Недаром, по воспоминаниям бывших русских военнопленных, в Германии самое активное участие в истязаниях и унижениях принимали офицеры, в Австрии — в основном, конвоиры и караульные. Поэтому в австрийских лагерях охрану старались составлять из немцев и венгров, так как шовинистическая пропаганда объяла эти народы вплоть до женщин и детей. Правда, к 1917 году, когда все уже настолько устали от войны, что сам исход борьбы становился безразличен, в Австрии иногда пленные по ночам выходили прямо через лагерные ворота в соседние деревни, а часовые равнодушно отворачивались. «Пленные, давно жившие без женщин, искали их при каждом удобном случае. Многие ухитрялись ходить к знакомым женщинам или в небольшие замаскированные дома терпимости, которых было немало в окрестных городах. В стране ощущалась острая нехватка мужчин, мобилизованных почти поголовно, и чешки были очень благосклонны к русским и предпочитали их венгерцам и немцам, гарнизоны которых стояли в Чехии и которых чехи ненавидели».[39]

Но надо сказать, что рост взаимного ожесточения поощрялся и направлялся и высшим командованием. Например, начальник штаба Северо-Западного фронта ген. В. А. Орановский 16 ноября 1914 года сообщал командарму-1 ген. П. К. Ренненкампфу, что, по рассказу бежавшего из немецкого плена унтер-офицера М. Малинкина, «немцы сняли со всех пленных офицеров и нижних чинов шинели и у некоторых сапоги. Одного нашего стрелка ткнули штыком за то, что он не хотел отдавать свою шинель. Пленных офицеров и нижних чинов запирали в сараях и не кормили все три дня. Часто били прикладами и кулаками, все три дня заставляли нести при отступлении своих войск разные тяжести. Главнокомандующий приказал, чтобы с нашей стороны обращение с пленными было суровое».[40] Распоряжения о суровых мерах по отношению к пленным немедленно вызывали ответную реакцию. Но указанное уже неоднократное соотношение русских и германских военнопленных волей-неволей вынуждало поступаться приказами разнообразных «главнокомандующих», которым лично пленение не угрожало. Именно о таком главнокомандующем, распорядившемся о суровых мерах, ген. Н. В. Рузском, еще будет сказано.

Жестокое обращение немцев с русскими пленными, вплоть до их убийства, исходило из двух посылов. Во-первых, это — пропаганда расового превосходства. Такое утверждение официальной пропаганды стало основным из краеугольных камней, подвигнувших германскую нацию во имя выполнения целей правящей верхушки ожесточенно сражаться в период обеих мировых войн. Успех пропаганды виден хотя бы из того отношения, что немцы испытывали по отношению к своим союзникам, последовательно провозглашаемым близкими к «истинным арийцам» расами (особенно сильно это видно на примере Второй мировой войны, когда расовая пропаганда достигла своего пика). Однако расово «неполноценными» расами равно признавались и «прогнившие» французы, и русские «азиаты». Но отношение к пленным было разным.

Здесь в дело вступал второй фактор — угроза мести. Соотношение количества пленных французов с плененными во Франции немцами и пленных русских и немцев на Восточном фронте было до неузнаваемости различным. То есть истязая русских военнопленных, немцы практически могли не опасаться ответной мести, так как сами они взяли в плен гораздо больше русских солдат, нежели потеряли пленными на Восточном фронте. Именно поэтому над русскими пленными сравнительно мало издевались австрийцы. Во-первых, австро-венгерская армия была многонациональной, и расправы над пленными могли негативно повлиять на солдат-славян в составе австрийской армии. Во-вторых, австрийцы сами теряли много пленных в боях с русскими, и потому в отношении австро-венгров русские как раз могли применить ответные репрессии. Об этом хорошо говорит одно из заявлений первого Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича. Узнав об угрозе австрийцев за каждого расстрелянного австрийского пленного, пойманного с разрывными пулями, запрещенными международными конвенциями, расстреливать по два русских пленных, русский Главковерх пригрозил в ответ расстреливать по четыре австро-венгерских военнопленных. К счастью, взаимные репрессалии так и не стали фактом действительной жизни.

Количество русских военнопленных резко выросло в период Великого Отступления апреля — сентября 1915 года. Если за первых девять месяцев войны русская Действующая армия, по данным генерала Головина, потеряла 764 000 пленных, то за следующие шесть месяцев — 976 000. Главная причина — кризис вооружения, позволявший австро-германцам в боях разменивать металл своих боеприпасов на кровь русских солдат и офицеров.

Перенос главного удара германцев на Восточный фронт предполагал численное увеличение неприятельской группировки. В 1915 году на Востоке действовали более восьмидесяти процентов австро-венгров и почти половина немцев. Союзники по Антанте либо объективно не могли оказать помощи (сербы и итальянцы), либо субъективно не торопились с ней (французы и англичане), предпочитая бесцельно штурмовать турецкие Дарданеллы. Соотношение боеприпасов, как один к пяти, при том, что на одно русское тяжелое орудие приходилось десять германских, стало основной причиной Великого Отступления русской армии. И ясно, что при отступлении потери в целом, и в особенности пленными, неизменно превышают потери наступающей стороны.

19 апреля 11-я германская армия ген. А. фон Макензена прорвала фронт 3-й русской армии ген. Р. Д. Радко-Дмитриева в районе Горлице — Тарнов. В течение недели русская оборона была полностью растерзана огнем германской артиллерии. Горлицкая операция предпринималась германским командованием по преимуществу во имя оказания помощи своему союзнику — Австро-Венгрии, чье существование зимой 1915 года повисло на волоске. После громадных потерь кампании 1914 года австрийцы, отчаянно оборонявшиеся в Карпатах и Краковском укрепленном районе, были вынуждены просить германской помощи, так как сдержать русский натиск в одиночку они были не в состоянии.

Уже зимой в Карпатах действовали около ста тысяч германских солдат и офицеров, сцементировавших австрийскую оборону и прикрывших наиболее опасные направления. К весне, когда взаимные атаки в Карпатах ослабли, перед противником встала задача определения дальнейших ближайших военных целей в мировом конфликте.[41] В связи с тем, что отдельные соединения русской 8-й армии ген. А. А. Брусилова уже преодолели Карпатские хребты и были готовы броситься на Будапешт, немцы решают оказать поддержку Двуединой монархии. Естественно, спасая тем самым и себя, так как в случае крушения австрийского фронта поражение Германии стало бы неизбежным.

Кризис вооружения в России, выразившийся в катастрофической нехватке боеприпасов артиллерии и личного стрелкового оружия в пехоте, не был секретом для неприятеля. Однако его истинные масштабы оставались в неизвестности, и начальник германского Большого Генерального штаба, военный министр ген. Э. фон Фалькенгайн сосредоточил сильный ударный кулак на стыке русских Северо-Западного и Юго-Западного фронтов, дабы оттеснить русских от Карпат и тем самым устранить опасность русского вторжения в Венгрию. Таким кулаком и стала 11-я германская армия генерала Макензена. Макензен получил экстренный запас боеприпасов, произведенных немецкой военной промышленностью за зиму, — миллион снарядов, чтобы выполнить свою задачу с возможно наименьшими потерями.

Прорыв под Горлице стал приятным сюрпризом для австро-германцев. Оказалось, что русским нечем отвечать на огонь германской артиллерии. Три русских корпуса были смяты одним артиллерийским огнем, потери 3-й русской армии превысили сто пятьдесят тысяч человек, находившаяся на западном склоне Карпат и стоявшая на острие предполагавшегося русского удара 48-я пехотная дивизия ген. Л. Г. Корнилова была отрезана и уничтожена. Вслед за тем, как спустя неделю 3-я русская армия была отброшена за Сан, 8-я русская армия ген. А. А. Брусилова также должна была отступать из Карпат, чтобы не быть запертой в горах и не погибнуть в них. Та же участь постигла 11-ю и 9-ю русскую армии, принужденные без боя отдавать захваченные зимой горные рубежи, так как остановить неприятельское наступление по восточной стороне Карпат не удавалось.