— А кто у них Самый Высокий? Разве есть еще кто-то самый-самый, кроме меня?

— Должен вас огорчить – есть. Это тот, кто сотворил Солнце и Землю, всю вселенную.

— Какая чепуха! Разве им неизвестно, что всё сотворилось само собой, в результате кошмарного вселенского взрыва?

— Как раз вот это они и считают чепухой, милитаристской философией. По их мнению, взрывы порождают только войны и хаос. Поэтому у трамонтанцев нет военных конфликтов. Взрывай хоть миллиарды лет, говорят они, не появится ни одна живая клеточка, ни одна спираль ДНК.

Молодой наследник с опаской глянул в окно.

— Нет, если так, то это просто ужасно. Нужно немедленно прекратить всякие связи с этой страной. Черт возьми моего папашу!

— Уже взял – его умнейшество на том свете…

— Ах, да… Он, конечно, знал обо всем? И не принимал никаких мер?

— Нет.

— Глупец. Можно было подорвать эту страну изнутри.

— Трамонтана настолько сильная держава, что всякое вмешательство в ее внутренние дела чревато…

— Мда… — Умноликий вскочил с дивана и яростно поскреб макушку. — Да ты садись, садись, — спохватился он, придвигая Эрудиту кресло.

Польщенный вниманием, Первый Эрудит робко уселся и стал следить за правителем, стараясь вовремя отразить на своем лице малейший оттенок его настроения.

Умноликий расстегнул ворот рубахи, распахнул окно, но тут же осторожно прикрыл.

— И все-таки, как это папаша терпел такое соседство? Чем однако сильна Трамонтана? Что там, наука умнее нашей?

— Глубже. И наука, и техника. Но главное не в этом.

— А в чем же?

— Я вам уже говорил… — замялся Эрудит. — Там люди другие.

— Тьфу, опять за свое.

— Все не так безобидно, как вам кажется, — тонко улыбнулся Эрудит. — Трамонтанцы не знают слов «скука», «обман». А синеглазым и задирающим голову к небу живется не хуже, чем людям с другим цветом глаз и тем, кто не видит ни в небе, ни в море ничего привлекательного..

— Безобразие! — надулся Умноликий.

— Их поэты говорят, — вкрадчиво продолжал Эрудит, — что трамонтанцы чисты как снег в горах, свободны как ветер и щедры как лучи солнца.

— Так у них и поэты есть?

— Да, но, в отличие от наших, они не только слагают прекрасные стихи и песни, но и, как ученые, пишут трактаты.

— Какова же их философия?

— Звездное небо для них – прекрасный шатер, созданный Самым Высоким для защиты людей от неблагоприятных космических вторжений. И в то же время это – бездонная вселенная со множеством таинственных миров, а кроме того – изумительная ткань, из которой они шьют платья своим девушкам.

— Как? Из неба? Ткань? Они что, с приветом?

— Все это, конечно, иносказательно.

— А что по этому поводу говорят у нас? — нахмурился Умноликий.

— Для наших ученых небо – черная дыра, решиться лезть в которую можно только в дурном сне. А по мнению поэтов, «звезды – это пыль, только пыль, космическая пыль…»

— Так, — наследник задумался, сведя к переносице бесцветные глазки. — Значит, у них нет скуки? Почему?

— Потому что у них есть цель.

— Это еще что?

— Цель жизни каждого трамонтанца – общение, контакт с Самым Высоким. Ходят слухи, что они получают от этого непередаваемую радость.

— И что это даёт им?

— Трамонтанцам легко приходят в голову замечательные идеи. Там почти не болеют, так как Самый Высокий питает людей своей энергией. Но главное не это.

— Ты еще скажи, что они там не умирают.

— Почти это я и хотел сказать. Не все, но многие живут очень и очень много лет. А есть и такие, которые утверждают, что они родились еще в те века, когда по земле бродили мамонты.

Умноликий хмыкнул, фыркнул, прыснул, затрясся в беззвучном смехе, а затем громко расхохотался. И так долго, так оглушительно хохотал, что в конце концов стал сипеть, потом посинел и не на шутку перепугал Эрудита. Тот бросился к нему:

— Что с вами? Чем вам помочь?

— Ну, и уморил меня! — правитель вытер лицо платком и вновь строго уставился на Эрудита. — А ты, однако, подробно изучил нашу соседку, — подозрительно произнес он.

— Такова моя должность, — смутился Эрудит.

— Небось, и мораль у них иная?

— Да. Они проповедуют уважение и любовь друг к другу. Поскольку…

— Довольно!.. — правитель навел бинокль на Эрудита и процедил: — Блоха под микроскопом!

Эрудит вскочил. Губы его свернулись в пятачок, ноги задрожали, и он опять плюхнулся в кресло.

— Ну-ну, — хлопнул его по плечу Умноликий. — Не трясись, старикан, я знаю, ты здесь ни при чем. Итак, — он властно сверкнул близко поставленными к переносице глазками, — приказываю: ЗАПРЕТИТЬ!

— Что именно? — не понял Эрудит, пытаясь приподнять с кресла свое громоздкое тело.

— Мо-ре, — отчеканил правитель. Эрудит снова тяжело осел.

— Как? — пробормотал он. — Это невозможно. Оно такое огромное… И вообще… Словом, никак нельзя.

— Можно! — сказал Умноликий, и Эрудит отшатнулся от тяжелого взгляда его маленьких глаз. — Можно, — с ненавистью прошипел правитель. — Чтобы никаких волн, никакого ветра!

— Будет сделано, — пролепетал Эрудит.

— С тех пор уже много лет, — закончил рассказ Майк, — с помощью кадров длительностью в одну сотую секунды, кадров, вмонтированных в обычные фильмосны, сондарийцам подсознательно внушают, что моря нет. Но этого мало. Море отделено от вас силовым и иллюзионным полями. Вы идете по проспекту Фонтанов, смотрите сквозь слепящие огни и вместо волн видите бесплодную Пустыню, затянутую маревом ядовитого тумана. А на самом деле там – море. Там – ветер, но даже его потоки направляют в сторону от Сондарии, чтобы ни у кого не закрадывалось никаких подозрений.

— Проклятье! — Пипл вскочил. — Я давно чувствовал – что-то здесь не так….

— Доказательства!? — бросил Виль.

— А вы никогда не задумывались, откуда у сондарийцев врожденное представление о морском пространстве? Ведь ни в одной книге, ни в одном фильме нет описания моря и даже упоминания о нем. Однако все знают, пусть смутно, но все же знают, что это такое.

— Помилуйте, но для чего и кому понадобилась эта авантюра? — наивно пробормотал Скрипач.

— Я, кажется, объяснил больше, чем надо, — сказал Майк, разочарованный тем, что его не поняли до конца, и вновь стал рассказывать о Трамонтане – стране, где люди свободны как ветер, чисты как снег в горах, щедры как лучи солнца.

Через неделю Майк Томпи исчез, оставив после себя беспокойство, желание что-то делать. А еще оставил книгу о приключениях Отважного Шкипера и вазу, на глиняном боку которой была изображена зеленая рыбина.

— Ваза однажды заговорит, — сказал он на прощанье.

Ланьо счел это за шутку. Но вышло, что Майк Томпи предвидел ход дальнейших событий.

Книгу о храбром мореходе читали внимательно, долго. А потом вместе с вазой отдали на хранение Эльзе, самой аккуратной и бережливой из них.

Встреча с Майком Томпи придала жизни Ланьо иной смысл. Теперь, даже скитаясь без работы, Ланьо знал, что делать. Он изобретал «ключи от моря».

Нужны были деньги. Много денег. На книги и очень сложную аппаратуру. Поэт, Художник, Скрипач и Биль с Вилем отдавали Ланьо долю своего скудного заработка и помогали, чем могли. Первым же его помощником стал клоун. Он выполнял посильную черновую работу: паял, копировал чертежи. А в день зарплаты приходил и шутливо говорил другу:

— Я опять нашел клад. Только не воображай, что получишь его целиком – мне ведь нужно хоть изредка есть и пить, да и в правом носке завелась дырка. Вот тебе половина.

Ланьо благодарно улыбался. А однажды был поражен, когда Пипл, освоив электронную магию, придумал между делом фонохрон, способный слышать голоса предметов.