— Сегодня удивительно теплый вечер.

— Может быть, хочешь поехать куда-нибудь?

— Да нет, пожалуй, лучше просто побудем вдвоем. Посидим, поговорим. Что ты на это скажешь?

Он сел в свое любимое потертое кожаное кресло:

— Ну что ж, изволь — поговорим, так поговорим.

Я подошла к столу и, взяв в руки изящную чашку тонкого старинного фарфора, задумчиво произнесла:

— Как ты думаешь, сколько лет этому сервизу? Сто? Двести? Может быть, он принадлежал твоим предкам? Или из него пили чай древние короли?

— Честно говоря, — он закурил сигарету, — честно говоря, этими чашками пользуешься только ты. И я даже не представляю себе, кому бы еще они могли принадлежать. Для меня их история прочно связана с твоими появлениями. Впрочем, так же, как и история этого струящегося серо-синего платья, в котором ты приходишь ко мне, как нимфа сумерек и теней.

Улыбнувшись, я вышла на балкон и слегка потянулась:

— Значит, тебе нравятся и чашки, и платье, и я сама…

С балкона открывался завораживающий вид на город. Я перегнулась через перила и посмотрела вниз. По изогнутому переулку спешили куда-то лакированные автомобили, смеющиеся дети бежали с прогулки домой, успевая на ходу кидать друг в друга опавшие листья. На соседнем балконе два угрюмых старика играли в шахматы[1]. Казалось, что вечер немного замер и притаился чего-то дожидаясь.

Почувствовав легкое дуновение подступающей ночной прохлады, я вернулась к столу:

— Знаешь, мне нравится, что ты живешь именно в такой квартире.

— Какой «такой»?

— В просторной многокомнатной квартире, с громоздкой старинной мебелью, которая так тебе подходит. В квартире с огромным балконом, на котором стоят хрупкие плетеные кресла и маленький столик, за которым так приятно бывает пить кофе. Мне нравится и этот гобеленовый сфинкс, припорошенный пылью времен, и эти давно остановившиеся настенные часы[2] в гостиной. Ты сидишь в своем странном кресле, а я рассматриваю тебя и понимаю, что и ты и твой дом — это для меня целый мир, полный тайн и загадок. Книги в тяжелых переплетах, беспорядочно расставленные на полках, твой портсигар, забытый на льняной скатерти… Эти вещи как бы хранят в себе часть тебя. И если иногда, когда ветер бывает слишком быстр, чтобы прогнать мою тревогу, я прихожу и не застаю тебя дома, то, глядя на эти предметы, или невзначай касаясь их руками, я почти реально чувствую твое присутствие. Ты растворен в этом воздухе, скрепленном настоем из остановившихся секунд. Мне так спокойно и надежно здесь, как будто нет нигде в мире лучшей защиты, чем стены этого дома.

Вместо ответа он встал и подошел к книжной полке, из которой выглядывала, заложенная веткой рябины, синяя[3] книга.

— Я сегодня прочитал одну любопытную притчу. Думаю, она может тебя заинтересовать. Послушай.

Он облокотился на книжный шкаф и стал читать, изредка прерываясь, чтобы следить за моей реакцией.

Как-то раз один большой город посетил известный мудрец. Жители очень обрадовались этому и обратились к нему с просьбой:

— О, великий учитель, наш город сказочно богат, у нас умный и справедливый правитель, но мы живем в постоянном страхе. Помоги нам уничтожить этот страх и узнать, что такое мир, благоденствие и защищенность.

— С удовольствием! — воскликнул мудрец и в тот же день приступил к работе.

Он прожил в городе несколько лет. За это время он научил его жителей бороться со многими болезнями, показал им, как возводить прочные крепостные стены, рассказал, как увеличить и сохранить урожай. Благодаря его стараниям горожанам перестали докучать и жестокие кочевники, совершающие набеги с севера, и дожди с сильными ветрами, приходящие с юга, люди стали меньше болеть и реже умирать. Но каждую ночь они как и прежде продолжали ощущать непонятный, все нарастающий страх. И однажды они вновь пришли к мудрецу и сказали:

— Ты сделал очень много: ты дал нам мир без войн, благоденствие, полные закрома зерна и защищенность от многих болезней. Но мы по-прежнему живем в непонятном страхе.

Мудрец тяжело вздохнул и ушел из города. А через некоторое время на горизонте появился странствующий буддийский монах, слава о котором давно гремела в тех краях. Люди обрадовались и решили, что он-то точно принесет им долгожданное избавление.

Монах выслушал все с большим вниманием и, поразмыслив, сказал:

— Потеряв страх, можно обрести твердость металла, обретя твердость металла, можно сдвинуть горы, сдвинув горы, можно поспорить с Богом, а… поспорив с Богом… можно все потерять.

— Но нам надоел этот страх, — сказали люди.

И тогда монах согласился остаться. С тех пор он стал жить в городе, и, казалось, ничего не делал. Но это была только видимость — на самом деле он учил мудрости младшего брата правителя и каждый день рассказывал ему, как захватить власть.

И вот однажды этот молодой вельможа изгнал из города прежнего государя и сел на трон, а старого монаха назначил своим главным советником. Новый правитель оказался жестоким и жадным — он увеличивал налоги и вводил разнообразные подати, приумножая свое богатство, не заботился об обороне и закрывал глаза на то, что кочевники вновь стали совершать набеги. В народе начали процветать разнообразные болезни и разбой.

Люди недоумевали — они так верили мудрому монаху, а он их обманул. Однако поговорить с ним и что-либо ему объяснить они не могли, так как мудрец все свое время проводил во дворце и давал советы новому повелителю.

Но как-то раз монах сам пришел к людям и сказал:

— Кто хочет увидеть, что значит жить в мире, благоденствии и защищенности, не ведая при этом страха, может пойти со мной.

С этими словами он вышел за городские ворота, а вереница из сотен людей последовала за ним. Через некоторое время дорога привела их к высоким укрепленным стенам соседнего города, правителем которого оказался их бывший изгнанный государь. Убежав от власти своего вероломного брата, он нашел здесь приют и стал править так, как научил его когда-то заезжий мудрец. За несколько лет город стал процветать.

Монах водил людей по улицам, и они видели, как хорошо живется их соседям. Спустя некоторое время они обратились к монаху со словами:

— Вот, где люди живут в мире, благоденствии и защищенности! Мы пробыли здесь совсем недолго, но в этих стенах мы не ведаем страха! Значит, можно было так жить и при нашем правителе! Они рассердились и готовы были проклинать небеса. А монах молча покинул город и ушел по пыльной дороге, ведущей за горизонт.

— Что скажешь? — он поставил книгу на прежнее место.

— Глупая притча, — сказала я, не скрывая свое недовольство. — В чем ее мораль? В том, что гадкий монах испортил им жизнь?

Он рассмеялся:

— Не сердись. Она глупа только на первый взгляд. Да и к тому же у притчи не может быть морали — в ней нужно искать смысл.

— И какой же в ней смысл? «Что имеем, не храним…»? И какое, собственно, отношение это имеет ко мне?

Он снова сел и закурил сигарету:

— Первый мудрец был мудр всего лишь отчасти, как, впрочем, и второй. Они оба сделали только полдела. Так что, по сути, это рассказ о глупости двух направлений мышления. Первый умник сделал все для процветания города, и в итоге добился того, что, приумножив свои богатства, люди стали еще больше бояться их потерять. Второй решил объяснить им, что не испытывать страх можно только тогда, когда ничего не имеешь. Это видно из того отрывка, в котором у людей появляется чувство надежной защищенности только в чужом городе, в котором им ничего не принадлежит…