Вот в основном то, что мы узнали, пока проделали последний отрезок пути.

Быстроногие гонцы заранее возвестили о нашем предстоящем прибытии в деревню нга-ко-тко.

Прием был восторженным. Навстречу вышел сам Рыжий Опоссум. Он сердечно пожимал нам руки, бросал нежные взгляды на детей своего дорогого друга, и на его глаза набегали слезы.

Джо МакНайт — замечательный старик с белыми как снег волосами, прямой, как дуб, со все еще живыми черными глазами. Кажется, годы нисколько не ослабили его мощную мускулатуру. Человек доброй души, он с любовью и искренним интересом расспрашивал меня о докторе Стивенсоне. Любопытно, что, МакНайт, давно порвавший с цивилизованной жизнью, прежде всего поинтересовался, как восприняли соотечественники описание его приключений, много лет назад опубликованное в книгах и журналах, и был безмерно рад, узнав, что ему посвящен целый доклад, хранящийся в библиотеках Мельбурна и Сиднея.

Деревня нга-ко-тко состоит по меньшей мере из трехсот просторных хижин, сложенных из крепких ветвей, воткнутых основанием в землю и соединенных вверху необычайно прочными растительными волокнами. Щели заделаны растертой землей, снаружи все сооружение покрыто специально обработанной корой. Эта разумная система делает хижины непроницаемыми для ветра и дождя. Вход, неизменно обращенный к восходящему солнцу, просто прикрывается занавесом из коры или шкуры кенгуру. Сухой душистый вереск в несколько слоев, застеленный шкурами, служит кроватями, удобными и мягкими.

И наконец, самое большое потрясение из увиденного — целые гектары вспаханной земли, засеянной белоусами[128], ямсом[129], бататом[130] и иными полезными растениями, названия которых нам неизвестны. Урожаи с этих полей служат надежной защитой от голода клану, возглавляемому нашим другом. Нельзя не подивиться тому, как много совершила энергия одного белого человека, подкрепленная добротой и примером неустанного труда! И какой дикой после этого кажется политика «цивилизованных» англичан, преследующих и уничтожающих бедных туземцев, словно диких зверей, вместо того чтобы улучшить условия их жизни и помочь воспользоваться благами европейской культуры.

Нга-ко-тко удивляли нас на каждом шагу.

Самые видные люди племени, не столь обнаженные, как аборигены, встречавшиеся до сих пор, отвели нас за триста метров от деревни к месту захоронения своих предков.

Племя отказалось от древнего обычая бросать тела умерших под открытым небом и стало закапывать их в землю. Но, не имея возможности увековечить память почившего в бронзе или мраморе, на которых в мире белых — увы! — часто начертаны лживые слова скорби, эти простодушные дети леса и солнца превратили последнее прибежище своих близких в ослепительный цветник, где всегда поют птицы. И насколько же отличается это скромное австралийское кладбище от скорбных огороженных могил цивилизованных наций.

После недели, посвященной отдыху, так всем необходимому, МакНайт, добросовестный душеприказчик, приступил к передаче детям своего друга состояния их отца.

Количество золота, собранного бывшим каторжником с помощью аборигенов, действительно колоссально. Первый тайник, открытый Рыжим Опоссумом, по словам поселенцев, в той или иной степени занимавшихся золотоискательством, содержал драгоценного металла примерно на четыре миллиона. Это отборные слитки, каждый почти с куриное яйцо. Их около двухсот пятидесяти.

Поскольку удельный вес золота в девятнадцать с четвертью раз превосходит удельный вес воды, сами можете судить, сколь мало места в нашем багаже заняло это богатство. При виде бледно-желтых, дымчатых самородков в голову вдруг пришел банальный образ: померещилось, что передо мной три или четыре буасо[131] только что вымытого картофеля. Таково единственное впечатление от кучки золота, достойной быть выкупом даже для короля.

Во втором тайнике находились двадцать восхитительных кусков чистого золота стоимостью, вероятно, более полутора миллионов. Слитки волнистые, с параллельными бороздками, как будто их медленно охлаждали, причем каждый слой по очереди.

В третьем тайнике стояли рядами около сорока бочонков, сплетенных из толстого бамбука. Все они до краев наполнены кусочками благородного металла разной величины — от размера с палец до пули крупного калибра. Невозможно оценить стоимость этой феерической кладовой. Вид сокровища произвел огромное впечатление на его обладателей, как бы равнодушны они ни были к материальным ценностям. Подобная находка не могла не вызвать радости.

И наконец, в четвертом, и последнем, тайнике находились два огромных слитка, засверкавших на солнце, когда их вынули. Самородки оказались настолько уникальными по своим размерам и ценности, что, думаю, даже музей Мельбурна был бы счастлив обладать ими.

Если, судя по всему, стоимость сокровищ достигла десяти миллионов, то общий вес всей золотой массы должен был составлять более трех тысяч трехсот килограммов.

Такую тяжесть в дополнение к весу повозки, обитой листовым железом, невозможно везти на наших измученных лошадях. Потребовалась бы упряжка по меньшей мере из десяти совершенно свежих першеронов[132], привыкших к хомуту. Да и им, чтобы справиться с задачей, нужно было бы двигаться по хорошо укатанной дороге, а не по траве и песку.

Убедившись в невозможности использования повозки как средства передвижения по суше, мы решили превратить ее опять в лодку. Если найдем реку — эту «движущуюся дорогу», — она без препятствий доставит сокровище к заливу Карпентария.

Хотя карта, вверенная заботам Френсиса, несколько пострадала после последней встречи с аборигенами, по ней, тем не менее, удалось определить наше местонахождение и наметить маршрут следования. Все говорит о том, что мы находимся где-то совсем рядом с полноводной Харберт-Крик.

Аборигены племени нга-ко-тко поистине проворные и ценные помощники. Распределив золото по ста пятидесяти небольшим тючкам весом от двадцати четырех до двадцати семи килограммов каждый, они завернули слитки в куски гибкой, но прочной коры, затем оплели их тонкими лианами, соорудив упаковку, прекрасно выдерживающую тяжесть небольших по размеру свертков. С обеих сторон такого свертка для удобства носильщика пропустили веревки из растительного волокна, и получилось нечто вроде ручки корзины. При желании тючок можно было повесить и через плечо.

Все приготовления завершились менее чем через три часа.

…Прежде чем распрощаться с этими славными, сердечными и гостеприимными людьми, рассеявшими наше прежнее предубеждение к коренным австралийцам, обсуждаем в мельчайших деталях важный вопрос о дороге домой. Прежний вариант — вернуться назад тем же путем — неприемлем: нет ни лошадей, ни повозок, ни провизии. Приходится избирать другой маршрут.

Общее мнение свелось к тому, чтобы двигаться до залива Карпентария. Пустую лодку завтра доставят к Харберт-Крик. Поскольку у нас немало рук и чернокожие помощники весьма усердны, будет нетрудно одновременно перетащить на спине и все тючки. После того как груз уложат, останется место для девушек и провизии — водоизмещение лодки, как помнит читатель, составляет десять тонн. Одного человека у руля и двоих на веслах достаточно для того, чтобы управлять ею.

Харберт-Крик впадает в Грегори, довольно крупный приток реки Николсон, широкое устье которой несет свои воды в залив Карпентария.

— Этот проект, господа, — доложил майор, проследивший маршрут по карте, — во всех отношениях превосходный, но что мы после такого утомительного пути будем делать, очутившись с нашим сокровищем на берегу моря? Ждать корабля? Но суда следуют через этот пункт крайне редко.

— Сэр Харви, если позволите, я изложу план, который обдумывал много дней. Его выполнение столь же просто, сколь и надежно, — вступил в разговор герр Шеффер. — Считаю, он единственный может нас спасти.