Этот кармин не иссякнет,
кармин вечерних долин,
карминовая кантата
из глубины глубин.
В лиловой ночи необъятной
горит заката кармин;
рядом с рассветом красным
горит заката кармин;
рядом с лазурным полднем
горит заката кармин.
Заката карминные волны,
стойкой сосны рубин —
беспредельное умиранье
пламени средь руин.
В сердце, тоской объятом,
горит заката кармин;
в сердце карминно-красном
горит ваката кармин;
в сердце бесстрастном
горит заката кармин.
Никогда не погаснет
небесный костер-исполин
вечности яркая ясность
за пределом земных долин.
Когда его утишил я
и он забылся сном блаженным,
вдруг соловей запел над ним
и до рассвета пел бессменно.
Толпа больших лазурных звезд
сошла с небес к его постели,
и разноцветные ручьи,
к нему прихлынув, шелестели.
— Ты слышишь соловья? — О да, —
ответил он из дали дальней,
а близким голосом сказал:
— Я слышу: он поет хрустально!
Да разве мог не слышать он,
когда душа — отторгнута от тела —
витала где-то надо мной
и в соловьином горле пела?
Когда себя утратил он,
себя — иного — обретая,
и соловей, ликуя, сострадал,
улыбку со слезой сплетая?
Да разве мог не слышать он?..
Он слышал, слышал это чудо,
когда — с лицом закрытым — был
уже нигде, уже повсюду.
С волнами мглы
пройдя сквозь густой шиповник
(были цветы нежны и круглы),
я прокрался под вечер
туда, где застыли стволы.
Одиночество было извечным,
был бесконечным немой простор.
Я деревом стал меж деревьев
и услышал их разговор.
Улетела последняя птица
из моего тайника,
только я остался в укрытье,
где клубились темные облака.
Я собой не хотел становиться —
я боялся вызвать их гнев,
как дерево чуждой породы
средь народа вольных дерев.
И они позабыли мой облик —
облик блуждающего ствола,
и, безликий, я долго слушал,
как беседа деревьев текла.
Я первой звезды дождался
и вышел на берег реки,
где играли лунные блики,
невесомые, как светляки.
Когда я к реке спускался,
деревья смотрели издалека.
Они обо всем догадались,
и меня забрала тоска.
Они обо мне говорили —
сквозь опаловый зыбкий туман
я слышал их добрый шепот…
Как же им объяснить обман?
Как сказать, что я только путник,
что им совсем не родня?
И не смог я предать деревья,
что поверили вдруг в меня.
Знает полночная тишина,
как я с ними беседовал допоздна.
Первый
С корнем внутренним рожден ты,
проходящий по каменьям?
Со своею почвой сплавлен
так же ты, как я с моею?
Странствующий вместе с ветром,
у тебя наружный корень?
Сон к тебе слетает, точно
к средоточью и опоре?
Второй
И тебе громады тучи
груз свой на плечи кладут?
Солнце гасит головешки
также и в твоем саду?
Ни во что ты тоже ставишь
всю нездешнего тщету?
Третий
(Соснам-людям)
Вы и здесь и там? Об этом
нам вы, людям, говорите?
Бесконечность ваши кроны
одинаково магнитит?
Ваш доносится ветрами
этот тихий шум подзвездный?
Бор — единственный? И всякий —
тот и этот — только сосны?
Четвертый
От свинца глухих небес
ты скрываешься в дому?
Ждешь дня завтрашнего, чтобы
отослать его во тьму?
Родины своей не знать
даже в вечности ему?
Пятый
Краешек какого рая
перья облачков в кармине?
С упованием каким
ждешь конца, следя за ними?
Соскользнет ступня — в каком
море взгляд твой захлебнется?
Распадение дыханья
с верой! Гаснущие солнца!