Премьер-министр Судзуки поставил перед генералом Анами кардинальный вопрос: «Когда, по его мнению, может все же последовать наступление Советов?».

Военный министр уверенно заявил, что, имея не более сорока дивизий, преимущественно стрелковых, по всей советско-маньчжурской границе, дальневосточное командование не будет иметь перевеса над Квантунской армией. К тому же, неизбежны большие потери советских войск при атаках приграничных укрепрайонов. Следовательно, прорыв их крупных сил в глубь Маньчжурии практически исключен. Двойное увеличение имеющихся сил займет, с учетом неразвитости транспортных коммуникаций в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, не менее трех месяцев. Генерал Анами сделал вывод: «Наступление Советов возможно не ранее середины сентября, с окончанием периода муссонных дождей в Маньчжурии. Группировка сухопутных войск может быть поддержана не более чем двумя тысячами самолетов».

С военным министром согласились остальные члены Высшего совета по руководству войной. Его председатель премьер-министр Судзуки заключил: «С передислокацией войск в Маньчжурию все же надо поторопиться. Группировку сил и средств, соответствующую утвержденному плану войны с Советским Союзом, создать не позднее начала сентября».

Только в самом конце мая усилия министра иностранных дел Того увенчались наконец некоторым успехом. С конца первой декады месяца военно-морской атташе Фудзимура направил в Токио три срочных телеграммы с просьбой о предоставлении ему полномочий для ведения мирных переговоров с резидентом США в Европе Даллесом. Военно-морской министр адмирал Ионаи поддержал просьбу «напористого дипломата» и готов был направить в Берн адмирала Такаги, но категорически «против» выступили начальник морского Генштаба адмирал Тоеда и его заместитель адмирал Ониси. «Генштабисты» настаивали на продолжении войны, отвергнув любые переговоры с противником.

Предприимчивый Того предложил адмиралу Ионаи обходной вариант, чтобы сохранить предпосылки для продолжения переговоров о замирении. 29 мая капитан 2-го ранга Фудзимура получил телеграмму из Токио за подписью... начальника бюро военно-морских дел Генштаба контр-адмирала Хосины, в которой он предупреждался о необходимости соблюдения предельной осторожности при установлении контактов с представителями Америки.

В развитие событий на материке 30 мая решительно вмешалась императорская Ставка. Ею был отдан приказ командующему Квантунской армией быть в «готовности к отражению наступления Красной Армии в Маньчжурии и Корее». Согласно приказу, штаб генерал-лейтенанта Ямады «должен провести по всей территории Маньчжурии мобилизацию, передислокацию войск, укреплять оборонительные позиции, дооборудовать тыловые аэродромы. Для обеспечения четкого управления войсками, срочно привести в боевую готовность все наличные средства сообщения и связи».

Командующий японскими экспедиционными войсками в Китае генерал-лейтенант Окамура получил приказ «немедленно отправить в Маньчжурию четыре пехотных дивизии и части усиления; перебросить из Хунани, Гуанси и Цзянси части охраны железнодорожных и шоссейных коммуникаций в Центральный, Северный Китай и Маньчжурию».

Утром 31 мая министр иностранных дел Того сообщил премьер-министру Судзуки, что встреча экс-премьера Хироты с послом Советов Маликом назначена на 3 июня. Поэтому оба первых июньских дня он намерен посвятить подробным консультациям с ним по предмету возможных аспектов предстоящих переговоров. Судзуки задал «первому дипломату» Японии только один вопрос: «В каком качестве намерен предстать Хирота в посольстве Советов?» Вопрос для Того получился неожиданным. В итоге предметной дискуссии, собеседники сошлись во мнении, что это будет визит «заинтересованного частного лица».

Помимо дискуссий в первые два дня июня Хирота встретился с министром иностранных дел и 3 числа. Того дважды в течение разговора предупредил экс-премьера о том, что его встретит, скорее всего, прохладное отношение с советской стороны, но тот не должен отчаиваться по такому случаю. Он, «первый дипломат» Японии, до сих пор так и не получил официальное приглашение из Москвы для «взаимных консультаций», хотя неоднократно ставил этот вопрос в течение двух последних месяцев.

Вечером того же дня Хирота прибыл на дачу посла Малика в район Хаконэ, куда выехало советское посольство из-за массированных налетов американской авиации на Токио. Выдавая себя за искреннего многолетнего друга Советского Союза, бывший посол Великой Империи в Москве заявил о желании Японского правительства достигнуть взаимопонимания со своим северным соседом для «сохранения стабильности на Дальнем Востоке». Этому, дескать, достойно послужило бы долгосрочное соглашение между «великими державами». Но посол Советов прямо заявил «навязчивому гостю», что он не уполномочен в создавшихся условиях вести с кем бы то ни было неофициальные переговоры. Японское правительство должно обратиться по этому вопросу непосредственно в наркомат иностранных дел его страны.

Вернувшись в Токио, Хирота сразу же позвонил Того и доложил о результатах своей встречи с послом Советов в курортном местечке Гера. Результат получился нулевым, но посол Малик не воспротивился продолжить переговоры 4 июня. Только это последнее обстоятельство и удовлетворило как-то премьер-министра Судзуки. И он впервые после 5 апреля понял, что «советское направление» стало теперь решающим. Успех или неуспех в переговорах с Советами и решит судьбу Великой Империи.

Требование Верховного о завершении сосредоточения войск на Дальневосточном театре военных действий до начала августа значительно прибавило работы Генштабу. Все ранее подготовленные графики переброски личного состава ударных армий, боевой техники и всех средств боепитания фронтов пришлось уплотнить не менее чем на три недели.

Напряжение на восточных железных дорогах нарастало буквально с каждым июньским днем. За сутки 4 июня на Забайкалье прошло двадцать войсковых эшелонов, 5 июня — двадцать два, 6 июня — двадцать четыре. Одноколейная железная дорога на участке Карымская — Борзя — Чойболсан, являясь главной коммуникацией Забайкальского фронта, имела небольшую пропускную способность и была не в состоянии обеспечить необходимый поток войсковых эшелонов.

Ставкой было принято оперативное решение, чтобы моторизованные соединения, а также артиллерийские части на механизированной тяге разгружались на железнодорожных станциях между Чигой и Карымской и далее следовали своим ходом.

Войска прославленных соединений 39-й, 53-й и 6-й гвардейской танковой армий не смущали многодневные маршевые переходы до тысячи и более километров. От Чойболсана в полном составе они выдвигались в районы сосредоточения и развертывания к государственной монголо-маньчжурской границе. В целях лучшей организации переброски войск на протяженном степном маршруте штаб Забайкальского фронта выслал в Иркутск и на станцию Карымская специальные группы офицеров.

Особой проблемой для войск Забайкальского фронта являлось стабильное обеспечение водой личного и конского состава, боевой техники и автотранспорта как в ходе сосредоточения и развертывания, так и в исходных к наступлению районах сосредоточения. Вопрос по этому поводу Сталин задал будущему Главкому дальневосточной группировки при вечерней встрече 7 июня.

— Если обеспечение войск боеприпасами, горючим, продовольствием и материально-техническими средствами производится централизованно, то как они будут обеспечены водой, товарищ Василевский? Насколько мне известно, в монгольской степи это проблема не простая?

Генштаб подготовил расчеты и по этому поводу. Маршал Василевский уверенно доложил:

— Ее решают инженерные службы Забайкальского фронта, товарищ Сталин. Пока ситуация далека от нормальной. С прибытием главных фронтовых сил в районы сосредоточения у Чойболсана, потребность в воде возрастет до десяти тысяч кубометров в сутки, тогда как имеющиеся водоисточники дают только две тысячи, одну пятую часть.