Я немного опешила. Конечно, я не рассчитывала застать тетю в глубоком трауре и с флаконом нюхательной соли в руках, но что бы настолько! Все-таки родная племянница, почти единственная. Отношения в целом у нас ведь складывались неплохо, этакий вариант дружелюбного нейтралитета. А уж это возмутительное сравнение моей трагической кончины и той безобидной выходки! Хотя лагерь, и в самом деле, оказался глупой затеей — взрослые дяди-тети маскируются под хоббитов, эльфов, гномов и носятся по лесам с самодельными луками-мечами, распугивая грибников!
Но, как бы там ни было, дожидаться логического вывода, что моя смерть это результат себялюбия и желания досадить бедной тете и маме (у которой важная премьера!), я не стала, а просто вылетела в окно и обиженно зависла над проводами, перебирая воспоминания.
С отцом мама развелась еще до моего рождения. Он исчез, оставив в наследство алименты и звучное отчество. Звучное, даже слишком. На мои претензии мама отшучивалась: «Скажи спасибо, что Ариной не назвали». Потом, уже в школе, я встречалась с отцом вполне в дружеской обстановке, но особых родственных чувств мы так и не взлелеяли друг к другу.
У мамы, сколько себя помню, были гастроли, поездки, съемки. Лет до 6 она у меня ассоциировалась с ее ролью — крепостной актрисой из сериала — удивительно красивой и доброй, но абсолютно нереальной. Жила я с бабушкой и нам, честное слово, было хорошо вдвоем. Мамины нечастые приезды были радостью, но такой огромной и фантастической, что после ее отъезда я чувствовала невольное облегчение — тогда все становилось на свои места. Ее появления были искрометными эпизодами, которые постепенно стерлись в памяти, и осталось только ощущение праздника и неожиданные, сказочные подарки. Мне и Ларочке, тете, у которой я жила после смерти бабушки. Потом, когда мне было 13, мама вышла замуж за Марка, какого-то крутого голливудского сценариста, и уехала в штаты. Там у меня родился англоговорящий младший брат, которого я видела раза три-четыре. Праздники прекратились, и остались только визиты на Рождество, а подарки превратились в аккуратные и щедрые, чего уж там, денежные переводы…
Проветрив воспоминания, переложив их нафталином и спрятав в долгий ящик, я немного взбодрилась и переместилась на крышу кинотеатра по соседству с тетиным домом. Делать было нечего, но дела надо было придумать, на ближайшие девять или сколько там дней. А вдруг, мелькнула мысль, вдруг про меня совсем забудут, и я так и останусь навсегда в этой резервации? Между этим и тем миром. Кстати, это еще вопрос, насчет того мира! По крайней мере, никаких свидетельств его реальности за последние два дня я так и не обнаружила. Если не считать четвертого измерения, да и то даже отдаленно не соотносилась с христианскими канонами. Это было ближе, скорее всего, к буддизму с его аурами и потоками энергии. Так что возможно с девятью или сорока днями я погорячилась. Плохо было и то, что в концепциях буддизма я разбиралась примерно так же хорошо, как и в разведении тушканчиков.
Жизнь вне тела, при ближайшем рассмотрении, оказалась не такой уж забавной штукой. Все-таки человек существо социальное и нуждается в каком-никаком обществе. Я наконец поняла тех стонущих и воющих привидений, донимавших, если верить литературе, своих живых соседей. Им просто хотелось убедиться в том, что они еще есть. А в моем невидимо-неслышимом состоянии даже эта малость была недоступна.
Но сдаваться я не собиралась и всеми способами искала плюсы в своем новом положении. Как советовал незабвенный Карнеги, если судьба преподнесла тебе лимон — приготовь из него лимонад. Правда, лимонад получился жидковатый. Где-то за неделю мне до тошноты надоели кино, музеи, театры, концерты, выставки и просто квартиры незнакомых людей. Может я и получала бы от моих экскурсий больше удовольствия, если бы не думала постоянно о том, что это занятие на всю оставшуюся жизнь и что год за годом, столетие за столетием я, как вечный Жид, буду скитаться по миру в одиночестве.
Можно, правда, было отправиться куда-нибудь путешествовать. Посетить, например, Эверест, или изучить глубины Атлантики, а может даже и космоса. Но море и Эверест я решила отложить на потом, раз у меня в запасе вечность. А в космос страшно — вдруг не справлюсь с ориентацией по звездам и элементарно заблужусь.
И вместо поиска новых галактик я завернула в оказавшуюся по пути университетскую библиотеку, чтобы разобраться с феноменом моего посмертного существования. Но задача эта оказалась не из легких. Не так уж и комфортно, скажу больше, практически невозможно читать книги, просачиваясь сквозь обложку, приходилось искать в читальном зале посетителей с подходящей литературой, а эзотерика мало кого интересовала.
Но, вот однажды, я наткнулась на забытый кем-то на столе журнал, открытый на статье о механизме переселения душ. Статья была так себе — салат из восточной философии под мистическим соусом, но два абзаца привлекли мое внимание.
Обычно, писал автор, после гибели телесной оболочки душа, освободившись от своего «я», незамедлительно становится частью всеобщего вселенского разума. От которого впоследствии снова отделяется и возрождается уже в новом качестве. Но бывают и аномалии… — Дальше описывалась до боли знакомая ситуация: душа, вместо того, что бы отправиться куда положено, сохраняет свое «я» и застревает в этом мире, оставаясь не удел: тела нет, но и в Мировой Разум «неотформатированой» душе влиться уже не удастся.
Возможен и обратный вариант. Иногда (особенно в случае стресса) дух может покинуть живую оболочку и спокойно впасть в нирвану, а тело, исчерпав запасы внутренней энергии, тоже гибнет, если конечно какая-нибудь другая душа не заполнит его опустевшую ауру.
Из всей этой абракадабры я поняла только то, что у меня все-таки есть шанс выбраться из этой переделки и что я ничего не потеряю, если попытаюсь найти себе новое тело. Оживу, а в следующий раз умру, как положено. Хорошо бы конечно найти молодое и желательно женское тело, но по большому счету я была согласна на любое, только живое.
Три последующих дня я только и делала, что искала «пустые» ауры. Знать бы еще как они выглядят! Но, наконец, я нашла нечто, что, возможно, могло считаться таковой. К тому же я почувствовала слабое, но ощутимое притяжение, хотя об этом в заметке не говорилось. Видимо, осиротевшая оболочка сама притягивала к себе любую душу, оказавшуюся в доступном радиусе. Заинтригованная, я хотела подлететь поближе, но не смогла из-за неожиданно мощного сопротивления. А потом вообще произошло нечто странное — сильная вспышка отбросила меня в сторону. Я повторила попытку, с тем же успехом. Что-то было не так, и я никак не могла с этим справиться. Вдобавок выяснилось, что аура вообще-то на месте, только какая-то потухшая.
Когда я вынырнула в реальный мир, то чуть не засмеялась, не смотря на все мое разочарование — моим первым уловом оказался попугай-какаду, лежащий на руках рыдающей девчушки лет 8 от роду. Пернатый экспериментатор попытался пролететь сквозь оконное стекло. Рационально объяснить дальнейшее не берусь, разве что бедняга не вынес очередного удара еще и на энергетическом уровне, но, как бы там ни было, птица внезапно решила очнуться к несказанной радости хозяйки.
Утешив себя тем, что отрицательный результат — тоже результат, я продолжила свои эксперименты. Только на будущее надо быть осторожнее и смотреть куда лечу. А то прочирикать на жердочке 15 попугаячьих лет, это тоже не подарок.
В очередной раз я почувствовал притяжение, ох, как не скоро. Это ощущение нельзя было ни с чем спутать. Я так обрадовалась, что, забыв о благих намерениях осторожнее подходить к выбору места будущего обитания, сломя голову устремилась к источнику тяготения. Спохватившись, попыталась притормозить, но было поздно. Перед глазами с бешеной скоростью поплыли разноцветные пятна, звуки смешались в непонятный гул. Я начала терять сознание, и одновременно почувствовала, что немеют руки и болит голова. Потом удар, меня подбросило вверх, и я снова я и, очевидно, вне тела.