Надев свои футболку и боксеры, он покинул ванную.

Мэй склонилась над кроватью, предоставляя ему чрезвычайно приятный вид своей задней части. Она переоделась в толстую фланелевую ночную рубашку, необъяснимо, но старомодный предмет одежды выглядел для него сексуальней, чем кружевное неглиже.

Ее попка ерзала под свободной фланелью, когда Мэй пыталась вытащить покрывало из-под матраса. Хантер скрестил на груди руки и, прислонившись к каминной полке, рассматривал открывающийся пейзаж. Он был… живописен.

И это повлияло на него.

Он почувствовал, что начал твердеть.

Обернувшись вокруг и, узрев Хантера, стоящего так, Мэй слегка подпрыгнула. Явно против воли ее взгляд, слегка колеблясь, переместился к его боксерам пейсли[32]. По правде говоря, он не был выпрямлен, но он… выпячивался. Привлекательный румянец появился на ее щеках.

Что заставило его выпятиться еще больше.

Хантер шагнул вперед.

— Готова идти в постель? — Его голос был медленным протяжным предложением.

Из Мэй как будто бы высосали воздух. Он был великолепен. Даже жалкий красный костюм не мог утаить этот факт, а уж когда он явился свежим после душа в белой футболке с V-образной горловиной и шелковых боксерах, Мэй пришла в замешательство. У него оказалось совершенное телосложение. Великолепно выраженное.

Материал для настоящего современного главного героя, признала Мэй про себя.

Однако разгоряченный взгляд серебристых глаз говорил, что на уме у него больше, чем сон. По этой причине, Мэй сделала только одну вещь, которую мог сотворить в данной ситуации автор любовных романов: она сунула покрывало мужчине в руки и указала ему на пол.

Сказать, что К. Хантер Дуглас не был счастлив, было бы преуменьшением.

Он оказался еще менее счастлив, когда девушка позволила таксе забраться в кровать вместе с собой.

Пол был жестким, холодным и по нему гулял сквозняк. Хантер слышал, как песик, шурша, подбирается ближе к Мэй под курткой. Он проглотил ругательство.

Для собаки Бенни оказался счастливым ублюдком.

В какой-то момент посередине ночи Мэй ощутила, как прогибается кровать.

Она сонно приоткрыла глаза, чтобы увидеть Хантера, вползающего к ней на кровать.

Она тотчас же проснулась.

— Что ты задумал…

Он прижал палец к ее губам.

— На полу холодно. Я сплю здесь и не хочу слышать ни единого слова. — Заявив это, он накрыл их обоих пледом.

После чего повернулся к ней спиной.

Мэй скривила изумленно губы. И не звучит ли это, воистину, как реплика главного героя из книги? Она должна запомнить этот сюжет.

Кровать слегка дрожала, и Мэй поняла, что трясся Хантер. Так он на самом деле замерз. Необъяснимо, но ей стало жалко его. Футболка и трусы-боксеры не могли предоставить ему слишком большой защиты.

Повернувшись к мужчине спиной, Мэй придвинулась чуть ближе к нему, отдавая жар своего тела. Она услышала легкий вздох удовольствия, пришедший с его стороны кровати.

Бенни ерзал под покрывалом, как песчаный червяк, сдвигаясь к изножью кровати. Он накрыл холодную ступню Хантера своим длинным, по-щенячьи теплым телом, лизнув его лодыжку, до того, как устроиться и заснуть.

Хантер испытал удивительнейшее впечатление, что на самом деле вернулся домой.

Чушь какая-то, но ему было слишком уютно, чтобы тревожится.

«Он откинул голову и разразился хохотом».

Мэй уставилась на предложение, которое она только что набрала на экране. Что-то в нем беспокоило ее.

Она на секунду замерла, нахмурив брови. «Он откинул голову и разразился хохотом»? Она прочла это снова, в тоже самое время рисуя странную картину в своей голове. Мэй подумала, а не демонстрирует ли это движение безмолвное свидетельство воздействия Прозака[33] на ее героя…

Да что со мной творится? Все любят, когда герой делает так! Я люблю, когда герой делает так…

Мэй украдкой бросила взгляд на Хантера, который сидел на полу у огня, поглощенный одной из ее книг.

Ну, если бы Хантер откинул голову и разразился хохотом, она потребовала бы по радио, чтобы шериф сбросил им на парашюте какие-нибудь лекарства для парня!

Она захлопнула лэптоп.

Из-за случившегося Мэй поняла, что бессмысленно даже пытаться писать. Зевнув, она потянулась, заведя руки за голову, чтобы расслабить одеревенелые мышцы, мыслями возвращаясь к этому утру и тому, как она проснулась в руках Хантера.

Он полностью обхватил ее, и, ухудшая положение, на них сверху свернулся Бенни. Они трое лежали на кровати как комок дремлющей плоти с кучей щупалец.

Может быть, время от времени парень и страдал от бессонницы, но когда он засыпал, то спал как убитый.

— Хантер! — Она пихнула его локтем в бок.

— Мммм… — Пробурчал он в изгиб ее шеи. Ему было слишком уютно.

— Клод?

Кожей на горле она ощутила, как он улыбается.

— Нет. — Он прижался и снова уснул. Через пару минут Мэй оставила идею о своем освобождении и тоже снова уснула.

В следующий раз, когда она проснулась, Хантер уже встал и готовил кофе на кухоньке.

И именно тогда же она обнаружила его у полускрытого холодильником, пьющего «Half-and-Half». Из упаковки.

Она пронзительно завизжала.

Оцепенев, Хантер уставился на нее с белыми усами на верхней губе.

Мэй бросилась к коробке, спасая то, что осталось от ее сливок.

— Ты изверг! — Она прижала коробку к груди.

— Какого черта ты обзываешься?

— Я писатель! У меня должно быть кофе! Он источник нашей жизненной силы, наш адреналин!

Обладая огромным опытом общения с этим племенем, Хантер невозмутимо поинтересовался:

— Ты не можешь пить его черным?

— Нет! — Она сильнее стиснула коробку. — Это моя единственная слабость. Господи, да ты выпил почти половину упаковки!

Он одарил ее снисходительным взглядом.

— Твоя единственная слабость, — сухо произнес он.

— И ты пил прямо из коробки! — Она поморщилась. — Бее! Ненавижу, когда мужчины так делают! Да что это такое, что-то генетическое с вами, парнями?

Она разглагольствовала, пока Хантер не налил ей чашку кофе, забрал сливки, плеснул немного и поднес кружку к ее губам, заставляя выпить.

Пока он это делал, серебристые глаза сияли весельем.

После первой чашки она почувствовала себя превосходно.

Мэй бросила взгляд туда, где возле огня сидел Хантер. Что он читает такое, что заставило его так увлечься? Он не поднимал свой безупречной формы нос от книжки часами.

Мэй прищурилась, чтобы прочесть название. Это был один из ее любимых авторов, женщина «пишущая так горячо, как паровое отопление». От ее любовных сцен краска на стенах могла бы пойти пузырями. Улыбаясь, Мэй вернулась к своему собственному сочинению.

Хантер закрыл книгу и прислонился спиной к стене хижины.

Он сделал поистине невообразимое открытие.

Он только что понял, что все эти годы почти ничего и не знал о женщинах. Во всяком случае, что касалось этих книг.

Как и большинство мужчин, он всегда предполагал, что женщины хотят того же самого, что и мужчины. Сейчас же он понял, что они жаждут нечто иное. Нечто полностью другое. Нечто большее.

Они действительно ведутся на чванливых, «тащащих-их-за-волосы-в-пещеру», «мальчик-по-соседству» типов? И что это значит? Как один мужчина может быть всеми этими парнями?

Мужчина, смотрящий из-под тяжелых век, какого бы черта это бы ни значило, превращал их в… Хантер попытался вспомнить, как последний автор выразил это. «Чашку маисовой каши».

И эти любовные сцены.

Мама мия.

Они лежат даже за пределами его фантазии. Поскольку Хантер всегда гордился собой как мужчиной с великолепным воображением, особенно в постели, он был впечатлен. Я обнаружил здесь кое-что.