Горгульи?! Откуда взялись горгульи и почему они пришли на помощь людям против Нечисти? Харкорт не видел здесь никаких других горгулий, кроме тех, что смотрели на них со стены над входом в храм. Неужели это те самые горгульи? Наверное, потому что никаких других здесь нет. Харкорт бросил быстрый взгляд через плечо и увидел, что над входом в храм сидит как будто меньше горгулий, чем раньше: часть мест, которые они раньше занимали, теперь пустует. Перед входом в храм стояли на ступенях Иоланда и Нэн, обе с луками в руках. Где Нэн могла найти лук и стрелы? До сих пор у нее их не было, да она и сама говорила, что охотник из нее плохой. Но она стояла там, на ступенях, рядом с Иоландой, держа в руках лук.
Бросив назад только один взгляд, Харкорт снова повернулся, чтобы встретить Нечисть лицом к лицу. Но Нечисти перед ним не оказалось — во всяком случае, в пределах досягаемости. Нечисть удирала через ворота, а за ней двигались горгульи, повергая на землю всех, до кого могли дотянуться. Они не издавали ни звука — смертоносные, неумолимые, целиком поглощенные истреблением. И тут он увидел, что это те самые деревянные горгульи, что были вырезаны из дерева взамен упавших каменных.
Он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на поредевшие ряды горгулий над входом в храм, и в поле его зрения попал незнакомец, который сражался рядом с ним. Он сразу узнал его.
— Децим!
Римлянин поднял свой меч.
— Приветствую тебя, Харкорт, — сказал он. — Мы с тобой неплохо поработали.
Он был в легких доспехах, на шлеме торчало одно-единственное алое перо, помятое и обломанное. Остальные куда-то исчезли.
Увидев, с каким удивлением уставился на него Харкорт, центурион усмехнулся.
— Вид у меня не самый лучший, — сказал он. — Не слишком похож на того блестящего офицера, какого ты видел там, у реки.
— Я думал, ты погиб, — ответил Харкорт. — Мы нашли поле битвы — то есть мы его видели. Я смотрел, не видно ли там твоих алых перьев.
— Я же тебе говорил, что наш тщеславный трибун всех нас угробит.
— Да, помню.
— Он всех и угробил — кроме меня. Я единственный, кто остался в живых.
К ним, хромая, подошел Шишковатый. Шерсть на левом боку у него была вся в крови.
— Это один великан меня задел, — ответил он на вопросительный взгляд Харкорта. — Ничего страшного, просто несколько царапин. Я немного увлекся и подпустил мерзавца слишком близко.
— Ты хромаешь.
— Получил от кого-то по ноге. Не знаю, от кого. Может быть, от одной из горгулий. Откуда они, кстати, взялись? И что это у нас за новобранец?
— Ты должен был видеть его совсем недавно в замке. Это один из римлян, которые там останавливались по пути.
— А, теперь припоминаю, — сказал Шишковатый. — Кажется, Децим? Не помню, как дальше.
Римлянин поклонился.
— Децим Аполлинарий Валентуриан к вашим услугам. От ворот вернулся аббат.
— Все разбежались, — объявил он. — Горгульи гоняются за ними по лесу. Мне кажется, это те самые горгульи, что гнездились там над входом.
— Это они, — ответил Харкорт.
— Неисповедимы пути Господни, — отозвался аббат и повернулся к Дециму: — А ты ведь тот римлянин? Я заметил тебя в свалке, только не было времени с тобой поздороваться.
— Всем нам было не до приветствий, — сказал Децим.
К ним по ступеням спустилась Иоланда, за которой следовала Нэн.
— Нечисть ушла? — спросила она. — На самом деле ушла?
— Ушла, моя госпожа, — ответил ей аббат, — и во многом благодаря тебе и твоей меткости. И благодаря Нэн тоже. Я вижу, у нее тоже есть лук.
— Это твой лук, — сказала Нэн. — Когда ты уселся на ступенях, ты снял его с плеча, и он остался там лежать. Я не стрелок и мало что могла сделать. Так, постреливала время от времени, когда мне казалось, что это будет полезно. Я старалась не тратить стрел понапрасну. У Иоланды это получалось куда лучше.
Повсюду вокруг, до самых ворот, грудами лежали мертвые тела Нечисти, из многих торчали стрелы.
— Стрелы надо собрать, — сказала Иоланда. — Нечисть может вернуться.
— Только не сейчас, — возразил аббат. — Может быть, позже они смогут перегруппироваться и нападут опять. Но только не сейчас. Тем не менее я пойду соберу стрелы, и если в ком-нибудь из них еще остались признаки жизни, я уж постараюсь, чтобы они передохли окончательно.
— Ты самый кровожадный аббат, какого я видел, — сказал Шишковатый.
— Истории известно много воинствующих священнослужителей, — ответил аббат. — Я и не подозревал, что так к этому склонен.
— Что есть, то есть, — подтвердил Децим. — Мне еще ни разу не приходилось видеть такой смертоносной булавы.
— Ты ранен, — обратилась Нэн к Шишковатому. — Ты весь в крови.
— Ничего страшного, — ответил тот. — Просто царапины.
— Обязательно воспользуйся той своей мазью, — сказал аббат. — Я с удовольствием подержу тебя, пока Чарлз будет ее втирать.
— Мне кажется, не стоит здесь задерживаться, — сказал Харкорт. — Немного погодя Нечисть оправится и вернется сюда. Наши вещи лежат у самого входа в храм. Надо забрать их и не мешкая уходить.
— Опять бежать! — недовольно сказал аббат. — С тех пор как мы оказались в этой проклятой Богом стране, мы только и делаем, что от кого-то бежим.
— Иногда бегство — тоже проявление доблести, — возразил Децим.
В воротах появилась горгулья, за ней другая.
— Я видела, как они слезали с фасада, — сказала Иоланда. — И не могла поверить собственным глазам.
Горгулья с топотом поднялась по ступеням, не произнося ни звука и глядя прямо перед собой. Дойдя до фасада, она начала медленно, с трудом карабкаться по стене. Вторая горгулья тоже поднялась по ступеням и вскарабкалась на место.
— Пойду соберу стрелы, — сказал аббат.
— Я тебе помогу, — вызвалась Иоланда. Харкорт подошел к римлянину и протянул ему руку.
Они обменялись крепким рукопожатием.
— Спасибо тебе, Децим, — сказал Харкорт.
— Не за что, — ответил центурион. — Одно удовольствие драться бок о бок с такими, как ты и те двое. А нельзя мне пойти с вами? Я не помешаю?
— Лишний меч может нам пригодиться, — сказал Харкорт. — Ты доблестный боец.
— Вот и хорошо, — ответил Децим. — А то я остался как-то не у дел.
Еще одна горгулья неуклюже прошествовала через ворота. Она подошла к ступеням, но не стала подниматься по ним, а застыла в неподвижности.
Нэн заставила Шишковатого усесться на ступени, сняла с плеч платок и принялась вытирать им кровь с его левого бока. Он скривился от боли.
— Нечего со мной нянчиться, — сказал он. — Мне доставалось и хуже, однако ничего, выжил.
— Замолчи, — строго приказала она, — и дай мне осмотреть твои раны. Попозже я сварю питье, от которого они быстрее заживут. И натру их той мазью, которая так помогла аббату. Ты говоришь, это просто царапины, и похоже, что так оно и есть, но надо посмотреть как следует.
— Ну а ты? — спросил он. — Останешься здесь собирать свои травы и коренья?
Она покачала головой.
— Теперь ничего не выйдет. Нечисть видела, как я стояла на ступенях и стреляла из лука.
— Но скрыться в своей хижине ты тоже не сможешь. Тебя найдут и убьют.
— Знаю, — сказала она. — Мне остается только отправиться с вами. Я буду идти быстро. Постараюсь вас не задерживать.
— Можешь быть уверена, что медленнее аббата тебе идти не удастся, — сказал Шишковатый. — Он вечно пыхтит, задыхается и умоляет присесть передохнуть.
— Аббат благочестивый человек, — возразила она с упреком, — и к тому же прекрасный боец.
— Что правда, то правда, — согласился Шишковатый.
Одна за другой в воротах появлялись возвращающиеся горгульи. Большинство их снова забиралось на фасад и занимало свои ниши, но две остались внизу и тоже застыли в неподвижности рядом с первой.
Аббат и Иоланда вернулись со стрелами, которые вытащили из поверженных тел. Харкорт и Децим подошли поближе.
— Как он? — спросил Харкорт у Нэн, кивнув в сторону Шишковатого.