- Я все таки остановлюсь на «Нокиа», - оповещает она всю редакцию о том, что собирается купить себе новый телефончик, - у него хорошие технические характеристики, защита от воды и от пыли, зарядка на 140 часов. 150 долларов.

Офис встряхивается от предобеденной дремы, начинается оживленное обсуждение моделей мобильников, у кого какие были, и кто какой хочет приобрести. Если у молодых людей сейчас есть что-то общее, что их всех волнует, к чему все они проявляют интерес, то сотовый телефон как раз из этих главных человеческих ценностей. Другие предметы разговора редко возбуждают абсолютно все наше редакционное общество. Мобильники обладают той трогательностью, которой все меньше и меньше достается людям. Цивилизация все безграничнее совершенствует быт, облегчая жизнедеятельность человека, но свобода, которую предоставляют людям достижения прогресса, усложняет наше существование, ибо появившиеся пустоты надо чем-то заполнять, и здесь нам на выручку приходят новые блага цивилизации, ведь все хотят еще большей комфортности и удовольствий. Вслед за интернетом у вас появляется мобильный интернет. Скоростная гонка по кругу без финиша и остановок. Мотор внутри каждого из нас можно заглушить, ограничив себя в желаниях. «В моем телефоне 50 ячеек записной книжки, - мелькнет в голове, - мало, кошмар, отсталость и несвобода, а ведь в других моделях есть 200…» Где будет 200, там появится и 500.

- Я хочу себе новую «Мотороллу», только не раскладушку, а с выдвигающейся крышкой. 20 радиостанций встроено, наушники, цена вопроса – 350 долларов.

- «Эриксон» не берите. У меня три «Эриксона» было, и все время ломались. Последний вообще утонул.

Саяну, призывающую взглянуть на выбранную модель, хочется ударить. Такое впечатление, что свой телефон она любит сильнее, чем людей. Механизмо-техника. Все ее поведение состоит из домашних заготовок. Между желанием и действием вклинивается переживание того, какое значение это действие будет иметь на окружающих. Все эмоции искусственны, очень много напускного, сплошное жеманство, даже страшно становится.

- Знаешь, - однажды сразу с порога, еще не снявши куротчку и шарфик, делилась своими впечатлениями о прошедших праздничных днях Саяна, - в Новый год, было одно необычное событие, ситуация, с которой я раньше не сталкивалась.

- Догадываюсь. Новый год – время весьма сказочное, - чем же она удивит меня на этот раз, - что произошло?

- Мы отмечали в маленькой комнатке, и моей подруге пришлось провести ночь на одной кровати со мной и моим молодым человеком. То, что произошло, было захватывающе.

Когда сотрудница, не проработавшая в коллективе и двух недель, начинает день с рассказа о своем групповом сексе, то утекают последние сомнения в ее адекватности. Выставленная публично интимная жизнь перестает быть таковою и трансформируется в ток-шоу. Маскарад. Если люди об этом говорят, то они подтягивают к делу третьих лиц, им мало самих себя, им необходимо произвести впечатление на посторонних. Чертов эксгибиционизм. Чертовы извращенцы-провокаторы. Она всегда рисуется. Желание быть в чужих глазах съедает человека изнутри, но наталкивается на обратное, ибо чужие глаза знают всю подноготную рекламы. Передовые новинки, погоня за ними, достижение возносит человека над отсталой массой, водя его по непрекращающимся лабиринтам мерчендайзинга, сконструированным продюсерами, олицетворяющими все человечество. Слепые вожди слепых вещают через громкоговорители, в то время, когда афиширование добром превращает его в нелепую показуху, поэтому те, кто его делают, молчат.

Гадом я стал только потому, что подлость, коварство и высокомерие почему-то стали моими главными жизненными ценностями. Да, да, други мои, я гордился самыми отвратительными поступками, я рождал самые мерзкие мысли, я восторгался самым смрадом человеческой души. Трудно вспомнить, когда я начал впервые врать, но со временем мне это стало доставлять истинное наслаждение, лгать я научился виртуозно, настолько отменно, что отказаться от данной вредной привычки значило бы потерять лучшую свою часть. Зависимость. Тяжелая психическая зависимость, ведь от лжи испытываешь нехилый кайф, заключающийся в унижении другого человека и упоении своей властью над ним. Но. Обманывая окружающих, я не заметил того, как сам перестал верить людям. За каждым чужим словом и делом я инстинктивно ищу подвох, обман и издевательство, ибо сужу других людей мерками своего низкого существа. Впасть во зло. Это трагедия, потому что недоверие – это одиночество. Среди таких же героев, бороздивших скользкую дорожку преступления за черту. В тот вечер мы в очередной раз оказали визит этой витиеватой тропке.

- У меня СПИД, понимаешь? СПИД! Мне осталось несколько лет… Я разлагаюсь… Если проживу пять, будет заебись… И мне все похую! Лучше я проживу их под кайфом, чем страдающим. Я никогда не видел Гарика таким, он орал мне прямо в лицо, его боль и отчаяние пронзали весь мой мир, бушующий страх и вероломная ненависть его глаз говорили, что человек в нем уступил место смертельно раненому зверю.

- Гарик, ты с ума что ли сошел? Ты нас подставишь. Пошли скорее к метро, нас девчонки ждут.

- Эти деньги я Кате не отдам. По-любому. А ты можешь говорить ей, что хочешь.

Он был не преклонен. Самый жесткий выбор – это выбор между двумя предательствами. Либо сдать Гарика, либо обворовать Катю. Я без долгих колебаний шагнул за ним. Мы стали ускоренно придумывать объяснение факту исчезновения долларов.

- Всем телкам, - как-то делился он опытом, Гарик умел найти подход к девушкам, - что-то от нас надо. Ловэ, тусовки, комплименты, защиту, секс, романтику. Чтобы другие завидовали – это чаще всего. Главное, сразу понять то, что нужно именно вот этой, и дать ей это, а в ответ она, не особо ломаясь, отдаст тебе самое дорогое.

Катя была лучшей женщиной, которая была у Гарика. Сейчас наша романтика была сугубо криминальной. Мы забились между ракушками на «Бауманской», в руках у Гарика мелькала женская сумочка, так подходил к концу приятный ужин в баре с нашими давними подругами. Встретились, выпили, поговорили за жизнь и двинулись к метро, растянувшись всей нашей шумной и пьяной компанией на несколько десятков метров. Девочки разговаривали впереди о женском, мальчики сзади о мужском, но все решали один и тот же вопрос – куда дальше. Гарик знал Катю давно и близко, пару лет назад у них был бурный двухдневный роман в доме отдыха, где мы опять таки гостили шумной и пьяной компанией, и поэтому в сегодняшний вечер она не беспокоилась о своей сумочке, которую так любезно нес ее мужчина, который, в свою очередь, при первой подвернувшейся возможности очень забеспокоился о содержимом роскошного дамского аксессуара, тем более, Катя давно жила с каким-то богачом, и деньги у нее не могли не водиться. А, Гарику срочно нужен был героин, он сидел на игле, но умело скрывал это. После долгожданной инъекции сразу же решаешь завязать. Со временем, когда наркотик начинает потихоньку отпускать, думаешь уже несколько по иному. Завязать можно, но завтра будет видно. Проходит еще пару часов и в душу вкрадывается самый настоящий ужас. Напряженность, нервозность, неизвестность, стресс. Завтрашний день несет в себе опасность, ибо героина нет и не будет. Угроза жизни каждые сутки. Паника. Гарик часто переживал эти метаморфозы. Мозг всегда ищет пути, чтобы избежать гибели. То, что он с восторгом нащупал своей опытной рукой, оказалось просто подарком судьбы. Мы сразу свернули в темный переулок и спрятались за гаражами. Девки щебетали где-то впереди. Очень нервные минуты, в любой момент нас могли застукать на месте преступления, как мусора, а женская сумка в руках молодых людей, ныкающихся в подворотнях, означала бы потенциальный срок, так и те, кого мы только что подло обворовывали, и это было бы не лучше. Вопиющий вираж судьбы. Ведь когда ты воруешь у близких, и они тебя ловят на этом, надо быть монстром, чтобы остаться таким же, каким и был. Нас не поймали, но мы вряд ли остались прежними. Черта, которую я перешел в тот вечер, стерла в моей душе последние следы уважения и любви к людям. Так я стал тварью. С добрым, честным лицом. Таким, как я, клейма безжалостно пропечатываются по сердцу.