Звучало вполне разумно, пускай и на свой, особый лад. И Кэтрин позволила тревогам сгореть в пламени его любви.

— Полагаю, — пробормотала она в лацкан его сюртука, — если я не соглашусь, ты будешь бить меня головой об стену, пока я не переменю решения.

— Вполне может быть, — отозвался Макс. — Я очень упрям и невоспитан.

— Да. Неудивительно, что я так сильно тебя люблю.

Разумеется, столь интеллектуальная беседа могла завершиться лишь одним способом. Лорд Рэнд ещё крепче сжал любимую в объятиях и принялся без остановки покрывать её поцелуями до тех пор, пока оба они не пришли в крайне взволнованное состояние духа, совершенно неподходящее для отвлечённых рассуждений.

К счастью, в этот рискованный момент в дверь просунулась голова леди Эндовер.

— Довольно, Макс, — сдержанно проговорила она. — Ты мнёшь Кэтрин платье, и Молли будет по этому поводу вне себя. А теперь иди и поговори с Эдгаром, как и подобает джентльмену.

Виконт рвал и метал, время от времени угрожая применением силы, однако ж ни на йоту не приблизил назначенного дня свадьбы. Пришлось вынести шесть невыносимо медленно тянущихся недель лишь потому, что леди Эндовер настаивала, что якобы сыграть свадьбу раньше было бы в равной степени неудобно и неприлично. Ожидалось, что это будет свадьба года.

И если светское общество оказалось должным образом впечатлено, то Макс с Кэтрин — едва ли. Эти двое не замечали ничего из того, что творилось вокруг. Не считая момента, когда их провозгласили мужем и женой, единственное, что отчётливо запомнилось Максу в тумане беспорядочной суеты — это встреча с грозным батюшкой Кэтрин.

После всего услышанного и додуманного лорд Рэнд ожидал, что перед ним явится ни дать ни взять сам гунн Аттила[86]. И весь свадебный завтрак виконт то и дело поглядывал на грушевидного, среднего роста человечка, вьющегося вокруг своей баронессы, подобно льстивому придворному.

Коль скоро лорд и леди Рэнд отправлялись в свадебное путешествие лишь на следующий день, то свою первую брачную ночь они провели в городском доме, среди не помнящих себя от радости слуг. Все они давным-давно уже пришли к согласию касательного одного: в чём действительно нуждался этот дом, так это в хозяйке. Хоть их хозяин и без того всеми любим, за ним, однако ж, нужно хорошенько присматривать. А если верить юному Джемми и всеведущему Блэквуду, мисс Пеллистон была единственной женщиной, которой под силу справиться с этой сложной задачей. Его милость, как заметил Блэквуд, конечно, сущее наказание, но жена ему более чем под стать, несмотря на хрупкое телосложение. Даже мистер Хилл уныло признал, что хозяин мог закончить куда хуже.

Посему тем вечером лорд Рэнд с невестой тихо ужинали дома в окружении сияющей прислуги и щеголеватого Джемми, настоявшего на праве прислуживать за столом вместе с другими лакеями.

После того, как подали десерт и подобострастные слуги один за другим покинули комнату, лорд Рэнд вновь вспомнил своего тестя и принялся поддразнивать молодую жену, обвиняя ту в умышленных преувеличениях.

— Да он кроток, словно приходской священник, Кэт. Уверен, он в жизни не выпивал больше двух бокалов шампанского за раз, да и те потягивал, словно дебютантка на своём первом балу.

— Знаю, — рассеянно откликнулась она, голова её была занята совсем другими вещами. — Я сама едва его узнала. Моя мачеха оказалась просто невероятной женщиной.

— Надо думать. Вместе с моим собственным стариком они убедили твоего батюшку занять причитающееся ему место в парламенте.

— Могу лишь надеяться, что наша страна от этого не пострадает. Хотя, надо заметить, баронесса знает к отцу подход. Стоит ей только приподнять бровь, и он тут же подчиняется. Я видела, как она взглянула на папу, когда тот подошёл нас поприветствовать. И он тут же самым наигалантнейшим образом взял меня за руку, сказал, что я всегда была хорошей девочкой, его гордостью, и поцеловал. — Она коснулась своей щеки. — Раньше он никогда так не делал. Я чуть в обморок не свалилась от удивления.

На что лорд Рэнд самым будничным тоном заметил, что раз её выбивают из колеи столь тривиальные вещи, ему следует проследить, чтобы в их спальню сегодня непременно принесли жжёные перья и нюхательные соли. Взглянув на её нетронутый десерт, Макс громко поинтересовался, не закончила ли она ещё.

Не успела Кэтрин ответить, как к ней тут же подскочил Джемми и подхватил её блюдо. Попутно забрав тарелку у виконта, он, понимающе подмигнув, удалился.

Мистеру Лэнгдону же наградой послужила честь отречься от своих притязаний ради друга университетских дней.

«Чем не утешительный приз», — подумал он, устраиваясь в кресле и открывая книгу. И пусть впечатления совсем не утешают, горькой карой их тоже не назовёшь. Да и как можно чувствовать какую бы то ни было горечь, когда смотришь в ясный, радостный, сияющий лик любви, так счастливо обращённый к предмету своего обожания. Такая картина предстала перед ним, когда два его друга смотрели друг другу в глаза, и каким-то непостижимым образом она его вдохновила.

Кроме того, как говаривал Бард: «Люди время от времени умирают, и черви пожирают их, но не любовь тому причиной»[87]. Джек не умер и даже не заболел. Сей удар хоть и поколебал его, но не сокрушил. В действительности, на собственном опыте он многое понял. Беда в том, что среди всех тех приобретённых частиц мудрости затесалось одно неизведанное ранее ощущение: впервые за всю свою спокойную и безмятежную жизнь, он почувствовал себя одиноким.

Закрыв книгу, Джек вышел из клуба, незамеченный становившейся всё более шумной толпой, собравшейся там к концу вечера. Он ненадолго заехал домой, собрал некоторые вещи и потребовал оседлать лошадь. В то самое время, когда дозорный объявил заинтересованным слушателям, что небо безоблачно, а на часах пробило одиннадцать, мистер Лэнгдон благополучно скрылся в ночи.

Лорд Рэнд крепко прижал к себе невесту.

— Ты в порядке, Кэт?

Та ответила не сразу, по всей видимости, раздумывая, как бы поудобнее пристроить голову на плече у мужа.

— Кэт?

— Ох, да. Я… ммм, это было весьма…

— Ошеломительно?

Она вздохнула:

— Боюсь, что нет. Знаю, я должна быть потрясена, но… как нежен ты был, Макс. Придётся мне перестать называть тебя хулиганом, и твоя репутация разлетится в пух и прах.

— Но ведь мы оставим это между нами, миледи?

Хихикнув, она ещё теснее прижалась к нему.

— Я рад, что всё в порядке, потому что ты, как теперь известно… по крайней мере, была… чиста, словно свежевыпавший снег. Броуди солгал, любовь моя. В этом нет никаких сомнений. Теперь-то ты выбросишь, наконец, Чолли из головы?

— Буду стараться изо всех сил, — прошептала она, — хотя мне может потребоваться помощь.

— Ладно. Только намекни, если вдруг вновь вспомнишь о нём, и я постараюсь придумать что-нибудь, чтобы отвлечь тебя.

— Макс, — немного погодя раздался застенчивый голос.

— Да, милая?

— Не мог бы ты придумать что-нибудь… прямо сейчас?