— Потрясающе, — воскликнул Макнэир, фотографируя их. — Просто потрясающе.

Он поднял лампу над ископаемым отпечатком какой-то похожей на угря рыбы.

— Акантод. Последние сохранившиеся образцы погибли во время Массового пермского вымирания.

Окинул взглядом залежи ископаемых. — Пермские рыбы… рептилии… амфибии. Все свалено в одну кучу. Как-то необычно. Предполагаю, что их принесло сюда потоками воды.

— А что в этом необычного? — спросил Бойд.

— Ну, некоторые из них — обитатели суши, а некоторые — морские животные. Трудно представить, что заставило их всех оказаться в одном бассейне. Предполагаю, что это какое-то русло. Животные имеют привычку умирать рядом с ручьями и на перекатах. Наверное, их сюда смыло водой.

Бойд просто смотрел на все эти выступающие из породы кости — грудные клетки, челюсти, черепа, и прочее. Кости обитателей суши и моря, все были сброшены в этот бассейн, как сказал Макнэир. Нет, непонятно. Даже ему. Если бы в современном мире ему встретилась подобная груда костей, он бы решил, что их кто-то коллекционирует. Либо выбрасывает в одном месте.

Как гора костей у норы какого-нибудь зверя, — подумал он. Когда он заканчивает есть, просто выбрасывает их в груду мусора.

Но он не стал делиться своими предположениями. Это было бы как-то ненаучно. У Макнэира было, несомненно, лучшее объяснение этому явлению, да и кто он такой, чтобы спорить с ученым? То, что ему кажется, и то, что есть на самом деле — это две большие разницы. И Бойд смирился с этим.

— Посмотрите-ка сюда, — воскликнул Маки. — Какой чудной крокодил, а?

Макнэир и Юргенс подошли к хорошо сохранившемуся окаменевшему скелету рептилии, которая была футов двадцать в длину.

— Боже правый! — воскликнул Макнэир, опускаясь рядом с ним на четвереньки. — Это же терапсид. Да и еще такой крупный.

— Что это? — поинтересовался Маки.

— Терапсиды это рептилии, из которых впоследствии развились млекопитающие. Некоторые из них были вегетарианцами, некоторые — хищниками. Он принялся изучать череп и торчащие из него зубы. — Взгляните на эти резцы и клыки, данный экземпляр был хищником.

Вокруг было разбросано еще больше костей. Их было очень много. Макнэир определил, что одни принадлежат рыбам, а другие — терапсидам. Некоторые были довольно крупные, а некоторые, помельче, относились, видимо, к каким-то грызунам. Он продолжал углубляться в детали позднего пермского периода и массового вымирания, уничтожившего большинство его обитателей.

— Похоже, это место — часть какого-то древнего мыса, — сказал он. — Где суша вдавалась в море. Невероятно. Похоже, мы стоим на пляже верхнего пермского периода.

Брид со скучающим видом бродил в стороне. Он исчез за какой-то возвышенностью, и было видно только пляшущий свет его фонарика.

— Эй, — позвал он. — Здесь какие-то столбы.

Каждый двинулся в его сторону, чтобы взглянуть.

Все подошли примерно одновременно, и их взору открылось неравномерное пространство, простиравшееся насколько хватало света фонарей. Все оно было усеяно невысокими насыпями и пологими холмами. И повсюду возвышались… столбы. Не просто два или три, их были сотни. Некоторые — узкие, как трубы, другие имели очень широкое основание, постепенно сужающееся кверху. Многие вросли прямо в потолок. Некоторые стояли так тесно, что протиснуться сквозь них можно было только боком, другие занимали лишь невысокие холмики.

Макнэир стал кружить вокруг них и трогать, что-то бормоча себе под нос.

Бойд ходил с ним, озадаченный зрелищем. Когда Брид сказал про «столбы», он подумал о чем-то из области классической архитектуры, дорических колоннах и тому подобном. Но здесь не было ничего похожего. Поверхность столбов была грубой и покрыта уложенными внахлест чешуями, иногда усеяна мелкими шипами. Она напомнила ему кожуру ананаса.

— Похоже на деревья, — наконец произнес он.

— Это и есть деревья, — сказал Макнэир. Чувствовалось, что от увиденного у него перехватило дыхание. — Пермские деревья. Боже правый, да это целый лес деревьев, с корнями, в том виде, как они росли 250 миллионов лет назад.

Брид и Маки лишь переглянулись.

— Док, — сказал Брид, ударяя по одному из столбов ногой. — Они же каменные.

— Они окаменели, — сказал Бойд. — Как и те кости. — Это ископаемые.

— Именно, — сказал Макнэир.

Теперь все поняли всю важность момента — перед ними был лес доисторических деревьев.

И их здесь, похоже, были сотни.

В процессе исследования они обнаружили, что одни из деревьев были не выше человеческого роста, вторые при жизни достигали в высоту до восьмидесяти футов, в третьи уходили на сотни футов вверх, теряясь в каменном потолке. Одни были голыми стволами, другие — обломаны на высоте футов тридцати. Повсюду валялись окаменевшие бревна и ветки. Но многие были почти нетронутыми, с сохранившимися ветвями. Окаменевшими были не только сами деревья, но и глина вокруг них. Груды опавших листьев окаменели, как и деревья, с которых они слетели.

У Бойда в голове не укладывался весь этот огромный лабиринт из похожих на корабельные мачты стволов.

Маки никак не мог понять. — Как дерево может превратиться в камень?

— Да это как окаменевший лес в Аризоне, — сказал Брид. — Я в нем был. Разве никогда о нем не слышал, Маки?

— А, да, конечно, слышал.

Макнэир рассказал им, что деревья из Аризонского окаменевшего леса относятся к триасовому периоду, а те, что здесь — гораздо старше. Гораздо, гораздо старше. В Аризоне у некоторых деревьев еще сохранились корни, как и у этих, но многие из них смыло во время доисторического половодья в речные каналы, где они были погребены в гравии и песке, насыщенном вулканическим пеплом.

— Этот процесс называется сверхминерализация, — объяснил Макнэир. — Я думаю, что во времена пермского периода все это место было частью низинного болота или долины. Внезапное наводнение, вероятно, превратило эту долину в болото или озеро. Таким образом, кислород, вызывающий окисление и гниение, не смог сюда проникать. Эти деревья были погребены под водой в донных отложениях. За миллионы лет деревья либо распадаются, либо прессуются в уголь, или, как в этом случае, минерализуются. Минералы постепенно замещают древесную ткань, и в результате мы имеем окаменелые деревья.

— Ага, но это лучше, чем Окаменевший лес, — сказал Брид. — Гораздо лучше.

— Да. Точно. Похоже, весь этот лес был заперт в болоте. За тысячи или даже сотни тысяч лес оно высохло, но окружавший лес донный осадок окаменел, сохранив его в том виде, в котором мы его сейчас видим. Почти без повреждений.

Макнэир сказал, что лес оказался здесь гораздо позже, вследствие геологических потрясений, охвативших пермский слой и погрузивших его в докембрийскую породу. На протяжении веков воды вымывали камень и обнажили то, что они сейчас видели.

Маки заинтересовался. — Подобного, значит, нигде нет? Даже в Аризоне?

Макнэир покачал головой. — Пару лет назад вблизи Бирдморского ледника в Антарктиде была обнаружена неплохая группа окаменелых пермских деревьев. Но с этим никакого сравнения.

Одни стволы росли прямо из породы среди паутины окаменелых корней, другие были такими толстыми, что их не смогли бы обхватить и три человека, взявшись за руки. Макнэир сказал, что в этом лесу были и лиственные и хвойные деревья. Они смотрели на цикадовые, голосемянные растения и папоротники, на все их удивительное разнообразие. Макнэир указал на короткие деревья с папоротниковидными листьями, которые назывались археоптерисы и являлись прародителями современных сосен. Нечто, называющееся дикроидиум, больше походило на большое комнатное растение, чем на дерево. Здесь были первобытные гинкго с широкими, веерообразными листьями, цикадовые растения, больше похожие на пальмы, и глоссоптерис, еще одно папоротникообразное растение, внешне очень похожее на дерево. Этот вид имел массивный ствол, постепенно сужающийся кверху, через футов пятьдесят-шестьдесят заканчивающийся пучком свисающих ветвей. Огромные, широкие листья в породе были листьями глоссоптериса, как сказал Макнэир.