— Одну минуту, Гендерсон, — сказал Барчесс. — ,Что это за птица?

Гендерсон не двигался, и он. повторил вопрос:

— Гендерсон! Вы не знаете, что это за птица? Как будто это было очень важно. Гендерсон встал и подошел к окну.

— Воробей, — кратко сказал он. И добавил, глядя на Барчесса — Это не то, что вы хотели узнать.

— Это то, что я хотел увидеть, — отозвался Барчесс. — Отсюда довольно мало видно.

— Птицу вы увидели, — с горечью сказал Гендерсон. Все замолчали. Вопросы кончились.

Гендерсон повернулся и замер. На диване сидела девушка, на том самом месте, где еще недавно сидел он сам. Он не слышал, как она появилась. Ни скрипа, ни шороха.

Три пары глаз уставились на него. Его охватил озноб, но он не двинулся с места.

Она смотрела на него, он — на нее. Девушка была хорошенькой. Англосаксонского типа. Голубоглазая, с мягкими вьющимися волосами, спадающими на лоб. На плечи было наброшено пальто из верблюжьей шерсти. Она была без шляпы, в руках держала сумочку. — Молодая, в том возрасте, когда девочки еще верят в любовь. А может быть, она вообще была идеалисткой. Это можно было прочесть в ее глазах. Но сейчас в глазах ее сверкала злоба.

Он облизал губы и едва заметно кивнул, как старой знакомой, имя которой он не может припомнить.

После этого, казалось, его интерес к ней пропал.

Видимо, за его спиной Барчесс сделал какой-то знак. В комнате неожиданно остались они одни, вдвоем.

Он пытался поднять руку, но было уже поздно. Пальто из верблюжьей шерсти осталось «сидеть» на диване, но девушки в нем уже не было. Потом пальто медленно осело и стало похожим на груду тряпья. А девушка возникла рядом с ним.

Он пытался отойти в сторону.

— Не надо. Будьте осторожны. Это как раз то, что им нужно. Они, возможно, подслушивают.

— Мне нечего бояться! — Она взяла его за руку и слегка встряхнула ее. — Ты? Ты? Ты должен ответить мне!

— Уже несколько часов я стараюсь забыть твое имя… Как они втянули тебя в это? Как они узнали о тебе? — Он тяжело погладил ее по плечу. — Проклятье! Я отдал бы правую руку, чтобы не впутывать тебя в это дело.

— Но я хочу быть всюду с тобой! Поцелуй помешал ему ответить.

— Ты поцеловала меня прежде, чем выслушала мой ответ…

— Нет. Он не нужен мне, — сказала она. — О, я не могу быть неправа. Никто не может. Если бы я могла быть неправой, тогда меня надо было бы отправить в институт умственно неполноценных. А у меня сильный разум.

— Раз ты заговорила о разуме, значит, все в порядке, — уныло сказал он. — Я не ненавидел Марселлу. Я просто не любил ее и не хотел жить с нею. Но я не смог бы убить ее. Не думаю, что я вообще сумел бы кого-нибудь убить, даже мужчину…

Она прижалась лбом к его груди.

— Ты говорил мне это! Разве я не видела твоего лица, когда бездомная собака встретилась нам по дороге? Когда ломовая лошадь у тротуара… О, сейчас не время говорить об этом, но почему ты не допускаешь, что я люблю тебя? Ты же не думаешь, что это только потому, что ты красивый? Или такой умный? Или такой важный? — Он улыбнулся и погладил ее по голове. Когда он кончил гладить ее, она подняла голову, — Я люблю в тебе то, что у тебя внутри, то, чего не видит никто, кроме меня. В тебе так много доброты, ты такой человек… но все это скрыто от чужих глаз, и об этом знаю лишь я одна.

Он заглянул в ее глаза. Они были мокры.

— Не надо так говорить, — тихо сказал он. — Я не стою того.

— Я сама знаю цену всему, и не стоит меня переубеждать. — Она покосилась на дверь и нахмурилась. — А как они? Что они думают?

— Я думаю — пятьдесят на пятьдесят. За и против. По как они нашли тебя?..

— Твоя записка была там. Я не хотела лечь спать, не узнав, как твои дела, и позвонила сюда около одиннадцати. Они уже были здесь и послали ко мне человека. С тех пор он все время был со мной.

— И они всю ночь не давали тебе спать?!

— Я не могла бы уснуть, зная, что у тебя неприятности. — Она провела пальцем по его лицу. — Это единственное, что имеет для меня значение. Все другое неважно. Они должны найти того, кто это сделал… Как много ты им сказал?

— Ты имеешь в виду нас? Ничего. Я хотел, чтобы ты была в стороне от этого дела.

— Возможно, это и послужило для них зацепкой. Они могли почувствовать, что ты что-то от них скрываешь. Не думаешь ли ты, что лучше все им рассказать, в том числе и про нас? Нам нечего ни стыдиться, ни бояться. Чем быстрее ты это сделаешь, тем быстрее все кончится. А они, видимо, уже по моему поведению догадались, что у нас достаточно близкие отношения…

Она замолчала. Барчесс снова был в комнате. Он с симпатией взглянул на них, а когда вслед за ним в комнату вошли двое других, Гендерсон заметил, что один из них подмигнул ему.

— Внизу у нас есть машина, мисс Ричман, она отвезет вас домой.

Гендерсон шагнул к нему.

— Послушайте, вы можете держать мисс Ричман подальше от этого дела? Это несправедливо, она действительно ничего…

— Это целиком зависит от вас, — ответил Барчесс. — Мы привезли ее сюда только для того, чтобы напомнить вам…

— Все, что я знал, все, что мог, я вам сказал. Не стоит трепать ее имя в газетах.

— Нам нужна правда.

— Я вам ее сказал. — Он повернулся к ней. — Иди, Кэрол. Спи спокойно и ни о чем не думай. Скоро все будет в порядке.

Она при всех поцеловала его.

— Ты сообщишь мне о себе? Как только ты сумеешь, ты должен сообщить мне о себе. Хорошо?

Барчесс проводил ее до двери и крикнул кому-то:

— Скажите Тьерни, чтобы о ней никто ничего не знал! Ни имени, ни возраста, ни малейшей информации!

— Спасибо, — сердечно сказал Гендерсон, когда Барчесс вернулся обратно. — Вы — настоящий человек.

Детектив внимательно посмотрел на него. Затем сел, достал записную книжку, перелистал ее.

— Начнем? — спросил Гендерсон.

— Давайте начнем, — согласился Барчесс. — Вы уже много сказали. Все остается в силе?

— Да.

— И два театральных билета?

— И два театральных билета. И развод.

— Ну что же, поговорим об этом. Значит, у вас были плохие отношения?

— Вообще никаких чувств, ни хороших, ни плохих. Считайте, что все умерло. Я уже давно предложил ей развестись. Она знала о мисс Ричман. Я ей сказал. Я не пытался ничего скрывать. Она отказывалась дать мне развод. Я хотел жениться на мисс Ричман. Но до этого было слишком далеко. Адская жизнь. Я не мог так жить. И все это вам необходимо знать?

— Да.

— Позапрошлым вечером я разговаривал с мисс Ричман. Она видела, что творится со мной. Она сказала: «Разреши мне попытаться, разреши мне поговорить с ней». Я сказал: «Нет». «Тогда попробуй еще раз сам, — сказала она. — Поговори без злобы, постарайся убедить ее». Мне очень не хотелось делать этого, но я решил попытаться. Я позвонил с работы и заказал два места в нашем старом ресторане. Купил два билета в театр. В последнюю минуту я даже отклонил приглашение моего лучшего друга, который устраивал прием. Джек Ломбар на несколько лет уезжал в Южную Америку и устраивал прощальный прием. Но я решил выполнить свое намерение, и это погубило меня.

Когда я пришел сюда, я понял, что она не склонна к примирению. Ей нравилось существующее положение, и она хотела, чтобы так продолжалось и дальше. Признаю: я разозлился. Взорвался. Она тянула до последней минуты. Я побрился и переоделся, а потом она засмеялась и сказала: «А почему ты не пригласил ее вместо меня? Жаль потратить на нее десять долларов?» Тогда я позвонил мисс Ричман, но ее не было. А Марселла все издевалась надо мной.

— Вы понимаете, как чувствует себя человек, когда над ним смеются? Чувствует себя дураком. Я разозлился, схватил пальто и шляпу и закричал ей: «Тогда вместо тебя я возьму первую встречную девку! Первую встречную, неважно, кем она окажется!» Я хлопнул дверью.

Его голос упал до шепота:

— Вот и все. Лучшего я не мог бы сделать, даже если бы постарался. Я ничего не придумал. Это правда, а правда не нуждается в исправлениях.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: