– Мы встретимся у крестной, на Беркли-сквер. Надеюсь, вскоре после этого ты прочитаешь в «Морнинг пост» интересное сообщение.

Перси протянул руку. Нельсон пылко ее пожал.И они вошли в мастерскую. Бодмин обмерил их собственными руками и обещал прислать цилиндры в оговоренный срок.

Перси Уимболт – не из тех, в ком можно заподозрить нервы, но между Бодмином и завтраком он буквально трепетал. Ему чудились страшные беды, настигающие шляпу; и, честно говоря, он не ошибся. Позже он решил, что есть в нем что-то мистическое.

Случилось вот что. Трепеща, он плохо спал и накануне рокового дня вскочил в половине одиннадцатого, а там – подошел к окну посмотреть, как погода. И кровь его замерла в жилах.

Внизу, прямо под ним, ходил по тротуару юнец в униформе Бодмина и другой, тоже противный, в обычной одежде. На голове у низких созданий чудом удерживались цилиндры, а к перильцам газона прислонились две картонные коробки.

Поскольку только что Перси видел во сне, что он стоит в своей шляпе перед лорд-мэром и тот внезапно бьет по ней булавой, обращая тем самым в лепешку, можно подумать, что он был готов ко всему. Но нет, он не был. Он буквально взвился. Точнее, сперва он оцепенел, мысля о том, что всегда подозревал в гнусном юнце дух нигилизма, равно как и повадки, неуместные на такой службе, а уж потом взвился и страшно закричал.

Крик его подействовал на юнцов, как хорошая бомба. Вот они ходят, красуются, балансируя шляпами, а вот – уже нет ничего, кроме коробки у входа. Перси понес ее наверх, благоговейно открыл, дрожа от страха, но все было в порядке. Мерзкий юнец пал низко, но шляпы не уронил.

Словом, все было в порядке, и наутро, отполировав цилиндр пивом, Перси надел ботинки, гетры, брюки, рубашку, воротничок, узорный жилет, пиджак, повязал сдержанно-серый галстук, вдел в петлицу старую добрую гардению и отправился в такси к своей даме. Вскоре он узнал, что она сейчас выйдет, что и произошло.

– Привет, привет! – сказал Перси.

– Привет, – сказала и Элизабет.

Естественно, до этой минуты гость стоял без шляпы, а тут ее надел, чтобы показать в должном свете. Очень тонкий маневр. В такси – уже не то, в такси все цилиндры одинаковы.

Итак, Перси надел шляпу, сверкнув взором, и стал ждать аплодисментов.

Однако Элизабет не захлопала маленькими ручками и не затанцевала от восторга. Взамен всего этого она издала звук, который издает колоратурное сопрано, если подавится костью.

Потом, поморгав, она взяла себя в руки.

– Прости, – проговорила она. – Так, минутная слабость. А вот скажи мне, когда у вас премьера?

– Премьера? – удивился Перси.

– Ну, в мюзик-холле. Ты будешь петь комические куплеты?

Перси удивился еще больше:

– Я? Нет. Какие куплеты?

– Понимаешь, я думала, ты хочешь испытать костюм на собаке. Иначе зачем тебе шляпа не твоего размера?

–  Эташляпа? – ахнул Перси.

–  Да, эта самая.

– Она от Бодмина.

– Откуда хочешь. Все равно это – позорище.

Тут он решил, что, живя в деревне, она не привыкла к священному имени «Бодмин».

– Вот что, – мягко сказал он, – слушай и пойми. Эту шляпу сделал Бодмин, известный всему миру. Он сам обмерил мне голову и обещал полный успех.

– То-то я чуть не упала.

– Если Бодмин что-то обещает, – продолжал Перси, борясь с неприятным подозрением, – он выполняет обещание. Шляпа – шедевр. Назвать ее как-нибудь иначе все равно что… Нет, не могу придумать ничего достаточно страшного.

– А я могу. Вот эта самая шляпа. Прямо Чарли Чаплин! Да, Перси, шутки я ценю, но нельзя же мучить животных. Представь, как испугаются лошади!

Поэты и прочие писатели часто говорят о любви с первого взгляда; но бывает и наоборот. Только что Элизабет была для Перси прекрасной дамой, и вот, она – жалкое созданье, с которым лучше не общаться. Многое можно выдержать от женщин. Он сам выдерживал личные обиды. Но осуждать Бодмина… ну, знаете!

– Быть может, – осведомился он, – вам хотелось бы пойти одной на эти идиотские скачки?

– Конечно! Неужели вы думаете, что я покажусь при свете дня вместе с… этим?

Перси сухо поклонился.

– Едем, – сказал он шоферу, и тот поехал.Казалось бы, уже странно. Тайна в чистом виде. Но подождите, то ли еще будет!

Обратимся к Нельсону Корку. Незадолго до половины второго он появился на Беркли-сквер, у крестной и Дианы. За ленчем Диана вела себя безупречно, и настолько, что, глядя, как восхищается она отбивными и салатом, Нельсон представить не мог, что будет, когда она увидит цилиндр.

Выпив кофе, леди Пентер удалилась в будуар с таблеткой для пищеварения и любовным романом, а Перси подумал, что самое время прогуляться по Бретон-стрит. Конечно, Диана может упасть в его объятия прямо на тротуаре, но тогда он быстро кликнет кеб. Словом, они вышли из дома.

Верьте или не верьте, но почти сразу Диана остановилась и странно взглянула на Нельсона.

– Не хотела бы тебя обидеть, – сказала она, – но надо было снять мерку.

Если бы под ногами взорвался газ, Нельсон удивился бы меньше.

– Э… э… э… – заблеял он, не веря своему слуху.

– Да, я понимаю, лень идти к мастеру, – продолжала Диана. – Легче купить, что есть, но все-таки эта… штука напоминает гасильник.

Нельсон напомнил себе, что слабость постыдна.

– Ты хочешь сказать, что шляпа…

– А ты сам не видишь?

– Но это же Бодмин.

– Не знаю такого слова. На мой взгляд, это цилиндр.

– От Бодмина!

– Что ж, он великоват.

– Нет.

– Великоват.

– От Бодмина?

– Слава Богу, я не слепая.

Нельсон с трудом сдержался.

– Не мне, – сказал он, – критиковать твое зрение, но, ты уж прости, дело плохо. Это – близорукость. Разреши заметить, что неведомый тебе Бодмин – последний в ряду славных шляпников, творивших шедевры для нашей знати. Шляпы у них, как говорится, в крови.

– Да я…

Нельсон поднял руку:

– На Виго-стрит, над их дверью, можно прочитать слова: «Поставщики Королевского двора». В переводе на общепонятный язык это значит, что если королю нужен цилиндр, он просто заходит к ним и говорит: «Привет, Бодмин. Нам нужен цилиндр». Он не спрашивает, великоват ли тот будет. Он знает, что получит шедевр. Кому-кому, а Бодминам он верит слепо. Самая суть шляпного дела в том, чтобы шляпы были такими, как надо. Вот почему я просто и спокойно повторю: это – Бодмин.

Кровь Пентеров горяча. Диана топнула объемистой ножкой по тротуару Бретон-стрит.– Ты с детства был упрямым свиненком, – сказала она. – Шляпа ве-ли-ко-ва-та. Если бы я не видела гетр и нижней части брюк, я бы не знала, что передо мной – мужчина. Спорь сколько хочешь, но мне стыдно появляться с тобой на людях. Пожалей хотя бы пешеходов и тех, кто едет в кебе.

Нельсон задрожал:

– Стыдно?

– Вот именно.

– Ах, стыдно!

– Ты что, глухой? Нет, тебе шляпа на уши наехала.

– На уши?

– Вот именно. Не понимаю, о чем тут спорить.

Боюсь, дальнейшее не являет нам Нельсона Корка безупречным рыцарем, но, справедливости ради, напомню, что они выросли вместе, а спор в детской нередко переходил в свару.

Так и случилось. При словах «не понимаю» Нельсон неприятно засмеялся:

– Да? А ты понимаешь, почему твой дядя Джордж в 1920 году бежал из Англии?

Глаза у Дианы сверкнули. Она опять топнула ногой.

– Дядя, – сказала она, – уехал подлечиться.

– Верно, – ответил Нельсон. – Он-то знал, что ему грозит.

– А такой шляпы не надел бы!

– Если бы он не сбежал, ему бы вообще не пришлось носить шляпу.

На плитке тротуара уже виднелась выбоина.

– Что ж, – заметила Диана. – Зато дядя не видел того, что случилось в 1922-м с твоей тетей Клариссой.

Нельсон сжал кулаки.

– Присяжные ее оправдали, – хрипло проговорил он.

– Ах, все мы знаем, как это делается! Если не ошибаюсь, замечания из зала…

Воцарилось недолгое молчание.

– Может быть, я не прав, – сказал Нельсон, – но я бы советовал сестре Сирила, которого выгнали с поля в 1924-м, не рассуждать о чьих-то тетях.