Но на протяжении последних пятнадцати дней неотложные дела удерживали меня в Париже. Я терзался, не имея сведений от Юбера, так как супруги Клеман неграмотны и не могли мне написать. И тут счастливый случай помог мне встретить друга детства, которого я не видел много лет, человека, преданного мне душой и телом. Я рассказал ему все и послал к Клеманам, чтобы он сообщил мне, как обстоят там дела. Прошло десять дней с тех пор, как Мариус уехал, а от него не было ни слуху, ни духу… И вот теперь я получаю письмо, которое… в котором…

У судьи Перрона недостало духа закончить. Но его вид, его поведение досказали то, на что у него не хватало слов.

Амели Дроп выслушала его рассказ с огромным волнением, но того взрыва отчаяния, которого можно было ожидать, не произошло. Она заговорила, лихорадочно захлебываясь словами и устремив взгляд в пространство:

— Нет, Себастьян, нет! Мой сын жив, я это чувствую… Материнское предчувствие не обманывает меня! Юбер исчез с фермы Клеманов, потому что его оттуда похитил мой муж! Я догадывалась об этом, а теперь знаю точно… И дата, названная в письме, тоже подтверждает…

— Что ты имеешь в виду?

— В апартаментах моего мужа есть секретные комнаты, куда я не имею доступа. Но я слежу… Я подслушиваю у дверей… И вот, на протяжении двух минувших суток я слышу, что в этих комнатах кто-то есть… Кто-то, кто лепечет детским голоском и поет детские песенки, — совсем так же, как мой маленький Юбер!

Обвив руками шею Себастьяна, она продолжала:

— О, теперь я чувствую в себе силу и решимость! Я вновь обрела любимого человека. И с его помощью я сумею вернуть моего ребенка! Поль Дроп негодяй, он похитил ребенка с корыстными намерениями. Но у Юбера есть мать и отец, настоящий отец. Объединив усилия, мы вернем нашего сына!

— Вы чувствуете себя лучше?

Больная, к которой профессор Дроп обратился с этим вопросом, была слишком слаба, чтобы ответить. Только губы ее слегка дрогнули и веки, опушенные длинными черными ресницами, на секунду опустились, прикрыв большие голубые глаза. Это движение означало утвердительный ответ, и профессор был удовлетворен.

— Я так и думал, — сказал он, — и я рад, что вы тоже это подтверждаете… А здесь, — продолжал он, прикоснувшись пальцем к шраму на плече больной, — все еще болит?

Пациентка снова шевельнула губами и опустила ресницы.

— Не унывайте, — сказал хирург, — терпеть уже осталось недолго, дело идет на поправку.

В первый раз он внимательно вгляделся в лицо больной, которую лечил уже несколько дней, и был поражен ее необыкновенной красотой. Конечно, лицо осунулось и побледнело от болезни, но черты сохраняли чистоту, мягкость и обаяние, а под атласной кожей начал проступать легкий румянец, знак начавшегося выздоровления. Роскошные волосы золотым нимбом окружали ее голову, эффектно выделяясь на белоснежном фоне подушки и простыней. Доктор невольно залюбовался этим лицом, казавшимся еще пленительнее от перенесенных страданий. В этот момент дверь палаты приоткрылась и заглянувшая в нее мадемуазель Даниэль поманила доктора.

— В салоне для посетителей ожидает господин, который привез сюда эту больную, — сказала она, когда Поль Дроп вышел в коридор. — Могу ли я сообщить ему какие-либо сведения от вашего имени?

Доктор достал из кармана часы:

— У меня еще есть полчаса до операции. Я сам поговорю с этим господином.

И Поль Дроп стал спускаться по лестнице, оставив в некотором недоумении мадемуазель Даниэль, знавшую, сколь неохотно он удостаивал посетителей личной беседой. В этом отношении он не отличался от большинства своих коллег, вечно имеющих озабоченный и неприступный вид и, то ли из принципа, то ли от равнодушия, не снисходящих до разговора с посетителями, переживающими за судьбу своих близких. Старшая сестра удивилась еще больше, когда профессор, уже спустившийся на один марш, повернулся к ней и добавил:

— Когда я буду беседовать с этим господином, проследите, чтобы никто нам не мешал.

Господин, ожидавший в салоне, был высокого роста, атлетического сложения, его темные волосы серебрились на висках и уже несколько поредели на макушке. Его энергичное лицо было чисто выбрито, из-под густых бровей пристально смотрели проницательные глаза. Одет он был без излишней элегантности, но со строгим вкусом. Увидев вошедшего профессора, он быстро встал с кресла, в котором сидел, читая газету.

— Что вы скажете, господин профессор, о нашей дорогой пациентке? — в голосе его звучала тревога. — Скоро ли я смогу увидеть ее?

— Не раньше, чем дня через два или три. Я прописал ей полный физический покой и хотел бы, чтобы и в плане моральном ее также ничто не волновало.

— Я буду соблюдать все ваши рекомендации, господин профессор, хотя мне так бы хотелось пожать ее маленькие ручки и увидеть воочию, как она возвращается к жизни!

— Мои рекомендации — в интересах больной, — жестко заметил доктор Дроп.

— Ни минуты в этом не сомневаюсь, господин профессор, — поторопился заверить его посетитель. — Позволю себе добавить, что, когда наступит время для посещений, право первого визита будет принадлежать не мне, а одному лицу, которое я должен буду предупредить заранее. Это лицо…

— То есть, господин Фандор? — прервал его профессор.

Посетитель вздрогнул от неожиданности:

— Как вы сказали?

— Простите, месье, это имя вырвалось у меня непроизвольно… Но раз уж так случилось, я хотел бы вам сказать, что имя вашей пациентки уже не составляет для меня тайны. Нескольких слов, произнесенных ею под наркозом, оказалось достаточно, чтобы я понял, что Элен — не кто иная, как несчастная дочь одного из самых ужасных преступников, каких только носила земля… — дочь Фантомаса! И, следовательно, посетитель, о котором вы упомянули, не кто иной, как Жером Фандор…

— Я уверен, что соблюдение профессиональной тайны… — с некоторым беспокойством начал посетитель, но хирург не дал ему закончить.

— Милостивый государь, врач, точно так же, как священник, обязан хранить доверенную ему тайну… Заметьте, сударь, — добавил Поль Дроп с тонкой улыбкой, — что и ваше инкогнито не является для меня таковым. Мы с вами беседуем уже в третий раз, но до сих пор скромность удерживала меня от желания выразить вам мое восхищение и симпатию, господин Жюв!

Сердечным жестом Жюв — ибо это был действительно он — протянул доктору руку:

— Простите, дорогой профессор, что я не представился вам с самого начала. Я хотел сохранить, в тайне личность Элен, как и свою собственную, только по одной причине: чтобы не привлечь внимание Фантомаса к той, кого он упорно продолжает считать своей дочерью… Было бы крайне нежелательно, если бы Гений злодейства проник в ваше заведение!

— Сударь, — ответил хирург, — мне нечего бояться Фантомаса, коль скоро рядом со мной находится инспектор Жюв!

Двое мужчин снова обменялись рукопожатием.

Профессор Дроп почувствовал себя гораздо свободнее после того, как открылся Жюву. Теперь он сообщил ему некоторые обнадеживающие подробности о состоянии Элен. Операция, которая требовалась в связи с переломом таза, прошла как нельзя более удачно, — впрочем, это была специальность хирурга, здесь он не знал себе равных. Он заверил своего собеседника, что, по выздоровлении, Элен сохранит все изящество осанки и гибкость походки. Слыша это, Жюв сиял от радости. Он уже собирался откланяться, когда Поль Дроп задержал его:

— Простите, сударь, я хотел бы сказать вам еще кое-что в конфиденциальном порядке… Сейчас я обращаюсь к вам не как к другу мадемуазель Элен, а как к представителю полиции… Найдется ли у вас несколько минут?

Жюв отложил в сторону шляпу, которую уже держал в руке, сел в кресло, лицо его сосредоточилось и окаменело.

— Я слушаю вас, сударь, — сказал он. — Вы можете рассчитывать на полную конфиденциальность с моей стороны.

Поль Дроп начал без предисловий:

— Речь идет о глубоко интимных вещах, касающихся моей семьи. Шесть лет тому назад я женился, будучи тогда очень молод и очень беден. Я взял в жены девушку из совершенно иного круга, молодую и богатую мадемуазель Тавернье. При этом я согласился на большое, очень большое унижение. В дальнейшем наша супружеская жизнь не сложилась… Я избавляю вас от излишних подробностей… Я принял решение видеть в своей супруге всего лишь делового партнера, но сохранять внешний декорум супружеских отношений. Однако она рассудила иначе и сейчас мы находимся в состоянии бракоразводного процесса…