– И что стряслось? – спросила она, шурша по кухне карминным халатом из натурального шелка. – Кофе будешь?

– Буду! – Я утонула в диване.

Передо мной появились чашечка костяного фарфора и блюдце с каплеобразным пирожным.

– Оля! Я влюбилась! Я умираю! Я жить без него не могу! – заявила я и стала нервно размешивать сахар.

– А… – Она вставила сигарету в декадансовский мундштук и, закурив, выпустила кольцо дыма. – Мне кажется, что я уже это от тебя слышала… Дай-ка подумаю, сколько раз…

– Не надо думать! – Я схватилась за голову, как актриса древнегреческого театра. – Такой! Понимаешь, такой роман у меня впервые!!!

– Да что ты? – Поскольку удивить ее было практически невозможно, она посмотрела на меня с легким сочувствием. – И где же ты с ним познакомилась?

Я замялась, понимая, что в этот раз мне впервые придется рассказывать ей усеченную правду.

– Познакомилась… На банкете познакомилась. Я там фламенко танцевала с нашей группой. Ну а он за столом сидел. Потом подошел и… Ну и сказал, что поражен вроде как моей красотой.

– А лет ему сколько?

– Он меня на девятнадцать старше.

Она закатила глаза и стряхнула пепел в ониксовый лист винограда:

– Ты на эти грабельки-то у нас в который раз наступаешь? А?

– Ну, это так случайно получилось, – стала оправдываться я. – Это рок, наверное, такой.

– Так. Ну и чем занимается твой герой?

Я стала лихорадочно придумывать хоть что-то подходящее:

– Он… Он партийный лидер.

– Что?! – Кажется, в этот раз мне действительно удалось ее ошарашить. – И что, он партию какую-то возглавляет?

– Да. Возглавляет. Много лет.

Залпом выпив кофе, я принялась за пахнущее корицей пирожное, а Ольга, наконец-то всерьез заинтересовавшись моим нестандартным избранником, продолжила меня интервьюировать:

– И как его зовут?

– Иосиф.

– Что это за имя такое?

– Он грузин.

Она отложила мундштук в сторону:

– А я раньше и не знала, что тебе кавказские мужчины нравятся.

– Я тоже не знала, пока с ним не встретилась, – развела я руками.

– Так… – Она закурила следующую сигарету и сварила нам еще по порции кофе. – Женат, да? Как обычно? Снова за старое?

– Нет, не женат, – обрадовалась я, что наконец-то могу сказать правду. – Первая жена у него умерла, а вторая застрелилась.

– Потрясающе! Потрясающе! – она постучала алым наманикюренным ногтем по виску. – А живет-то он где, надеюсь, не в Грузии?

– Нет, он в Москве уже очень давно. У него квартира в самом в центре, ну центрее просто некуда. А в районе Поклонной горы – дом… Ну, типа коттеджа…

– На Рублевке, что ли?

– Нет, там… Кажется, на Можайке… Короче, не знаю я, как объяснить. Я сама туда не езжу. Меня шофер отвозит.

– Значит, миллионер?

– Ой, нет… Денег у него нет. У него все мысли только о партии… Не ворует… И характер тоталитарный.

Она снова зажгла сигарету:

– Ну, про внешность я тебя уж даже не спрашиваю. Зная тебя, мне и на фотографию смотреть не надо, чтобы понять, как он может выглядеть.

Я выпила еще кофе и завыла:

– Ой, как же мне плохо. Как мне плохо… Это не роман… Это пытка какая-то…

– И ты удивлена? – Она посмотрела на меня своими огромными глазами. – Это же надо было такое вытворить!!! Влюбиться в годящегося тебе в отцы тоталитарного партийного грузина, который одну жену уморил, а другую довел до суицида. Да еще при этом у него и денег нет! Ты, я тебе скажу, подруга, снова кое во что вляпалась!

– Ага, – засмеялась я, поняв, какой портрет она выписала с моих слов. – Только в этот раз я вляпалась в партию!

– А в какую, интересно знать? В оппозиционную?

– Нет! Ты не поверишь, но скажу тебе честно – в коммунистическую!..

После этого я еще минут сорок стонала. Потом, успокоившись, рассказала ей про Глеба и Машу. Затем вдруг снова начала жаловаться. И осознав, что более не в силах находиться в 2010 году, стала собираться, клятвенно пообещав Ольге, что не буду делать попыток выйти замуж, ни за что не переселюсь в коттедж и никогда в жизни не вступлю в компартию.

Приехав домой, я быстренько развесила наряды, переоделась в свое полосатое платье, чтобы создать иллюзию, что я отсутствовала не больше минуты, и позвонила Натанычу:

– Привет. Слушай, мне надо туда. Срочно. Я сейчас поднимусь, ладно?

– Нет, нет, нет… Только не сейчас… – Он был весь на взводе и почему-то говорил шепотом. – Я очень занят. Я работаю! Мне нужен комп. Я сейчас посижу некоторое время, а потом… Потом… Короче говоря, давай я утром тебя туда отправлю. Ты там, в 1937-м, в котором часу должна быть?

– В восемь часов тридцать одну минуту. А какое это имеет значение?

– Отлично! – Он начал слегка заикаться, из чего можно было сделать вывод, что он сильно врет. – Тогда и приходи к полдевятому. Так у тебя не будет переутомления от сдвига часовых поясов.

– Каких поясов, Натаныч! Что ты мелешь? – возмутилась я. – Закинь меня туда да и пиши свои итерационные программы. Ты что, хочешь, чтобы я здесь в ванне утопилась от неразделенной любви?

– Все! Все! Не отвлекай меня. Встретимся утром. А пока посиди, почитай что-нибудь. Про лагеря книжка есть очень поучительная, известного писателя…

– Иди ты знаешь куда вместе с писателем этим! – я бросила трубку и повалилась на кровать.

Мне казалось, что еще чуть-чуть – и меня хватит удар. Это ведь какой же кошмар-то! Если закрыть глаза на временную непараллельность наших свиданий, то мы знакомы всего-то несколько дней. А как далеко все зашло!

Я побрела на кухню, с силой запихнула в себя яичницу с бутербродом, потом вернулась в комнату, написала всем заказчикам, что улетела в отпуск, и потратила остаток дня на просмотр скачанного из сети документального многосерийного фильма о Второй мировой войне. В десять вечера, вдоволь налюбовавшись Сталиным в интерьерах ставки Верховного главнокомандования, я выпила рюмку валерьянки и легла спать.

Утром я ожесточенно давила на звонок Натанычевой квартиры.

– Заходи, – тихо сказал он, появившись на пороге в каком-то допотопном костюме семидесятых годов. – Все твои измерения в норме. Сейчас заполню координатную сетку и отправлю тебя.

Я прошла в комнату, села на ковер и посмотрела на Натаныча. Выглядел он, прямо сказать, неважно.

– А что с тобой случилось-то? – спросила я, подтягивая к себе за провода электроды. – Ты, может, переутомился? Ты вообще, зачем по ночам все время работаешь? Ляг хоть, поспи немного.

Он закивал головой и, ссутулившись, стал вводить в компьютер координаты.

– Да, да… Посплю… Да, да… – бормотал он и быстро шлепал по кнопкам. – Надо, надо мне сделать перерыв… Ну вот. Готова? Тебя туда до вечера?

Я кивнула. И сообщив мне, что время возврата – 18.30, Натаныч отправил меня на дачу.

Как и было запрограммировано, я появилась не в большой комнате, где мы расстались перед завтраком, а возле окна в спальне. За ту минуту, которую я отсутствовала в 1937 году, Сталин успел дойти до места моей телепортации, и теперь я оказалась на ковре прямо возле него.

Посмотрев на меня не дольше секунды, он в ярости схватил меня за плечи и, поставив на ноги, сильно сжал:

– Я же сказал, чтобы ты пришла сразу!!! Сколько времени тебя здесь не было?!

Мне показалось, что еще немного – и я начну дымиться под его взглядом. Может, наврать ему, что я отсутствовала час?… Или два?… Или уже не нарываться и выступить с чистосердечным признанием? Я еще раз посмотрела ему в глаза и поняла, что он испытывает острое желание мне двинуть.

– Сутки, – на свой страх и риск шепнула я и попыталась выдернуться.

Но он не отпускал меня:

– Тебя сутки не было?! А где ты была эти сутки?! Где?!

– По магазинам ходила, – продолжала я лепетать вполголоса.

– Так! Пойдем! – Он выволок меня за руку из спальни и швырнул на стоявший посреди комнаты стул. – Сиди здесь! И отвечай мне на все вопросы, которые я задавать буду!