли уже завтра выехать по направлению на юг, к чилийской границе.
Выехать из Лимы на север куда легче, чем на юг. В этом направлении дорога довольно долго ведет к аэропорту, так что трасса всегда изрядно перегружена, причем самым разнообразным транспортом: трейлерами, разнокалиберными грузовиками, микроавтобусами, не говоря уже о разношерстной «толпе» частных автомобилей и такси разного возраста. От самой современной шикарной и дорогой модели до транспортного средства, выпущенного еще во времена, близкие к эпохе Юлия Цезаря. Все это месиво медленно передвигалось по раздолбанному шоссе, да к тому же беспрерывно и бессмысленно гудело, выражая свое раздражение.
Смотреть не на что абсолютно. И справа и слева лепились вперемешку какие-то сараи, склады, мастерские и странные дома, у которых вместо крыши виднелась забетонированная площадка с остатками опалубки и торчащими ржавыми железными прутьями арматуры. Долго по наивности я полагал, что все эти дома действительно недостроены, пока один знакомый юрист не ввел меня в тонкости местного законодательства. Пока у дома нет нормальной крыши, он юридически считается все еще строящимся, а значит, с владельцев строения, которые там живут, нельзя брать соответствующий налог на недвижимость. Вот перуанцы, небогатый, но хитроумный народ, и предпочитают красоте выгоду, а потому здание без нормальной крыши стоит порой годами.
Эта хитрость прекрасно известна местным властям. Но я уже говорил, что отношение к закону в Перу не самое строгое. Так что одни делают вид, что строят, а другие делают вид, что в это верят. А в результате дорога в аэропорт окружена этими нелепыми сооружениями, где два первых этажа — нормальные жилые помещения, а третий этаж — перманентная грязная стройка. Строительный мусор на крышах пейзаж, конечно, не украшает, но помогает в разговоре с налоговым инспектором.
Собственно говоря, по дороге в аэропорт есть лишь одно развлечение, которого многие с нетерпением ждут. Посреди и без того перегруженной трассы расположился могучий двухметровый индеец (ничего подобного, кстати, я среди перуанцев не видел) с лопатой, киркой, мешком цемента и тазиком воды. Изо дня в день он занят — не без выгоды для себя — совершенно нелепым, сизифовым трудом: сначала раскапывает яму прямо посреди трассы, создавая в пробке дополнительный затор, а затем начинает ее тут же закапывать и цементировать.
Потом какое-то время отдыхает, растянувшись во весь свой огромный рост посреди трассы рядом с тазиком с водой. Таз служит и для питья, и для цементных работ, и для сбора дани. Все проезжающие бросают в тазик мелочь. Кстати, полицейские, сам видел, бросают тоже. Это что-то вроде местного аттракциона.
Помню, когда парень впервые появился на трассе, его страшно ругали (новички проклинают и сейчас), но потом народ к этой фантастической наглости и бессмысленному трудолюбию привык. И теперь, уже безмерно скучая по дороге в аэропорт — а для многих это путь практически ежедневный, — все с нетерпением ждут момента встречи с Сизифом. Он стал местной достопримечательностью и вызывает у большинства не раздражение, а смех или, по крайней мере, улыбку.
На этот раз мы оказались рядом с Сизифом во время его краткого отдыха. Он только что законопатил свою яму и, дожидаясь, пока цемент затвердеет, сладко дремал, раскинув свое мускулистое тело прямо посреди дороги. Тазик стоял рядом, уже наполовину полный монетами. Бросили свою дань уставшему Сизифу и мы с Бобом.
Первое неприятное приключение произошло где-то километра через полтора после встречи с Сизифом. Впереди меня тащилось нечто, формально называемое такси — когда-то в далекой молодости желтый «жучок»-«фольксваген», проржавевший настолько, что части его корпуса были соединены между собой проволочками, а задний бампер без особых претензий привязан обычной бельевой веревкой. Его дедушкой был, видимо, паровой автомобиль.
Мы с Бобом довольно долго любовались этим виртуозным долгожителем, пока он вдруг резко не затормозил и я, среагировав с небольшим опозданием, слегка не толкнул динозавра в задний бампер, из-за чего левая крепежная бельевая веревка порвалась. Никаких других повреждений при осмотре ветерана не обнаружилось. На бампере «тойоты» не осталось вообще ни малейшей царапины.
А вот дальше начался концерт. Молодой нагловатый водитель динозавра, увидев иностранца, судя по всему, решил за мой счет обновить весь кузов своей проржавленной тележки, а потому потребовал компенсацию в каком-то запредельном размере. Напрасно я указывал на то, что не лопнула даже ни одна проволочка, соединявшая детали его ржавого автомобиля (да простит меня господин Генри Форд за использование в данном случае слова «автомобиль»).
— Нет, вы только посмотрите, — взывал парень ко всем проезжающим мимо, — раз он иностранец, так может гробить мою замечательную тачку. Кому я ее теперь продам? — вопрошал он так, будто речь шла о дорогущем импортном джипе.
Затем последовала очередная фаза скандала, когда он требовал присутствия полиции, а я посылал его куда-то далеко к Эйфелевой башне, в запале перепутав его проржавевший «фольксваген» с «пежо».
Так бы продолжалось, наверное, еще долго, но Бобу в конце концов этот концерт надоел. Сначала он подошел к пострадавшей повозке и снова привязал к ней задний бампер той же самой бельевой веревкой, а потом, отодвинув меня плечом и вынув из кармана какое-то удостоверение, перешел к приватному разговору с водителем такси. Я, обрадованный подмогой, ретировался в «тойоту», чтобы с облегчением и любопытством наблюдать оттуда за дальнейшим развитием событий.
Нужно было видеть, как на глазах пропадает у скандалиста весь пыл, пока он наконец не стал перед Бобом оправдываться и, похоже, молить о пощаде.
Секрет был простым. Я легко догадался, какой документ предъявил «пострадавшему» Роберто. Его карманы, как и карманы незабвенного Остапа Бендера, были набиты всяческой липой, которую в Лиме изготавливают практически в каждом месте, где вы заказываете себе визитки. Фальшивые документы и печати перуанцы делают виртуозно. На этот раз Боб наверняка воспользовался липовым удостоверением полицейского, и теперь наглец из ржавого «фольксвагена» умолял Роберто не заставлять его платить штраф за то, что он использует транспортное средство, которое явно не отвечает элементарным требованиям безопасности на дороге.
Думаю, что самым трудным в данном случае для Боба было отказаться от взятки. Не потому, что так он нарушил бы какие-то свои моральные принципы, а потому, что перуанский полицейский, не берущий взятку, — это нонсенс. Боб-«полицейский» тем самым просто вышел бы из образа, а значит, мог раскрыть свой блеф.
В конечном итоге каким-то чудом Бобу все-таки удалось отвертеться от получения взятки. Даже я вздохнул с облегчением: брать деньги с водителя такой машины действительно грешно. Мы разъехались мирно, а моя вера в сверхъестественную способность индейца выкручиваться из разнообразных деликатных ситуаций еще больше возросла.
Что до фальшивок, то однажды специфическими связями Роберто пришлось воспользоваться даже мне. Случилось это, когда я еще работал в Перу и, выполняя поручение своей московской конторы, пытался провернуть вполне законную сделку через местных юристов. Каково же было мое потрясение, когда в нотариальной конторе вдруг потребовали на одном из документов поставить большую гербовую печать нашего центрального офиса в Москве. Ясно было, что в лучшем случае это займет месяца три, а в худшем начальство просто пошлет меня куда подальше.